| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Какого дьявола, генерал-майор, вы тут сидите?! Почему не пошли на соединение с главными силами? Вам надлежало при первых звуках боя сикурсовать фельдмаршалу, это азбука военного искусства!
— Увы, Votre Excellence, я не в силах следовать вашим требованиям, имея полки в разделении на пространстве двух дневных переходов и будучи атакован турками во многих местах. Полагаю, судить о надлежащих с моей стороны действиях — компетенция главного командования.
Обидны несправедливые упреки от человека, коего искренне уважаешь. Вообще, кавалерийские начальники в русской армии были хороши. Три лихих немца: Ренне, Боур и Пфлюг, — и распоряжавшийся ныне в Померании светлейший князь Меншиков, один стоивший всех троих по неотъемлемым свойствам собственной натуры. Тут как раз требуются быстрота, наглость, задор и нахрап. А еще, как в кулачном бою — способность, будучи сбиту, вскочить, размазывая рукавом кровавые сопли, и снова броситься вперед. Опять и опять, пока враг, хотя бы и превосходящий силою, попятится от настырного драчуна. Конница действует примерно таким же образом.
После победы виноватых не ищут. В недолгом времени явленная весть о бегстве турецкой кавалерии и сдаче остальной части армии на дискрецию заставила позабыть о каких-либо претензиях в мой адрес. Теперь можно стало, оставя корпус старшему по команде полковнику, явиться пред дальнозоркие стариковские очи Бориса Петровича.
Давно я не видел Шереметева. После Прутского похода он сильно сдал (что вовсе не удивительно на седьмом десятке лет) и просился у царя в монастырь, но тот распорядился иначе: своей волей, как помещик холопа, женил вдового фельдмаршала на красавице Анне Салтыковой, пятью годами младше его дочери. Что значит долголетняя привычка к воинской дисциплине! Совсем было человек помирать собирался, а царь приказал жить в супружестве — и молодая жена бесперечь ходила беременной, каждый год принося по ребенку. Назло сплетникам, дети сии несли явные черты фамильного сходства с законным мужем.
Ныне Борис Петрович был весел. Не просто виктория — а из тех, что решают исход войны! Реванш за Прут, достойное увенчание полководческой карьеры, прямое напоминание о небывалых триумфах, коих его удостоили в Европе шестнадцать лет назад. Единственного из русских за всю многовековую историю! Сам папа Иннокентий допустил тогда генерала к руке и целовал в голову, император Леопольд оказал равные почести с царствующими особами, мальтийские рыцари возложили на него алмазный командорственный крест. Мне не было смысла считаться славой с командующим, требуя свою долю. Государь без подсказок способен разобраться, чей удар по врагу решающий. Мнение остальных не столь важно. Лучше вместить эволюции корпуса в формулу, которая устроила бы всех:
— Я постарался, господин генерал-фельдмаршал, исполнить для вас должность мальчишки-загонщика: выгнать волка прямо на охотников и смотреть, дабы не ускользнул.
Умолчим, что волку надо предварительно настучать по загривку. Только бы старик не слишком расчувствовался и не переборщил с ответными комплиментами, иначе его окружение возревнует. Притворная скромность нередко позволяет избежать вражды и зависти вышестоящих, от чего Боже упаси. Соперничество военачальников погубило больше армий, нежели коварство неприятеля.
К черту бесполезную мишуру почестей! Главное, мой план продолжал исполняться — теперь даже помимо чьей-либо сознательной воли, одною силой обстоятельств. Ускользнувшие под Савранью остатки неприятельской армии (не только спахийская кавалерия, но и часть янычар, и вообще все, кто сумел раздобыть коня) принуждены были обходить Шереметева с севера, поднявшись по Бугу почти до Винницы, чтобы затем спастись в укрепленный недавно Хотин. Они вторглись глубоко в польские владения, нещадно их разорив на проходе. Разорив не по злобе. Просто потому, что кушать хочется. Отныне Речи Посполитой бесчестно было бы сохранять нейтралитет — а вступление ее в войну открывало путь и к вовлечению императора. Тень Священной лиги пала на турецкий полумесяц.
Позднее время года не позволяло полностью собрать плоды победы: начать осаду Очакова после Покрова Богородицы решился бы только безумец. В коренной России уже прошли первые снегопады. У нас, хотя в полдневные часы солнце порой и пригревало, по утрам холодный ветерок насквозь пронизывал истертые мундиры, напоминая, что пора выводить солдат в населенные места на зимовку. Армия двинулась в ближайшие уцелевшие от войны поветы. Дивизия Бутурлина — в общей колонне. Недолговременная вольность моя кончилась. Жаль было оставлять Приднепровье, однако полки апраксинского корпуса настолько истощили запасы провианта, что даже возвращение Перекопа пришлось отложить на будущее, а численность гарнизонов — ограничить самым крайним минимумом. Напряженная, успешная и весьма кровопролитная кампания (некоторые полки у меня растаяли наполовину) не принесла никаких приобретений — исключая построение на пустом месте Таванского городка и нескольких малых фортеций на пути к нему.
Сколько ни успокаивал я себя аргументом, что действия наши имели по преимуществу характер оборонительный, стало быть отражение неприятеля с уроном, превосходящим собственные потери — уже хороший результат, это не прогоняло тревожное настроение. Путешествие в Киев, для приема рекрут, еще усугубило его.
— Пойми, Александр Иваныч, — объяснял приехавший за людьми из Богородицка Козин, — в прежние наборы много попадало посадских, из городов. Сейчас посады вычерпаны. И сёла, что в бойких местах — тоже. Идут мужики из самых дремучих захолустий. Среди них письмо и цифирь разве какой староверский начетчик разумеет. Один, много — два таких на сотню, больше не найдем. И хорошо, ненадежны сии грамотеи!
— Ты же знаешь, Никитич: десятую часть надо иметь в полку хорошо грамотных. Лучше — пятую, потому что не всякий к должности годен. Ну, устроили мы с тобой полковые школы... Все равно, даже за три года не всякий выучивается. С детьми легче — у взрослых ум окостенелый.
— Ништо, заставим! Рано или поздно приспособятся мозги в работу запрягать!
— Рано — не получается. А поздно — не годится. При такой убыли, как нынешний год, ни пехотных унтеров, ни артиллеристов на замену готовить не успеем. Я уж не говорю о егерях: из гарнизонов и трети потерь не восполнить. Кто воевать будет? Эти вахлаки? Проще медведей наловить и в строй поставить! Количество восстановим, но прежней силы войска не окажут.
— Куда ж деваться, Александр Иваныч?! Понятно, чем сложней оружие и тактика, тем ученей нужны люди. Так взять-то негде! Только самим школить. Терпение требуется...
— Твои бы слова — да Богу в уши, чтоб турок унял! А то наседают, понимаешь: никакого решпекту к нашим трудностям! Ладно, пойдем к фельдмаршалу водку пить. Подарок припаси — у него крестины очередные.
С деньгами положение складывалось еще печальней. Сражаться сразу против двух первоклассных держав России не по карману. Как-то удавалось выкрутиться, пока война на юге велась малыми силами — но с увеличением размаха действий и вступлением в дело армии Шереметева экстраординарные расходы просто обрушили бюджет. Что хочешь, то и делай: средств на закупку провианта нет, а брать безвозмездно государь запретил под смертной казнью. Шляхта и без того недовольна постоем, вот-вот взбунтуется.
Царь Петр отправился зимовать в еврейский сундук — разумею заложенный под будущее жалованье эмалевый портрет с бриллиантами — но это была капля в море. С запасным капиталом Тульского полка и вовсе вышел скандал: денег в ящике не оказалось. Выбранный от солдат артельщиком Аким Евсеев пустил их под проценты, вступив в дело с бердичевскими обывателями.
'Ожидовевшего' каптенармуса не разорвали в куски только потому, что тогда пришлось бы попрощаться с надеждой на возврат своих кровных (или кровавых — как правильнее?). Чтобы оценить силу народного возмущения, надобно понять: русские люди доныне сохраняют многие предания древнехристианские, давно позабытые в Европе. Между ними — неприятие отдачи денег в рост. Фамилия Медичи не могла бы процвесть на здешней почве. В западных странах занятие банкира считается вполне респектабельным, в России же... Конечно, и тут есть нужда в кредите, есть (при отсутствии иудеев, в страну не допускаемых) свои процентщики. Но отношение к ним — не лучше, чем к женщинам известной профессии. Сии особы тоже идут навстречу народной нужде!
В итальянских и германских государствах нередко владельцами банков выступают если не сами царствующие особы, то их доверенные лица или члены семьи — в каком-то из княжеств, помнится, даже наследник престола. Вот попытайтесь представить, что царевич Алексей Петрович вздумал бы испробовать подобное занятие... В глазах подданных это все равно, что содержать 'веселый дом', да еще лично удовлетворять самых затейливых клиентов.
Отвращение к ростовщичеству имеет еще одну сторону. Нигде, кроме России, не практикуются в таких масштабах беспроцентные займы между знакомыми. Без выгоды, чисто из благого расположения. Не стану утверждать, что русские добрее и бескорыстнее европейцев: во многих иных ситуациях — как раз наоборот. Но отказать приятелю в небольшом одолжении, имея свободные средства, считается крайне дурным тоном.
С грехом пополам удалось наскрести на хлеб, ограбив богородицкие заводы. Евсеева, за неуместную предприимчивость, я отдал старому князю Якову Долгорукову, в комиссариатскую службу: пусть покрутится между батогами и плахой. Проценты, кои он думал положить себе в карман, пошли в общую кассу — это остудило народ. Самые отчаянные правдолюбцы перестают ратовать против неправедного стяжательства, стоит греховным деньгам оказаться в их собственных кошельках.
Решение подобных дел не оставляет никакого удовлетворения, одно мучительное раздражение нерв. Да и кампания далась тяжело: невозможно столько водить людей по краю гибели, и не изнемочь при этом душою. Тяжкая усталость, на грани истощения, потеснила во мне воинственный азарт. Стали появляться мысли, прежде не свойственные. Стоит ли добиваться решительной победы ценой разорения собственной страны? Что ожидает народ, если будут 'вычерпаны' рекрутчиной все грамотные люди? В какой пропорции к бедствиям войны должны находиться выгоды мира, чтобы имело смысл стремиться к завоеваниям? Столь мрачное состояние духа побуждало болезненно воспринимать известия, на которые в иное время просто не обратил бы внимания, по незначительности.
Вот, к примеру, симбирская история. Два здешних дворянина: мелкий помещик и какой-то чин уездного калибра наладили прибыльное дело. Стали торговать крепостными на вывоз в Персию. Там, знаете ли, рабы в цене. Особенно девки: у нас-то они намного дешевле мужиков, а в Шемахе наоборот. Государь за такую коммерцию кнута отмерил — не скупясь, но я все равно ощутил себя лично задетым. Солдаты мои кровью платят, чтоб русских людей не продавали, как скот, на магометанских невольничьих рынках — а какой в этом смысл, ежели в каждом городишке России свой рынок имеется, и между телятами и скобяным товаром можно выставить человека на продажу. С землей или отдельно, врозь от семьи — как владельцу угодно. Если б не на экспорт — симбирским работорговцам никто бы слова худого не сказал, а так вроде контрабанды получилось.
Или, скажем, собственный мой староста пишет. 'Батюшка Александр Иванович, господин ганерал маиор. Воззри на бедствия наши милостивым оком...'. И через целую страницу жалоб на людей и природу: '...податные сборщики безобразят хуже татар. Одному заплатишь, седмицу спустя другой приезжает и опять требует, дескать не ведаю кому и чего вы платили'. Так чёрта ль я с татарами воевал? Может, надо воевать с податными сборщиками, раз они хуже?
Муторные думы о государственном неустройстве чуть не отравили мне удовольствие от монарших милостей. Милостей немалых: из тридцати кавалеров св. Андрея я стал всего лишь вторым (после князя Михаила Голицына), получившим сие отличие в чине генерал-майора. Остальные собратья по ордену выше рангом, включая несколько царствующих особ. Впрочем, указом государя андреевские кавалеры приравнены к генерал-поручикам: за пиршественным столом или в торжественной церемонии голубая лента поднимала меня на одну ступень. Но не в строю. Такое вот полуповышение. Пожалуй, внеочередной чин был бы лучше, только производить человека дважды в год государю неприлично. Зато деревни или деньги — всегда уместны, крепостных у меня заметно прибыло. Искреннее отвращение к рабству ничуть не мешало радоваться этому обстоятельству.
Приехав в Киев накануне Филиппова заговенья, царь на другой день, сразу после официального приема с раздачей наград, устроил совет в узком составе. Только генералы и приравненные к ним гражданские чины. Слава Всевышнему, что пост: иначе пришлось бы праздновать. Возможно, другим государевым сподвижникам питейная повинность не мешает сохранять ясность ума, но я так не умею. А мне, как младшему по чину и сроку производства, подавать мнение первым. За других не спрячешься.
— Господа генералы! Ныне вашими трудами прегордый неприятель, змеиные жала свои на врученную нам Богом державу устремлявший, опровергнут и в совершенное ничтожество обращен. Надлежит решить, как сию войну к благополучному окончанию привести и какие преференции возможно сыскать при теперешних авантажных обстоятельствах для российского государства и всех народов православных...
Дьявол! Неужели опять в Молдавию смотрит?! Судя по важной осанке князя Кантемира, 'все народы православные' именно он и воплощает своей особой. Успел напеть государю в уши. Впрочем, Петру невозможно внушить что-либо, не отвечающее собственным его желаниям. Хочется ему Прутский поход переиграть, это понятно. Но география упряма. Почему вторая попытка должна быть удачнее предыдущей — не вижу резонов.
Царь договорил. Только вместо младшего встрял, не в очередь, старший. Если не по чину, то по возрасту — семидесятипятилетний князь Яков Федорович начал пенять государю за небрежение комиссариатскими делами. Ох, и крут старик! Быв десять лет после Нарвы в шведском плену, взбунтовал товарищей по несчастью, захватил морское судно и привел в русские пределы. И здесь не стесняется говорить правду. Петр морщится, но слушает: когда очень нужно, он умеет сдерживать чувства ради дела.
После Долгорукова полезли и другие, со своими бедами. Весь регламент рассыпался. Тут уж недовольство монаршее вышло наружу. Как треснет кулачищем по столу! Сверкнул глазами — сразу тишина. Сидят, не дышат.
Теперь мой черед.
— Ваше Величество! Позволите, по предмету собрания?
Царь окинул присутствующих диким взглядом. Чуть успокоился, кивком разрешил мне говорить.
— Военная мощь создается деньгами. Не только ими, но в первую очередь. Полагаю, те трудности, о которых генерал-пленипотенциар-кригс-комиссар изволил упоминать, указывают предел платежных сил подданных Ваших. Нам противостоят два могущественных государства, каждое намного богаче России. Особливо Порта Оттоманская, беспримерные по природному изобилию провинции которой самое дурное правление не в силах разорить до конца. Располагая средствами, султан легко восстановит армию к будущей весне, поскольку в долгом обучении иррегулярные войска не нуждаются, а головорезов у турок хватает. С двумя врагами сразу нам не сладить. При всем антагонизме своем к магометанам, окончательное умиротворение шведов считаю приоритетным. Война на юге не должна этому мешать. Посему надлежит либо воспользоваться нынешним успехом, дабы заключить немедленный мир на самых скромных условиях, либо привлечь в альянс поляков и цесарцев, для чего резонабельный casus belli проходом турок через польские земли продуцирован.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
