— Знаете, может, я чего-то не понимаю, но как вообще можно доверять посулам такого Совета?— спросил Кей.— Мне проще было бы довериться лично вам.
Глаза магистра торжествующе блеснули — не удержался. Разговор пошел по тому пути, на который он очень надеялся, и ответ он тщательно продумал заранее:
— Насчет этого... я не знал, какими словами вас просить или убеждать, но лично мне тоже нужна помощь — ваша помощь. Однако это очень опасно.
— Речь о том, чем вы занимались? Диверсии? Вы пытаетесь вовлечь в это кого-то из нас? Или всех? В какой мере? И что ждете взамен?
Магистр усмехнулся:
— Сколько сразу вопросов. Отвечу по порядку. Диверсии — да, что-то вроде того и даже еще опаснее. Планы свои я раскрыть не могу,— сейчас это уже не просто секретно, а настолько критично, насколько вообще возможно. Но вы и так уже представляете себе, кто я такой. А люди, с которыми я сейчас работаю,— их вы тоже знаете — Алия, Джерр, Джуна, Камо, мальчишка тоже все еще с нами. В какой мере я вас хочу вовлечь? В любой, насколько вы сможете. Как минимум — помощь доступными вам технологиями, знаниями о войнах вашего мира, необычными (для нас) идеями. Как максимум — непосредственное участие в боевых действиях. На это я особо не расчитываю, но мало ли. Вероятно, я доверюсь вам даже в разработке стратегически важных планов — опять же, потому, что надеюсь на ваши идеи. Есть у меня определенные основания для таких надежд. А что взамен — взамен я смогу получить надежные гарантии Совета для вас в будущем, а в настоящем — допустим, для ваших женщин. Мне кажется, что им там делать совершенно нечего, и от тех, кого я зову с собой, мне тоже нужны мозги, а не кровь. Или вы думаете, что я настолько кровожаден?
— А кто из нас профессиональный диверсант?— напомнил Джексон.
Икен покосился на него и холодно прокомментировал:
— Еще один остряк, понимаю... Но мимо. Диверсант может быть менее кровожаден, чем простой обыватель.
— То есть как?!
— Очень просто. Те диверсии, которые я устраивал и буду устраивать, всегда были направлены на то, чтобы изменить ход событий в сторону меньшей крови. Скажем, я убиваю военного лидера, в результате его армия не нападает на нас. А обыватель — он не делает, в общем, ничего. И, когда происходит полномасштабная битва, многие гибнут.
— Эк вы лихо все с ног на голову...— опешил Микола.
— Это всего лишь простая логика. Что вас смущает?
Кей вспомнил, как однажды попытался использовать логику в качестве инструмента для интеллектуальной дуэли с иерархом Ченом. Кажется, ту дуэль Кей выиграл "по очкам". Но, может быть, Чену со своей точки зрения казалось наоборот? В конце концов обе стороны остались вполне довольны друг другом. Раньше Кей избегал жестких споров со стариком, опасаясь, что его быстро положат на обе лопатки из-за огромной разницы в жизненном опыте. Но сейчас было не до осторожности... требовалось понять, можно ли довериться магистру до такой степени, какой он требовал.
— Смущает то, что у диверсантов неважная репутация,— заметил Кей.— По крайней мере, в нашем мире. А репутация не возникает сама по себе, она связана с прежними поступками и с поступками, которые ожидаются в будущем. Тоже ведь логично?
— Ха! Разумеется логично,— отозвался колдун, принимая вызов.— Но все зависит от того, какой приказ выполняет диверсант. Если он работает на кровожадного политика, то деятельность диверсанта может способствовать еще большему кровопролитию. Возьмем тех выродков, что жгут беззащитные поселки, это — акции устрашения. Те диверсанты не только сами проливают кровь, они помогают орде продолжать войну и тем самым порождают еще больше смертей, от их диверсий становится только хуже. Вам просто повезло столкнуться со мной и моими ребятами — мы действуем ровно наоборот.
— Да, да, плохие парни и хорошие парни, немного крови во имя великой идеи... где-то я все это слышал,— проворчал Джексон.
— Каждый кулик свое болото хвалит,— добавил Микола.
— Тогда почему репутация относится ко всем диверсантам без исключения?— поддержал их Кей.— Опять же, по крайней мере, в нашем мире.
Икен вздохнул:
— Вы очень въедливый человек, вам не говорили? Да, в нашем мире с репутацией диверсантов дело обстоит точно так же. Хорошо. Объяснять — так до конца. У многих людей есть психологический запрет на убийство себе подобных. Положим, такой запрет есть не у всех, но общество старается привить его как можно большему числу граждан. Этот запрет — он как барьер, который очень трудно преодолеть. Неважно, откуда он берется, важно то, что его можно внушить, но можно и наоборот: разрушить, в том числе и специально, если кто-то ставит целью воспитать убийцу или... солдата. Запрет на любое убийство — самый прочный и высокий барьер, но за ним есть много других — не убивать детей, стариков, союзников, беззащитных, безоружных, пленных, невиновных или тех, кто сдается и молит о пощаде. Эти дополнительные барьеры очень важны. Только они отличают солдата или стражника от бандита или маньяка, позволяют понять, кто боец, а кто — садист. Без солдат и стражей не обойтись, но как добиться, чтобы они не обернулись против своих? Вот тут и нужны те самые барьеры, их стараются возвести повыше и сделать покрепче...
— Кто?
— Да кто угодно — начиная от генерала, который приказывает казнить насильников и предателей на глазах у других солдат, и кончая мамашами, которые рассказывают сказки про благородных воинов своим карапузам. В сказках положительные герои если кого и убивают, то только самых мерзких злодеев.
— Сказки — это для детей. Вы хотели объяснить насчет реальной репутации,— напомнил Джексон.
— Я к этому и веду. У диверсантов почти все перечисленные барьеры сняты — иначе мы просто не сможем выполнять свою работу. Поэтому нормальные люди опасаются, что немногие оставшиеся запреты могут легко рухнуть в любой момент, и человек окончательно превратиться в опасное животное. Наверное, они правы в своих опасениях. Иногда эти барьеры, запреты или правила стараешься устанавливать себе сам, чтобы не сойти с ума и не потерять остатки самоуважения. А некоторые правила необходимы и опасны одновременно. Простейший пример: нарушение приказа. Солдат, не способный нарушить приказ,— это идеальный солдат с точки зрения генерала, но... далеко не идеальный человек с точки зрения всех остальных.
Икен перевел дух.
— Вы сейчас говорили как психолог,— заметил Кей.
— Как психомаг? Это не моя специализация, но я много думал об этом — не как психомаг, а как диверсант и человек, которому приходилось воспитывать диверсантов и просто бойцов.
— А что является главным барьером для вас?
— То, о чем я сказал раньше: убийство может быть не просто допустимо, но необходимо в том случае, если оно может предотвратить новые убийства. И неважно, кто и что приказывает. Никакой "великой идеи", простая логика: с одной стороны — реки крови, а с другой — кровь одного мерзавца... или нескольких. Но наоборот — никогда. Вот это — барьер, за который я не могу шагнуть. И не хочу. И неважно, почему не хочу: нет — все.
— Но это уже не логика.
Икен хотел возразить, и уже вдохнул воздух для очередной тирады, но так и замер с полуоткрытым ртом. Он молчал довольно долго, однако никто не посмел прервать затянувшуюся паузу. Наконец, старик сказал:
— Вы правы. Это уже не логика. Всякая логическая конструкция стоит на аксиомах, а здесь я подхожу к некой изначальной аксиоме в глубине моей души. Для меня она очевидна. Но вы заставили меня задуматься, будет ли она столь же очевидна для других, и чем моя аксиома лучше или правильнее. Например, чем она лучше стремления исполнять приказ, или желания любой ценой сберечь свою жизнь или жизнь своего ребенка. Или, скажем, справедливость — уверен, найдется немало людей, кто скажет, что она важнее моего принципа "меньшей крови". Или любовь к родине, к родному городу. Признаю, что у меня нет ответов на эти вопросы. Я не вижу критерия, по которому можно было бы определить, чьи принципы лучше, а чьи хуже. Возможно, моя аксиома ничем не лучше других. Но, раз нет критерия, значит, и не хуже.
Последние слова были сказаны с нажимом и вызовом: мол, хоть режьте, но я такой, какой есть.
— Многие из этих "аксиом" в конечном счете восходят к цели выживания человечества как вида,— заметил Кей.— Может быть, они способствуют не прямо, а косвенно, не всегда, а лишь с некоторой вероятностью, но связь есть. Те племена людей, которые не выработали внутри себя подобных "аксиом", они, наверное, просто вымерли.
— Тогда и орда должна вымереть,— хмуро заметил Икен.— Они слишком много убивают. А джаа, которые мечтают уничтожить человечество,— они всего лишь заботятся о выживании собственного вида: либо мы, либо они. Выходит, тех тварей проще понять, чем некоторых людей,— с горечью заметил магистр.— Вот такие дела. Я сам признал, что репутация диверсантов заслужена. Буду откровенен до конца: доверяя мне, вы рискуете тем, что когда-нибудь мой "барьер" разрушится, и я превращусь в монстра, который будет обладать вашими знаниями, и будет применять их... без моральных ограничений. Не знаю, пойдете ли вы на такой риск. Не знаю, устраивает ли вас моя "аксиома", возможно, для вас сохранение ваших тайн важнее, чем кровь людей этого города. Нет, это звучит слишком пафосно, скажу иначе: может быть, ваши "аксиомы" в корне противоречат моим, и тогда нам не удастся договориться. Думайте.
Он замолк и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом, одновременно сканируя ауры, чтобы понять, какие эмоции вызвали его слова и попытаться угадать, о чем они думают.
Слова магистра произвели на землян совершенно различное впечатление.
Микола бормотал себе под нос что-то неразборчивое, но явно не восторженное. Кажется, разговор сильно "зацепил" его, и сейчас механик мысленно спорил сам с собой, не замечая, что делает это почти вслух. Брюс глубоко задумался. Но, возможно, его мысли занимали вовсе не абстрактные принципы, а вполне конкретная женщина. Алексей тоже о чем-то размышлял, почти не поучаствовав в разговоре. Джексон, похоже, пропустил мимо ушей все многословные рассуждения и смотрел насмешливо и настороженно, словно ожидая, когда гость перейдет от уговоров к реальным угрозам. Капитан сидел в углу с невозмутимостью Будды, как будто давно договорился со своими "аксиомами", и все решил, а нынешний разговор для него ничего не изменил.
Магистр чувствовал их настроения по аурам, но не мог понять, о чем в точности они думают, какие аргументы мысленно взвешивают, и какие слова могли бы их переубедить.
Кей сказал ему:
— Логикой такие вещи не доказать. Как говорят у вас: стереотипы ломаются только под ударами судьбы.
— Какое же усилие сломало твои стереотипы, землянин?— обратился к нему маг.— Кажется, ты на моей стороне.
Кей вздохнул и признался:
— Когда одни визанцы оторвали мне руки и бросили подыхать, а другие спасли и вылечили — вот тогда многие психологические теории и абстрактные рассуждения стали для меня твердой реальностью. Я понял, с какой стороны находятся "хорошие парни"... и совсем не парни, и что это вообще возможно — своеобразный гуманизм внутри... весьма лихих ребят. И тогда мне стало ясно, что не получится остаться в стороне... или что я не захочу оставаться в стороне. Так что да, меня вы убедили. Жаль, что пользы от меня как от козла молока, я даже боюсь брать в руки оружие. Что касается логики, магистр, то я не вижу ошибок в ваших рассуждениях, но истинность выводов зависит от истинности аксиом.
— Совершенно верно,— признал волшебник.— Многое зависит от того, был ли я честен, когда назвал свою "аксиому". Если да, то все мои действия и все мои слова следуют из нее или, как минимум, не противоречат ей. И, как следствие, я для вас предсказуем (в какой-то мере), на меня можно положиться (в каких-то вопросах). Но, если я соврал в одном этом месте... тогда все остальное может оказаться притворством и мистификацией хитрого психопата. Жаль, что среди вас нет мага снов, и вы не можете убедиться в моей искренности.
— Вот на этот счет вы ошибаетесь,— возразил Кей.— Я записал наш разговор. Дайте мне время до вечера, я проанализирую запись с помощью компьютера и скажу более определенно. Может, мое заключение не будет таким надежным, как ваше, и уж точно не таким быстрым, но это лучше, чем полагаться на голую интуицию.
— Вот как... Что ж, тогда до вечера! Я вижу, вам надо подумать. Времени в обрез, но... подумайте. Поговорите с женщинами. Ваши соплеменницы должны знать. Интересно, Кей, заметит ли твой "компьютер", что я сейчас сказал полуправду? На самом деле мне проще было обсуждать это в чисто мужской компании. Что ж... до вечера!
И он снова обернулся молодым парнем, похожим на почтальона. Магистр не желал, чтобы его узнали посторонние.
...
Землянам все-таки удалось удивить магистра — для начала тем, кого они выдвинули в качестве переговорщика.
— Вы практически не знакомы, магистр, с моей женой. По профессии она, как и я, "психомаг" без магии, а также антрополог — то есть ученый, исследующий культуру разных народов, происхождение и биологические особенности (название земной науки пришлось разъяснять — Кей знал, как по-визански "историк", "медик" и "зоолог", но не "антрополог").
Магистр Икен посмотрел внимательнее на рослую осанистую брюнетку, на ее ауру и напрягся: если аура не врала, эта женщина по силе воли могла заткнуть за пояс большинство знакомых магистру военных ветеранов.
— Давайте сразу к делу, магистр,— начала она.— Сперва я хочу поблагодарить вас за предупреждение и совет. Мы непременно им воспользуемся и отправимся куда-нибудь на север, если не сможем договориться. Надеюсь, нас не будут преследовать.
"Оценила совет"— магистр почувствовал удовлетворение.— "Но дает понять, что торговаться они не хотят, если что — лучше исчезнут. Что ж, послушаем, что они потребуют".
— Во-первых, здесь останутся не только женщины, а ровно половина наших. С вами отправятся Брюс, Алексей, капитан и мой муж. Алексей хорошо знает земную военную технику и тактику, а профессия Брюса ближе всего к вашей магии, если кто и разберется хотя бы отчасти в ее хитросплетениях, то только он. Капитан отправится как командир четверки, а мой муж имеет некоторые специфические навыки, которые, подозреваю, вам могут пригодиться, и последние полгода он усиленно изучал военную историю Земли.
— Это хорошо. Но Джексон разбирается в ваших технологиях, как и Микола.
— Я понимаю, почему они вам интересны, но таковы наши условия. Двух женщин будет мало для того, что я задумала.
— Ага... вот почему вас выставили как переговорщика. Отдуваетесь за какую-то собственную идею?
— Эту идею поддержали все остальные, и без нее никто не согласится. Остальное — детали, о которых можно договориться как-нибудь и когда-нибудь потом.
— Хорошо, я понял. В чем суть идеи?
— При нападении джаа на Колонист-12 было много жертв,— сказала Мария.— Посол Чен заморозил тез, кому не успели оказать помощь вовремя. Для разморозки нужны маги земли, а для лечения, насколько я понимаю,— довольно редкие биологические артефакты... "живчики".
