После Пламени. Корона Севера

Властелин подумал несколько мгновений и дополнил картину еще парой участков на западе, которые следовало укрепить.

"Этого хватит".

И торопливо добавил:

"Позаботься о Тарис".

Эх, Вала! Ну, как можно в такой момент думать о женщинах!

"Сделаю", — коротко ответил я, замыкая ошейник.

И выпрямился.

— Все, Эонвэ. Теперь он не вырвется.

— Я вернусь, Саурон! — пообещал Восставший.

От его яростного взгляда только что скалы не плавились.

Я холодно усмехнулся:

— Мы позаботимся, чтобы этого не произошло.

37

Маглор играл на флейте. Мягко струящаяся мелодия казалась странной и неуместной в мире, где почти непрерывно тряслась и ломалась земля, вскипали реки, а небо было черным от дыма. Но мой брат всегда умел на время забывать о беде, уходя в свою музыку. И другим помогал отвлечься. Со мной это, правда, перестало получаться в последние годы.

Я плотнее закутался в плащ: ночи стояли холодные, а огонь мы старались разводить как можно реже. И никогда не находились возле него в одиночку, чтобы не слышать тихий, свистящий шепот пламени. Немногие оставшиеся у нас воины, впрочем, не разбирали слов, просто чувствовали неясную тревогу. Зато для нас с Маглором голос звучал вполне отчетливо. И знакомо.

"Отберите у них Сильмариллы! Нельзя, чтобы Камни унесли в Аман".

Можно было не отвечать, отвернуться, затоптать костер. Забыть — не получалось.

— Маглор, — позвал я, с трудом дождавшись, пока брат закончит играть.

Прежде любимая музыка сейчас тяготила и раздражала.

Он поднялся, спрятал флейту и подошел ко мне.

— Что-то случилось, — это был не вопрос, а утверждение.

Мы безошибочно улавливали настроение друг друга. Даже теперь, когда приходилось закрываться от мира и бушующего в нем Диссонанса.

— Давай прогуляемся, — предложил я.

— Он опять говорил с тобой? — озабоченно спросил Маглор, когда мы отошли достаточно далеко от спутников.

— Я пока не дал ему такой возможности, — невесело усмехнулся я. — Если не приближаться к огню и не спать...

— Не спать можно долго, — заметил брат. — Но рано или поздно не выдержишь.

— Дело не только в отце, — я взял левее, обходя сгоревшую рощицу.

Здесь хоть остовы деревьев уцелели. Пока.

— Клятва, Маглор. Мы должны исполнить ее. Сейчас, иначе Сильмариллы заберут в Аман.

— Думаешь, Эонвэ отдаст нам Камни? — покачал головой брат. — Нет, Маэдрос, нам придется биться за них. И даже если мы победим, это опять кровь. Я... устал.

— Я тоже, — вздохнул я. — Но другого выхода у нас нет.

— Валар могут освободить нас от Клятвы, — неуверенно предположил Маглор.

— Не могут.

Я остановился: впереди был разлом, от которого ощутимо тянуло жаром.

— Не могут, потому что отец тогда, в Амане, поклялся Единым, а мы имели глупость повторить его слова в точности.

— Ладно, — глухо проговорил Маглор. — Допустим, мы отобьем Камни. Но что потом? Отец... он ведь не отступится, Маэдрос. Похоже, для него даже Мандос не преграда.

— Не отступится, — согласился я, с ненавистью глядя на рыжие отблески по краям трещины. — Что ж, если ему так нужны Сильмариллы, мы добудем их. И нас наконец оставят в покое.

38

В лагере Эонвэ никто не обратил внимания на еще двоих беженцев в простой одежде. Спасенные пленники или чудом уцелевшие жители разрушенных войной и землетрясениями селений: таких сюда приходило много, и эльдар, и атани.

Шатров на всех не хватало, но место у костра и кусок лепешки обычно находились. Впрочем, двое новичков старались держаться подальше от огня. Да и от окружающих тоже. Сидели плечом к плечу, хмуро глядя перед собой, или слонялись по лагерю. Понятное дело: потеряли близких и дом, а один, рыжеволосый, еще и без правой руки остался. Расспрашивать несчастных победители не стали: война закончилась, Моргот в цепях, так и нечего мучить разговорами тех, кому и так тяжело.

Несколько дней было тихо: не трясло, и даже застилавшие небо облака пепла начали понемногу развеиваться. Обитатели лагеря приободрились, кое-где зазвучали песни, хотя праздновать победу было, конечно, рано. Не на руинах же пир устраивать. Вот в Амане, после возвращения — это да!

И когда земля в очередной раз содрогнулась, этого никто не ждал. Псы Оромэ, лошади — и те ничего заранее не почуяли. Толчки следовали один за другим, эльдар и люди с трудом удерживались на ногах. Кто-то поспешно затаптывал костры, другие пытались успокоить обезумевших коней.

Так и вышло, что воины, дежурившие возле шатра, где хранились Сильмариллы, даже не взглянули на рыжего калеку и его спутника, случайно оказавшихся поблизости: не до того было. Два кинжала поднялись и опустились одновременно. Часовые не успели поднять тревогу.

39

Волны накатывались на берег, время от времени обдавая нас по щиколотку, но бежать вдоль кромки прибоя было легче: здесь почти нормально дышалось. Влажный западный ветер разгонял гарь.

— Что дальше, Маэдрос? — Маглор остановился. — Вернуться к своим мы теперь не можем.

— Не можем, — хмуро согласился я.

Не хватало еще привести за собой погоню. Правда, пока Эонвэ нас не преследовал. То ли не успел хватиться Камней, то ли не считал нужным спешить. Но рисковать чужими жизнями я больше не собирался в любом случае.

— Отдай мне ларец, — попросил я. — И уходи. Клятва исполнена, ты теперь свободен.

— Сейчас, — хмыкнул брат. — Только плащ почищу, а то запылился что-то... Все-таки Диссонанс мешает тебе ясно мыслить, Маэдрос.

— Не только мне. И благодаря этому мы еще целы. Маглор, нам действительно лучше разделиться сейчас.

— Нет, — решительно возразил он. — У нас и вдвоем-то немного шансов, а в одиночку в Эндорэ сейчас сгинуть проще простого. Даже без Сильмариллов.

— Предпочитаешь погибнуть вместе?

— Лучше вместе остаться в живых. А для начала — давай отдохнем, что ли?

Мы устроились на обломках скал, куда волны не доплескивали.

— Ни коней, ни еды, ни серьезного оружия, — заметил брат. — Зато полное Эндорэ врагов и Камни, с которыми неизвестно, как поступить.

— Известно, — я устало провел ладонью по глазам. — Уничтожить.

— Творение отца, — Маглор сцепил на коленях руки. — Сильмариллы неповторимы, брат. Убить такую красоту... я не смогу, Маэдрос.

— Значит, придется мне, — я резко откинул крышку ларца. — Ты красоту видишь? А я — кровь, которая пролилась из-за них! И еще прольется, если их не разрушить.

Маглор достал один из Камней и замер, пристально глядя на него.

— Они прочнее алмаза. Как ты собираешься... собираешься... Наконец-то! — он внезапно улыбнулся.

Совсем не похоже на себя. Но очень знакомо. И торжествующе.

— Маглор?

— Моргот пытался их изменить, но не вышло, — Певец повернулся ко мне, и я невольно отшатнулся, встретившись с ним взглядом. — Я очищу их, я разрушу связь! — лицо брата на мгновение исказилось от ужаса. — Маэдрос, это не... Я не могу, не на...— он осекся, но тут же заговорил снова:

— Я создам новый Венец, неподвластный Врагу! Мне нужен третий Камень. Идем!

Брат быстро поднялся и протянул ко мне руку. Брат?!

— Ты не получишь ни одного! — я отскочил, увернувшись от его прикосновения. — Отпусти Маглора! Слышишь?!

— Он мало на что годится, — фыркнул мой собеседник. — Разве что песенки сочинять. Но у него две руки, и для начала этого хватит. Ты поможешь мне.

— Помогу, — хрипло пообещал я, и мир вокруг выцвел, затягиваясь дрожащим ослепительно-белым маревом. — А как же!

Направить Пламя на руку противника, в которой тот сжимал Сильмарилл, оказалось легко — гораздо легче, чем все время сдерживать рвущуюся наружу силу.

Прости, Маглор! Этот ожог не пройдет очень долго. Если вообще пройдет. Но нестерпимая боль может заставить того, кто пытается подчинить тебя, ослабить хватку. Хоть ненадолго, но у тебя появится шанс вырваться.

— Брось Камень в море! — крикнул я. — Брось!

Брат, шатаясь, сделал несколько шагов к воде.

— Я сожгу ему обе руки! — прорычал я. — Он будет для тебя бесполезен! Оставь его!

Маглор упал, корчась на мокрой гальке, неуклюже поднялся и, размахнувшись, изо всех сил швырнул Камень. Сильмарилл белой искрой прочертил дугу на фоне темно-серого неба и со слабым всплеском упал в волны.

— Есть еще один! — я метнулся к открытому ларцу, выхватил Камень и помчался прочь.

От спасительной воды. И от брата, искалеченного, но сохранившего себя... может быть.

— Попробуй взять его у меня!

И тут я понял, почувствовал, что вслух говорить больше не нужно: отец был рядом. Маглор освободился. Надолго ли?

А если даже не нас — кого еще великий Феанор выберет орудием? Любого, у кого есть руки?

Феар слабеют после гибели тела, если не уходят в Мандос. Не знаю, кто вернул отцу память и силу, но он оказал скверную услугу живущим. Если только... позволить Пламенному завладеть какой-нибудь оболочкой — и снова убить. Может быть, он потом восстановится, но по крайней мере, нескоро.

Убить... Да, предателя. Да, существо, готовое на что угодно ради достижения цели, и все же — отца, которого я когда-то очень любил. И величайшего в мире Мастера. "Сильмариллы неповторимы, брат". Как и их создатель.

Мы уйдем вместе, отец. Так будет лучше — не скажу, что для нас с тобой, но для Арды уж точно.

Кинжал... Нет, это ненадежно: боюсь, ты успеешь остановить мою руку. А вот свежий разлом, оставшийся после недавнего землетрясения, подойдет в самый раз.

Спасибо за твой дар, отец! Вот когда он по-настоящему пригодился! Я помчался вперед, почти не ощущая жара, который опалил бы любого другого задолго до приближения к краю провала.

Я остановился у кромки пропасти. Внизу был жидкий огонь, но я не смотрел туда. Куда угодно: на небо, на черные пики гор вдали, на парящую в вышине птицу...

А потом я разжал пальцы и взглянул на Камень. Открыл сознание. И шагнул вперед.

40

— Не трать время на поиски, Эонвэ. До Сильмариллов теперь не добраться. Ни тебе, ни кому-либо другому.

— Это сделал ты?! — изумился я.

Прежде, чем осознал абсурдность предположения. Хотя так ли уж оно абсурдно?

Мелькор приподнял руку, блеснул металл браслета. Ангайнор был цел — пока. Как я ни полагался на искусство Ауле, все-таки никак не мог избавиться от тревоги. И с каждым днем она нарастала. Потому я и приглядывал за пленником сам, хотя гораздо охотнее приставил бы к нему стражников, лишь бы не видеть и уж тем более не разговаривать с ним.

— Ладно, не ты. Твои сторонники? — я в упор посмотрел на Восставшего.

Странно, но с тех пор, как на него надели ошейник, Враг стал держаться гораздо бодрее и уже не казался измученным. Должно быть, ему придавали сил злость на Артано и уязвленная гордость. Или он просто перестал притворяться?

— Кто? — Мелькор горько усмехнулся. — Если бы у меня остались сторонники, в оковах сейчас был бы ты, а не я. Меня все предали, Эонвэ. Даже Саурон.

— Ты сам виноват! — не выдержал я, но тут же одернул себя.

Увещевать Врага, что-то объяснять ему бесполезно. Во всяком случае, мне. Этим смогут заняться Ирмо или Ниэнна, если сочтут нужным.

— Откуда ты знаешь про Сильмариллы? — жестко спросил я.

— Почувствовал, — Мелькор пожал плечами. — Я, в отличие от некоторых Поющих, не закрываюсь от чужих мелодий, даже если они неприятны. А в Эндорэ моя Тема повсюду.

— Ты слышишь Музыку, несмотря на Ангайнор? — насторожился я.

— Меньше, чем хотелось бы, — признался Враг. — Но с Камнями я связан и ощущаю, что происходит с ними.

— И где они?

— Один на морском дне, второй — в глубине земли, в огне.

— А сыновья Феанора?

— Так это их ты назвал моими сторонниками? — приподнял брови Старший.

— Нет. Но твои сподвижники могли их подтолкнуть.

— Жаль, что ты не пел со мной, Эонвэ! — вздохнул Мелькор. — С таким богатым воображением ты мог бы создать много интересного. Впрочем, принцев действительно заставили похитить Сильмариллы. Их Клятва.

— Чем ты докажешь, что говоришь правду? Насчет Камней.

— Ничем, — Враг поправил браслет наручника и слегка поморщился. — Показать могу — если рискнешь открыть сознание. Ну, или проверь. Попроси птиц Манвэ слетать на разведку.

— Если ты солгал, это все равно откроется, — предупредил я пленника. — И ухудшит твое положение. Ты понимаешь?

— Мое положение невозможно ухудшить, Эонвэ, — спокойно ответил Мелькор. — Равно как и улучшить. Это знаем мы оба. Так зачем мне обманывать тебя?

41

— И тут сыновья Феанора проникли в лагерь Эонвэ, перебили стражей и похитили Солнце-камни.

— Погоди, погоди, их же двое всего осталось к тому времени, как Владыку Льдов разгромили. А старший вообще увечный.

— Маэдрос-то? Да он и левой рукой драться наловчился: как взмахнет мечом — разом дюжине орков головы сносит.

— Врешь! Никто так не может!

— Не любо — не слушай, а спорить нечего! Или сам тогда и рассказывай.

— Ладно, ладно, молчу.

— Налей-ка мне лучше... Ну, так вот, утащили, значит, Маэдрос с Маглором Солнце-камни, да только им это впрок не пошло. Камни те заговоренные были, жгли они всякого, кто их брал.

— А Эонвэ?

— Так он их голыми руками не хватал, не дурак, небось.

— А Берен?

— У него жена колдунья была — забыл? Защитила, понятное дело. А сыновья Феанора — те, как цапнули, не подумавши, Солнце-камни, тут и опалило их жаром. Не вынесли они боли: Маэдрос в огненную пропасть кинулся и сгинул, а Маглор выбросил краденое сокровище в море. Говорят, живой остался, но не в себе и ладони напрочь сожженные.

— Его поймали?

— Нет. Эонвэ даже погоню снаряжать не стал: знал, что Солнце-камни сами с похитителями расправятся. А у него и других дел невпроворот было. Древних-то, которые с ним против Владыки Метелей воевали, он в Аман забрал. А людей тоже куда-то переселить следовало, пока Белерианд совсем не потонул.

— Так на восток же все уходили.

— Все, да не все. Плесни-ка еще... Для тех людей, что против Хозяина Метелей сражались, создали Западные Владыки особый остров. Ручьи на нем винные да молочные, земля родит круглый год, все ягоды и грибы съедобные, и ни тебе мора, ни засухи, ни наводнений... даже гнуса нет. Землю ту назвали Нуменором, а королем там сделался Элрос, сын Эарендила — ну, того парня отчаянного, что аж до самого Амана доплыть сумел.

— Элрос? Так он же Древний!

— Не, полукровка он. Когда война с Ангбандом закончилась, они с братом-близнецом уже взрослые были. Ну, Эонвэ и предложил им выбор: хотите людьми станете, хотите — эльфами.

— Так кто же по доброй воле смертным сделаться пожелает?

— Не скажи! Вот наши-то, когда помирают — они куда уходят? За небо. А там — богатства несметные, женщины красоты невиданной, еды и вина вдоволь. И работать не надо — пируй себе, да радуйся! А Древние?

— Так они вообще не помирают. Живут в своем Амане, и все там примерно так же, как ты сейчас описал.

— Ага, но только для тех, кто с тамошними Владыками в дружбе. А кто Валар подчиняться не хочет, те в Эндорэ сидят, и на Запад им ходу нет. А если погибнут, их в Мандос забирают, это темница такая, вроде погреба. Так что у нас-то, людей, свободы побольше, чем у Древних.