— Да не, маленькая, — легкомысленно махнул ушами зверек. — Раз-два, и перелетел.
Теомир хмыкнул. Бочажины в десяток саженей шириной зверек не замечал вовсе. Следовало ожидать, что "лужа", на которую он соизволил обратить внимание, окажется немалой.
Все время, когда Ых не сердился на неуклюжих путешественников, он болтал. Он засыпал отряд массой сведений о населении Тенистого леса. Зверек рассказывал о знакомых белках, барсуках, каких-то заглотах и бурках и чуть ли не о лягушках. Из перечисленных обитателей Теомир запомнил только серого Волчка, молочного поросенка Хрюшу, белку Ехиду со светящимся хвостом, искристого дикого кота Альку да еще почему-то непонятного зверя льва Делирика с волосатой гривой. Вскоре он почувствовал, что монотонный щебет Ыха убаюкивает его прямо на ходу. Пару раз клюнув носом, он решительно тряхнул головой, на ходу зачерпнул ладошкой холодной воды из лужицы и плеснул в лицо. Немного полегчало, и Теомир закрутил головой по сторонам, осматривая постепенно менявшуюся местность.
Отдельные озерца потихоньку расползались по сторонам, сливаясь в пока еще мелкие протоки, чахлые болотные деревья исчезали, уступая место осоке и камышу. Меньше стало ям с липкой грязью и полужидким затягивающим дном, исчез мох, сменившись какой-то низкорослой травкой. Кочки стали выше, в глубоких щелях между ними хлюпала вода. Жугличский конек то и дело оскальзывался и оступался, поднимая тучи брызг.
— А вот и лужа! — весело сообщил им Злобный Ых, внезапно спорхнув вниз и опять прицепившись Ольге на кафтан. — А вы через нее поплывете, да? Я еще ни разу не видел, чтобы двуногие через лужи плавали, Волчка видел, Хрюшу видел, а двуногих — нет. Покажите, покажите! — Он снова взлетел в воздух и принялся возбужденно носиться в воздухе, делая петли и кувырки. — Ой, как интересно!
— Ничего себе лужа! — потрясено пробормотал Телевар. — Действительно, курица — и та перейдет, крыльев не замочит!
Перед путниками расстилалась чистая водная гладь, лишь у берега заросшая густым камышом. Легкий ветерок поднимал на воде рябь, утреннее солнце отражалось в ней как в кривом зеркале, то растягиваясь в длинную дорожку, то снова сжимаясь в точку. Теомир углядел, как то тут, то там плещется довольно крупная рыба. Другой берег виднелся где-то вдали, затянутый густым туманом. Ольга поежилась, и Теомир ощутил, что сквозь влажную одежду его пробирает озноб.
— Здешними местами я точно не хаживал, — пробормотал Тилос. — Озеро я бы запомнил. Полверсты в ширину на глаз. Ну что, други, как форсировать?
— Если ты имеешь в виду, как переправляться, — хмуро сказал Хлаш, — то имей в виду, что вплавь мне его точно не осилить. Другим, думаю, тоже мало не покажется. Плот нужен, или в обход идти.
— В обход — еще день-два потерять, — проворчал Заграт. — А у меня ноги отваливаются. Жрать нечего, холодно, да и вообще — пора хороший привал сделать, а на той стороне — добрый лес. И молочный поросенок. Я за плот.
— Интересно, из чего вы его делать собрались? — осведомился Телевар. — Плавника вы еще, может, и насобираете, а чем вязать вздумали? Ведь какую же махину делать придется — шесть человек да конь!
— Эй, вы еще долго на мете топтаться будете? — окликнул их сверху летучий зверек. — А то мне уже надоело с вами плестись. Давайте, плывите, или я полетел.
— Ых, миленький, — взмолилась Ольга. — Не бросай нас, ладно? Мы не можем тут плыть, далеко слишком. Но мы чего-нибудь придумаем, честное слово!
— Не можете плыть? — разочарованно переспросил зверек. — А я-то думал... Летать вы не умеете, плавать — тоже, ходите и то с трудом. Сидели бы дома, раз такие неумелые. Тогда я полетел бабочек ловить, а вы думайте. Не бойтесь, — покровительственно добавил он. — Я только немного их съем — и сразу назад.
Маленький, но очень злобный Ых сделал петлю и стремительно полетел через озеро.
— Вот пострел! — неодобрительно пробормотал Телевар, покачивая головой. — Сразу назад он, видите ли! Завел и бросил, упырь говорящий! Небось, дождется, пока мы ноги протянем, а потом попирует как следует...
— Он не упырь, — покачал головой Тилос. — Он питается насекомыми, на что не один кровосос не способен. Да и не водятся в наших краях кровососы, они только далеко на юге встречаются. Но я раньше ни о чем подобном не слышал. Говорящая летучая мышь, ну надо же! Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел.
— Волшба, — не слишком уверенно сказал Теомир. — Колдовство какое-то...
— Безусловно, — согласился Тилос, задумчиво глядя на него. — Естественным путем летучая мышь не может приобрести разум — слишком маленький мозг. Да и говорить — с его-то глоткой и пастью... Конструктор, видимо, решил развлечься в свое время. Но из болота он нас вывел, и ты, почтенный Телевар, неправ. Ребята, вы вышли живыми из осажденного города, ушли от погони, не утонули в реке и болотах, а теперь застряли перед каким-то крохотным озерцом? Смех, да и только! Думайте. Наверняка есть выход.
— Сам-то ты что, думать не собираешься? — сварливо заметил Заграт. — Мы, значит, вкалывай, мозгами шевели или плот там собирай, а ты лежать и поплевывать собрался? Силён!
— Во-первых, — спокойно объяснил Тилос, — есть определенные сомнения, что от меня будет толк. Во-вторых, раз вы сопровождаете меня в Талазену, то автоматически вступает в силу предложение о вашем найме как телохранителей и проводников. Так что я тут главный, и кому, как не мне, лежать и поплевывать?
— Ни хрена я с тобой не договаривался! — возмутился Заграт. — Вон та орясина чешуйчатая, может, и договаривалась, а я — нет. И вообще, ты нас ведешь, а не мы тебя...
— Четверть серебряной монеты в день, — подмигнул ему Тилос. — Каждому.
Возмущенно открывший рот Заграт так и остался сидеть неподвижно. Ольга прыснула и рассмеялась. Телевар с удивлением поглядел на Тилоса.
— Ты предлагаешь втрое против обычной цены, — удивленно сказал он. — Причем за то, что нам и так пришлось бы делать. Я тебя не понимаю, посланник.
— Считайте, что я неожиданно получил наследство и транжирю деньги, — озорно глянул на него Тилос. — Ну так что, согласны?
Воцарилось молчание, которое первым нарушил Хлаш.
— Не знаю, как другие, а я согласен, — усмехнулся он. — Все равно другого выхода нет. С какого, говоришь, момента идет плата?
— С позавчерашнего дня, — пояснил Тилос. — Как от Хамира отправились, так и идет. Ну, бездельники, чего встали? Думайте, как через озеро перебраться!
Он демонстративно выбрал местечко посуше и улегся навзничь, прикрыв глаза, однако Теомир заметил, что его рот кривится в с трудом сдерживаемой улыбке.
— Вот ничего себе! — ошеломленно сказал Телевар. — Глазом моргнуть не успели, как уже захомутали. Далеко пойдешь, парень!
— Недаром же я посланник, — согласился Тилос, не открывая глаз. — А теперь я скажу вам большое спасибо, если вы оставите меня в покое хотя бы на полчаса. Мне пого... подумать надо.
— Раскомандовался... хозяин, — хмыкнул Заграт. — Гром, чего расселся? Топай на охоту, авось и нам чего принесешь. Только головастиков не надо, меня от них тошнит.
Гром громко фыркнул, выразительно оглядел чахлый заболоченный лесок, где не могла бы укрыться и белка, отошел к Тилосу и улегся рядом с ним. Заграт только что-то невнятно пробурчал под нос.
Спустя примерно час удалось соорудить подобие плота. Раньше Теомиру приходилось плавать на чем-то похожем в верхнем течении Ручейницы, но там по берегам в изобилии рос лес, так что материала хватало. Да и мастеров с инструментами — тоже. Здесь же пришлось обшарить берег на расстоянии в полверсты в обе стороны, чтобы набрать тяжелого от воды кривого полусгнившего дерева. На обвязку пожертвовали верхнюю одежду. Всадники раскромсали ножами свои кафтаны на узкие полосы, оставшись лишь в тонких рубахах, еще не просохших после предыдущих приключений, и Теомир с Ольгой сразу задрожали от холода.
Клацая зубами на пронизывающем ветерке и обхватив себя для тепла руками, Теомир ругал себя за изнеженность последними словами. Оставшийся в одних штанах Хлаш ловко ворочал бревна, связывая их импровизированными веревками. По его гладкому бесстрастному лицу совершенно не чувствовалось, холодно ему или нет. Тилос отказался пожертвовать хотя бы кусочком из своего одеяния странного фасона. Только сейчас Теомир обратил внимание, что на его плотной облегающей рубахе коричневого оттенка нет пуговиц и вообще никаких вертикальных разрезов, если не считать двух странных прорезей с липкими краями, в которых посланник держал мелкие вещи. Даже ворот рубахи казался слишком узким, чтобы снимать ее через голову. Теомир не стал ломать голову над загадкой. Не родился же посланник в ней, в самом деле. Значит, как-то снимается...
— Извини, Заграт, но моя одежка стоит больше, чем все вы, вместе взятые, — ухмыльнулся посланник в ответ на прямую просьбу шамана. — На рынках Талазены за нее дали бы десятерых невольников вроде тебя. Вы уж обойдитесь как-нибудь, лады?
— А потом плот расползется посреди озера, и мы вместе с твоей замечательной рубахой пойдем на корм рыбой, — проворчал Заграт. — В ухо бы тебе плюнуть, как выражается тот ушастый недоносок, да ведь не принято с нанимателем так поступать.
— Хорошо, что не принято, — одобрил Тилос. — А то бы мне пришлось за нос тебя укусить, по тому же рецепту. Про весла, кстати, не забудьте.
Он накинул на голову куртку и замер в оцепенении.
Под весла приспособили пару валежин потоньше, расширяющихся на одном конце. Кроме того, по настоянию Хлаша прошлись болоту и сделали из чахлых елочек пару довольно прочных и длинных шестов.
— На мелководье удобнее, — объяснил тролль. — Если повезет, грести вообще не придется. Теперь еще такой вопрос — что с конягой делать? Плот его точно не выдержит. Думаете, доплывет?
— Лошадь придется оставить здесь, — приговорил очнувшийся от неподвижности Тилос. — Хищников на болотах нет, пропитание найдет. Разве что в трясину забредет, но тут уже судьба. Сбрую с него надо снять и здесь оставить, не до нее нам. А от Тенистого леса верст тридцать до тракта, там других коней раздобудем.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно осведомился Заграт. — Сам же говорил, что не знаешь место? Может, и не тридцать верст, а триста, и все лесом?
— Сообразил, — туманно ответил Тилос. — Есть приметы.
Вздохнув, Теомир расседлал конька, к которому уже успел привязаться, и хлопнул его по крупу ладошкой. Конь тряхнул гривой, отошел на несколько шагов и продолжил спокойно щипать болотную травку.
— А может его прирезать? — хладнокровно предложил Заграт. — Конина — хорошее мясо. Жрать охота.
— Нельзя его резать! — горячо вступилась Ольга. — Он сколько дядю Телевара на себе нес! Пусть живет.
Теомир мысленно согласился с ней.
— И верно, негоже его на мясо без нужды забивать, — нахмурился Телевар. — Какой-никакой, а конь, почти родич. Дикие жугличи пусть коней едят, а мы все ж понятия имеем. В лесу поохотиться сможем, там и наешься до отвала. А пока потерпишь.
Заграт только пожал плечами.
Вопреки ожиданиям Теомира, через озеро перебрались без особых приключений. Плескала сквозь щели холодная вода, бревна угрожающе поскрипывали, натягивая самодельные веревки до упора, шесты упорно цеплялись за что-то на дне. Несколько раз приходилось грести плоской валежиной, и Теомир вспотел, совсем забыв о недавнем ознобе. Однако вернулся голод, и парень с нетерпением вглядывался в неуклонно приближающийся берег, предвкушая костер и трапезу. Еще утром его рука наткнулась на метательные звезды в потайных кармашках пояса, так что он обозвал себя дураком. Он был уверен, что уж по кролику-то точно не промахнется.
Уже почти у самого берега тряпки, скреплявшие плавник, расползлись и плот все-таки разошелся, так что пришлось идти вброд сквозь камыши. Вода достигала Теомиру с Ольгой до подбородка, а низкорослый Заграт полубрел-полуплыл, опираясь на руку высокого Хлаша, задрав голову и выставив на поверхность нос и уши. Дно было илистым, затруднявшим движение, иногда встречались подводные ямы. К моменту, когда компания добралась до берега, все, кроме Хлаша и Тилоса, изрядно утомились. Теомир с Ольгой в изнеможении рухнули на траву, радуясь, что наконец-то опять оказались на твердой земле. Телевар, хрипло дыша, но сохраняя достоинство, тяжело опустился рядом. Заграт, тихо ругаясь по-орочьи себе под нос, сбросил рубаху и штаны и отжимал шерсть на теле.
— Ну, наконец-то! — воскликнул Злобный Ых, пикируя на них сверху. — А я уже решил, что вы обратно пошли. А правда наш Тенистый лес красивый?
Все еще день девятнадцатый. Окрестности Хамира
Каор чувствовал, что начинает ненавидеть этот шатер. При виде связного мага он испытал что-то похожее на тошноту. Рука непроизвольно опустилась к кинжалу на поясе. Как же просто — одно быстрое движение, и больше никогда он не увидит бесстрастные черные глаза южанина. Потом можно сказать повелителю, что маг помер от болотной лихорадки. Или от слабости сердца. Да мало ли от чего может загнуться старикашка!
Каор подавил вздох. "Потом" пока не просматривается. Повелитель дал десять дней, и треть срока уже прошла. Если он не выйдет на связь, половина наемных убийц, привезенных с Восточного материка и нанятых на Западном, начнут охоту за его головой. Нет, убивать мага пока нельзя. Никак нельзя. Разве что попозже...
Сегодня хозяин выглядел почти веселым. Обычно голубой туман, заволакивающий окружающее, принял какой-то легкомысленный розовый оттенок. Майно уже сидел в роскошном призрачном кресле из переливающихся блесток, задумчиво рассматривая большое аппетитное яблоко в хрустальной вазе на таком же переливающемся столике. Каор уже знал, что иллюзию нельзя попробовать на вкус, но рот непроизвольно наполнился слюной. Проклятье! Уже полгода он болтается по диким нищим землям, забыв про свежие простыни, саргасское вино и мясо по-сигальски! Нельзя же так! Хозяин мог бы и дать ему передохнуть пару периодов...
— Присаживайся, мой мальчик, — промурлыкал Майно, словно прочитав его мысли. — Ты знаешь, что плохо выглядишь? Не жалеешь ты себя, ох, не жалеешь! Ну да молодость, что и говорить... Это нам, старикам, покой каменных палат милее вольных просторов. Знаешь, когда разберешься с нашим маленьким дельцем, возьми-ка ты отпуск. Осьмицу-другую на морских пляжах Гарэна — и сам себя не узнаешь.
— Спасибо, повелитель! — почтительно склонился перед ним Каор. Позади него сгустился из тумана невысокий мягкий стул, и посланник с удовольствием опустился на него. — Ты очень добр ко мне. Но могу ли я перейти к новостям?
— Все так же ревностно предан делу, — словно бы осуждающе покачал головой Майно. — Нет бы поболтать со стариком, развеять его непринужденной беседой... Ну да уж приступай, что с тобой поделаешь.
Старый козел, мысленно сообщил ему Каор. Изображаешь тут из себя! Спишь, небось, на пуховой перине и обедаешь с фарфоровых тарелок. Тебя бы на мое место!
Впрочем, вслух он свои мысли, разумеется, не высказал. Стараясь не слишком вдаваться в подробности, он принялся пересказывать события последних дней. Однако Майно сбить с толку не удалось.
