Внутри довольно-таки просторной комнаты (одной из трёх в доме) собралось девять человек. Андроник в пурпурном плаще и кольчуге сидел за столом, разглядывая одну из карт северных провинций Партафы. Менгли-Дубрей, в партафском халате, покрашенном в десяток ярких цветов, и тюбетейке, стоял позади Андроника.
Этот партафец, в отличие от большинства его соотечественников, держал своё слово: он стал слугой дрункария. Но Андроник не был бы аркадцем, не лиши он Менгли-Дубрея оружия. Верь в Аркара — да только сам не плошай...
Опёршись о стену, Валент поигрывал ножом: командир лучников находил скучным военные советы. В самом центре комнаты сидел Констант, никогда не расстававшийся с мечом легионера.
Возле него был и Лициний, буравивший взглядом потолок — так, на всякий случай. Иоанн, Никифор и Михаил спорили о чём-то в сторонке. Иовиан, начавший отращивать усы на манер южных мидратов — длинные, до самой груди, и тонкие как тараканьи, готовился выполнить первый же приказ Андроника. Ему не было никакого дела до решений, которые будут приняты на этом совете: воин должен выполнять приказы своего командира, и больше ничьи.
— По-моему, уже давно пора начинать, — пробурчал Лициний.
— Пора так пора, — Андроник встал из-за стола, окинув взглядом собравшихся. — Надеюсь, все знают, зачем здесь собрались?
— А то как же: решить, что делать дальше будем, — разом сказали Иоанн и Никифор.
— Вот и прекрасно. Сейчас перед нами стоит выбор: или оставаться в Ефратисии, или уходить отсюда. Первое опасно тем, что партафцы могут взять нас в осаду, и мы не сможем использовать клибанариев. Это если не считать того, что еды осталось на две недели. Второе опасно не менее, если не более — нас могут просто перебить в открытом поле, — Андроник незаметно для себя стал оратором.
"Интересно, что будет после, скажем, двух лет жизни при дворе? Стану писателем или оратором в Собрании? Ах да, Собрание отменили при Дуке Ватаце... Ну что ж, тогда поеду В Ксариат — там ораторы нужнее, чем воины".
— Давайте рассмотрим все "за и против". Партафцы не смогут взять нас нахрапом, — Валент всегда излагал свои мысли чётко и ясно: того требовали федераты-наёмники, не блиставшие стратегическим гением, — пока мы в городе. А ночных атак ещё никто не отменял. Вот выйдем на конях ночью, ударим по горцам, слово, так сказать, за слово, и обоз ихний уже у нас.
— Во-первых, не ихний, а их, — у Михаила выработалась привычка на ходу поправлять легионеров и вообще всех, кто говорил неправильно. — А во-вторых, если не придут эти партафцы с обозом, что мы будем есть? Я, конечно, понимаю, что можно последовать примеру Ахея Ксариатского: во время осады грызть черепицу и солому с крыш. Не знаю как другие, но я предпочитаю буханку хлеба и кусок мяса. В-третьих, — ещё Михаил любил выражать свои мысли, приставив к ним порядковый номер. Он это называл солдатской чёткостью, — у нас ещё остались клибанарии. Мой отряд вовсю рвётся погоняться за партафцами. Можно даже по холмам или Пригорью.
— Я поддерживаю Михаила, — Иоанн высказал своё мнение.
— Как и я, иллюстрий, — командира Второй турмы поддержал и Никифор.
— Замечательно. Что скажешь, Констант?
— Стены — они и в Кемете стены, иллюстрий, — свойственная лишь одним легионерам ясность и чёткость. Выходцы из диоцеза Лаконика называли это ещё и лаконичностью. Жаль, что этот диоцез сейчас захвачен гномами. Не помогла его жителям лаконичность.
— Лициний?
— Поддерживаю, иллюстрий!
— Иовиан?
— Вот все тут говорят, сидеть или уходить, — Иовиан прочистил горло. — А, по-моему, надо, наоборот, идти дальше. Сейчас в Центральной Партафе творится Онтар знает что. То есть, конечно, Аркар знает что, — Иовиан машинально огляделся. В империи, особенно в столице, не приветствовалось упоминание других богов. Разве только во время обвинений колдунов и ведьм — это всегда пожалуйста.
— Не бойся, тут священников нет, — Андроник улыбнулся.
— Это я, иллюстрий, по привычке, — хотя по тому, как облегчённо вздохнул айсар, и не скажешь, что он доверял остальным. — Так вот! Идти сейчас надо на столицу их, Ипартанур...
— Ипартафар, — поправил Михаил.
— Ипартафар, Ипартанур... Город — он город и есть, как ни назовёшь! Вот сейчас надо туда идти, а если повезёт, соединиться с нашими. Может, Центральная армия сейчас на подходе. Кто-нибудь здесь понимает, что мы покроем себя неувядаемой славой. Аркадцы, взявшие Ипартафар и вернувшие его империи! Я бы даже с пятью тысячами пошёл.
— Это ты скажи душам тех воинов, чьи тела мы сожгли за эти дни, — трупы погибших воинов аркадцы, если не было другого выхода, сжигали. Попробуй предать земле двадцать тысяч тел!
— Господин, воин Иовиан прав, — все разом уставились на Менгли-Дубрея, впервые заговорившего на этом совете. Права голоса он на нём не имел. Но об это решили "забыть". — В то время, когда узурпатор сидит на троне моей страны, а султан в руках у аркадцев, я бы ударил. У Хазрея осталась едва ли десятая часть тех армий, что были у султан-наме Аббаса! Тайсары и тарны вряд ли будут поддерживать Партафу. Менгли-Хазрея как узурпатора-победителя они бы ещё поддержали, но как практически проигравшего войну — никогда. Даже с теми силами, что у нас ещё остались, мы можем победить.
— Правильно борода говорит! — Иовиан по-дружески хлопнул Менгли-Дубрея по плечу. Партафец осел, еле выдержав удар силача-айсара.
— В общем-то, мы можем попробовать. Должен же кто-то отомстить партафцам за все поражения прошлых лет? — Лициний радостно потирал руки.
— Я за, иллюстрий, — это уже Констант.
— Славная будет битва, иллюстрий, — поддержал Иоанн. — Без единого шанса остаться в живых. Мне такие по нраву.
— Можно попробовать, — Валент почесал в затылке.
— Это чистейшее самоубийство! — все уставились на Михаила. — Только полубоги могли бы пойти на это. Но чем мы хуже? — аркадец улыбнулся.
— Тогда решено! Завтра же выступаем на Ипартафар!
Едва солнце показалось из-за гор, войско Андроника выстроилось на виду у всего города. Ласкарий предложил всем горожанам, кто захочет с оружием в руках сражаться против Менгли-Хазрея или за свою свободу — тот будет принят в войско. Набралось человек пятьсот. Их сборы оказались недолгими: в большинстве своём это были молодые люди, для которых не нашлось работы в Ефратисии, или бездетные вдовцы, брали с собой котомки с едой и немногочисленными вещами.
Всем им раздали оружие и кольчуги-лорики — благо после битвы осталось достаточно оружия и снаряжения. Также взяли с собой провианта на неделю, остальное оставили горожанам. Андроник решил с первого же дня завоёвывать авторитет для новой власти. То есть старой — прошло всего два века со времён расцвета Партафы, а флаги с аркадскими крестами снова гордо реяли над городом. В Ефратисии оставили когорту легионеров. Такой гарнизон вполне мог продержаться несколько дней. Если, конечно, противник не двинет сюда многотысячное войско.
И вот в полдень аркадцы, партафцы и айсары начали свой марш. Сотни и тысячи ног топтали пока ещё недавно выпавший снег.
На самом деле Андроник был рад, что все командиры решили начать марш. Он бы всё равно отдал приказ уходить из города, не в этот день, так в следующий. Ласкарий понимал, что без продовольствия они бы не продержались. А бросать Ефратисий — это разом потерять окрестные земли. Не зря же войско целый день штурмовало его деревянные стены? Потеряв столько храбрых воинов. Ведь храбрецы умирают первыми. Дольше всех живут далеко не храбрые люди...
— Господин, я хотел сказать, что Вы поступили совершенно правильно, поведя войско на Ипартафар...
— Скажи, Менгли-Дубрей, почему ты называешь меня господином? Командир никогда не может стать подчинённым, как мне кажется.
— Видите ли, Андроник-яме, — Менгли-Дубрей глубоко вздохнул, подбирая нужные слова. — Я дал слово. А слово партафца должно быть выше его собственной жизни. Так учил меня мой отец.
— Сильно смахивает на понятия огнарских дворян. Кто был твоим отцом?
— Не бойтесь, я чистейший партафец, — Менгли-Дубрей улыбнулся.
Он ехал на своей лошади, только теперь она была без своих доспехов. Как и её хозяин.
— Просто мой отец побывал в плену у огнарского Владетеля. Он называл его Аскер-яме и постоянно сравнивал его с партафскими наместниками.
— Думаю, что не в пользу последних?
— Господин весьма проницателен, — Менгли-Дубрей вздохнул. — Теперь, чтобы получить звание командира в армии, достаточно заплатить золотом или попросить у визиря. Я один из последних, кто получил титул аль-мухадтара по наследству. И единственный, кто выжил в битве у Шайтанова брода.
— У Гусиного брода?
— Да, ваш народ называет его именно так. Я своими глазами видел, как Андроник-яме разбил тайсаров, тарнов и унгуртцев. После того, как сын султана огнаров прорвал ряды тарнов, я увёл моих воинов с берега. И только теперь я понял, что поступил мудрее многих: теперь есть шанс искупить моё предательство кровью.
— Не забывай — партафской кровью, Менгли-Дубрей, партафской.
— Те, чью кровь я буду проливать, всего лишь дети шакала, не более. Я прошу: если шакал Менгли-Хазрей попадётся в руки к господину, отдайте его мне.
— Только если раньше до него не доберутся айсары или Валент, — федераты давно хотели попробовать на зуб командира той конницы, что чуть не прорвала их оборону у Гусиного брода. Для айсаров это считалось позором. А за позор у них принято было мстить. Жестоко...
— Кстати, ты бывал в Ипартафаре?
— Да, господин.
— Можешь рассказать, как он выглядит? Какова его оборона, сколько может продержаться гарнизон в осаде?
— Я был одним из аль-мухадтаров гарнизона, и вполне могу рассказать обо всём, что видел и о чём слышал.
Сам город располагается на высоком холме меж двух гор. Горы те называются рогами Шайтана, ибо они так же высоки, опасны и остры. На них есть несколько аль-тагаров. Не знаю, как это будет по-аркадски...
— Несколько фортов?
— Да, фортов. Стены их вырезаны из самих гор и потому прочны как храбрость Единого Бога! Но они находятся намного выше самого города и соединены с ним лишь узкой дорогой, по которой туда подвозят воду и еду. Городские стены выложены из кирпича и обложены гранитом, добытым в горах. Сорок башен высятся над городом, охраняя двенадцать ворот.
— Ты описываешь мне идеальную крепость, — Андроник улыбнулся. Только вот на душе было далеко не радостно...
— Потому что Ипатафар и является ею! Это жемчужина Единого Бога! Твердыня Великой Веры! Но, к сожалению, она начинает гнить изнутри благодаря узурпаторам и предателям. В самом гарнизоне до битвы у Шайтанова брода. Теперь, наверное, поменьше. Еды там можно собрать на полгода, а воды всегда вдоволь: её туда доставляют по трубе из горных источников.
— Акведук Аркара?
— Да, так его называют местные аркадцы. Они же его и ремонтируют, если возникнет подобная нужда.
— А сколько там жителей?
— Сто табрегов, господин.
— Табрег — это тысяча?
— Да, господин.
— Мне кажется, что проще было бы найти продовольствие в Ефратисии, чем идти на подобный город.
— Вода камень точит, господин, и Ваше войско вполне может его взять. Скоро узурпатора попробуют убить или убрать с Трона Владык, и можно будет воспользоваться этим. На всё воля Единого Бога! — Менгли-Дубрей приложил свою правую руку к груди, шевеля губами. Он молился, как через секунду понял Андроник.
— Придётся взять — иначе просто погибнем у стен Ипартафара.
— Мы должны, значит, мы можем, — изрёк Менгли-Дубрей.
— Это сказал ваш пророк?
— Так сказал Аль Питашар из Ксариата, — улыбнулся партафец.
— Что-то я о таком не слышал.
— Он только недавно стал известным в Унгуртской Теократии, господин.
— Аль Питашар верно сказал.
— Это просто слова, господин: Аль Питашару не надо штурмовать Ипартафар. В отличие от нас...
Так за разговорами прошёл первый день. Когда солнце уже почти зашло за горы, Андроник скомандовал разбить лагерь. Легионеры, кряхтя, скидывали себя котомки с вещами и, пользуясь лопатами, быстро поставили частокол и палатки. Колья, естественно, они несли на своих спинах целый день.
Только ночью войско смогло отдохнуть в поставленном лагере. Андроник разослал по долине несколько десятков разведчиков. Ласкарий боялся нарваться на засаду. Дорога в горы начиналась в нескольких лигах от лагеря и вела до самой столицы Партафы. Великолепная каменная дорога: пять столетий назад её построили ксариатские легионеры, покоряя горные племена. Теперь их потомкам приходилась делать то же самое, только вот шансов на победу не было. Почти...
За ночь снова нападало снегу: кони и пехотинцы с трудом прокладывали себе дорогу к горам. Хорошо, что Андроник ещё в империи приказал взять легионам второй набор одежды, только зимней.
За несколько часов частокол разобрали и войско вновь двинулось в путь. И уже к полудню оказалось в горах. Андроник сошёл с коня и набрал в ладонь снегу:
— Вот оно, сердце Блистательной Партафы! Эта минута запомнится потомкам как начало возрождения Аркадской империи! — к спешившемуся Андронику подъехал Валент.
— Надеюсь, что не как начало гибели Южной армии.
— Император закроет глаза на потери, если мы вернём эти земли. Во всяком случае, после того как я внесу в Порфировый зал полумесяц с главного партафского храма.
— Великого минарета, господин, он называется Великим минаретом.
— Да, полумесяц с Великого минарета, — Ласкарий с детства мечтал вернуть утраченные аркадские земли. Теперь его мечта начиналась сбываться.
В это мгновение Андроник походил на безумца. Глаза расширились, дыхание участилось, взор помутнел.
— Надеюсь, что так оно и будет. А теперь подайте руку, дрункарий — нечего потомкам знать, что Андроник Ласкарий валялся в снегу в эту минуту.
— И вовсе не валялся, а топтал своими стопами вражескую землю, — к смеющемуся Валенту присоединился Михаил, укутавшийся в подбитый мехом плащ.
— Дрункарий и припомнить может, — Андроник улыбнулся и вскочил на своего коня.
— Да, может ещё и заставит лазить по партафскому акведуку, — хохотнул Михаил.
— По акведуку, говоришь? — переспросил Андроник, глядя куда-то вдаль.
— Да, по акведуку. А что такое? Нас ждёт ещё более ужасное наказание?
Вообще-то Андроник хотел сказать, что будь на его месте какой-нибудь дворянин из центральной империи, Валента и Михаила ждало строгое взыскание — за пререкание с командиром. В "Кодексе Ватаца", сборнике всех законов и правил империи, был и такой пунктик. Но вместо этого Ласкарий почему-то живо представил себе старинный акведук с отколовшимися кое-где кирпичами. Шёл он сначала по отвесной скале, а потом проходил над городской стеной. Да, именно так описывали его древние писатели. Говорят, что по его верхней части могло пройти пять воинов в ряд. И в ту же секунду Андроника осенило.
— Мне кажется, Андроник Ласкарий и прикажет тебе лазить по акведуку, да ещё в компании с айсарами, — дрункарий хитро прищурился.
