То, что угроза срыва для меня на некоторое время отступила, заметил и старший инквизитор. Он сам, без моей просьбы, отпер клеть и выпустил меня наружу.
Первым делом я справился о реке, либо ручье. Одежда, как и тело, воняла нестерпимо. Даже обильно поливающие все это время дожди не смогли полностью смыть смрад. На счастье, поблизости оказалась речушка, куда я тут же и направился. Выстирать одежду мне показалось недостаточным, и я сам полез в холодную, осеннюю воду. Купание меня взбодрило, вялость отступила, а нервную дрожь заменила дрожь от холода. По крайней мере мне хотелось верить, что это так. Чтобы согреться я даже сделал легкую разминку, заставив кровь быстрее бежать по венам. Но старания мои пропали втуне. Стоило натянуть на себя влажные вещи, как меня вновь скрутило от холода. Пришлось поспешить в лагерь, греться возле костра.
На обратной дороге у деревьев, немного в стороне от меня, я заметил движение, но не стал этого показывать. Я и не думал, что Огюст даст мне шататься по окрестностям без присмотра.
С незаметно подкравшимися сумерками в лагере стало гораздо оживленнее. Людей прибавилось, но большая часть из них почему-то не хотела спокойно сидеть у костра, наслаждаясь теплом и потрескиванием поленьев. Многие сновали по лагерю занимаясь какими-то делами.
Среди последних я заметил немало людей из корпуса конных лазутчиков. Если на нашей стоянке появились загонщики магов, значит и сам объект их преследования не далеко. Последнее также подтверждало и довольная физиономия старшего инквизитора, мелькнувшая среди других лиц и также быстро пропавшая. У жертвы скрыться не получилось, чем не предмет для радости?
Идти к нему за подтверждением моей теории я не захотел. Во-первых, лень было его искать, а во-вторых, я полагал, что он все равно мне ничего не расскажет. Просто поставит в свое время перед фактом, как он обычно любит это делать, и все. Что ж, всему свое время. Как оказалось, неожиданно зародившийся у меня фатализм никуда не делся.
Вместо этого я подсел к большому костру, где также коротало время немало самых разнообразных служителей ордена. От солдат и лазутчиков до капеллана и духовника. Надеялся услышать там свежие новости, но максимум, чем я разжился, это неправдоподобными байками и рассуждениями о женщинах. Самому поднимать нужную тему я поостерегся. Периодически я ловил на себе странные взгляды. Скорее всего бойцы, сопровождавшие меня в пути, уже рассказали всем остальным о том, кто я такой, и как веду себя вовремя грозы. Поэтому я ограничился лишь ролью стороннего слушателя, не пытаясь стать участником разговора.
Пустой треп мне быстро наскучил, и я стал просто пялиться по сторонам, рассматривая лица участников, увеличившегося за один день, отряда. А потому и обратил внимание на тихого мужчину, сидящего рядом с духовником Себастьяном.
Мешковатый балахон не мог скрыть атлетическую фигуру незнакомца. Он был широк в плечах и даже сидя возвышался над духовником почти на целую голову. Его лицо избороздили глубокие шрамы, словно от оспы или какой другой болезни, правда отметины эти почему-то отливали синевой, а голову покрывал короткий ежик абсолютно белых волос. И все бы ничего, если бы не взгляд этого человека. Абсолютно пустой взгляд. Будто бы передо мной сидел не человек, а только его оболочка. Заглядывать в его глаза, было тоже самое, что смотреть в окна давно заброшенного дома. Тело мужчины находилось здесь, а сам он пребывал где-то далеко, должно быть в месте, гораздо приятней чем это. Все происходящее, казалось, его абсолютно не касалось. Максимум, на что хватало его присутствия, это делать какие-нибудь механические движения. Например, открывать и закрывать рот, жевать и глотать. Остальную работу за него делал Себастьян, поднося к его лицу ложку с едой, а также вытирая салфеткой ему губы.
Честно говоря, я был поражен. Не только тем, как духовник терпеливо выполняет роль сиделки, но еще и потому, что не понимал, с какой целью на охоту за магом взяли этого бедолагу.
И только через мгновение меня осенило — передо мной находился мой коллега. Охотник на магов. Замученный испытаниями настолько, что решил сбежать от реальности в свой собственный выдуманный мир.
Я слышал о подобных ему. Не все охотники, что не выдерживают становление, погибают. Некоторые превращаются вот в таких ничего не видящих и ни на что не реагирующих душевнобольных. Люди-растения. Весьма страшный и весьма печальный удел.
Но если Себастьян ухаживает за охотником, значит он действующий, не могли же они на охоту взять с собой балласт. Более того, это его охотник. Тот, о котором он говорил в дороге. Мирехон, кажется. Тогда возникает другой вопрос. И это самый сильный охотник нашего времени? Пускающий слюни дылда? Что-то мне не верится, что он вообще может выступить против чародея, не говоря уже о том, чтобы быть лучшим в этом непростом деле. Хотя и духовник, и инквизитор выражались по этому поводу однозначно и весьма серьезно. Странно. Может это все-таки другой охотник? В разбитом не нами лагере нас должен был дожидаться еще один, но судя по оговоркам, которые мне удалось услышать, этот охотник был женщиной. Тогда что, это и в самом деле знаменитый Мирехон?
С другой стороны, возможно все. Из-за плеча седого громилы выглядывала внушительная секира с двумя лезвиями, и сделана она была, судя по отблеску металла, из того же сплава, что и мои палаши. Следовательно, этот охотник все же участвует в схватках с колдунами, столь дорогое оружие из редких компонентов вряд ли бы вручили пустышке. На вид мужчине было лет пятьдесят, а если учесть, что из-за своей спецификой работы охотники редко доживают до сорока, то это серьезный показатель. Этот бугай мог действительно оказаться самым живучим и самым опытным охотником из всех ныне действующих.
Впрочем, зачем гадать? Не сегодня-завтра нас с ним пошлют знакомиться с архимагом, и я в бою лично посмотрю, чего он стоит.
Себастьян заметил мой любопытный взгляд, и мне пришлось отвернуться. Но я быстро нашел для себя новую цель. Увидев часть команды, в составе которой в будущем мне придется сражаться, захотелось узреть и оставшуюся. Я окинул взором сгрудившиеся у костра фигуры. Отыскать женщину в группе, состоящей преимущественно из одних мужчин, должно быть просто. Но мне этого долго не удавалось. Даже мелькнула мысль, что, возможно, я ошибся, и третий охотник вовсе не принадлежит прекрасному полу. Но она исчезла, когда я случайно оглянулся назад.
Тогда как все свободные от беготни и какой-либо работы участники охоты в этот зябкий осенний вечер собрались поближе костру, эта женщина предпочла сидеть в одиночестве в нескольких метрах за нашими спинами, прижав к себе руками колени и отстранено наблюдая за всеобщим оживлением. Свет от костра не доставал до охотницы, но рассмотреть ее лицо мне все же удалось. Место она себе выбрала возле одного из навесов, к перекладине которого кто-то прицепил карпутский фонарь. Ничего особенного тот собой не представлял. Такую примитивную конструкцию мог бы собрать кто угодно. Обыкновенная прозрачная стеклянная емкость на подставке и с крепежом, наполненная веществом, испускающим свет. А вот что из себя представляло это самое вещество — знали уже одни только головатые коротышки.
Женщина, хотя, глядя на ее молодое лицо, я бы сказал девушка, как и все охотники имела отметины нашей профессии. Из-под шарфа на шее проглядывался жуткий ожог, который, цепляясь своими уродливыми лапками, выбирался ей на лицо, расползалась по всей левой щеке, от подбородка, краешком зацепив губы, и до самого глаза, на счастье не тронув его. Дальше он свернул в сторону и полез вверх, изуродовав ухо и лишив охотницу части волосяного покрова. Но там, где я решил проблему кардинально, брея голову на лысо, девушка пыталась камуфлировать ее, зачесывая оставшиеся волосы на ту сторону, где их не хватало. К слову, цвет они имели рыжий.
Несмотря на увечье, молодая женщина показалась мне весьма привлекательной. Высокие скулы, изящный нос и тонкие губы, все это вкупе придавало ей некий шарм. Цвет ее глаз с такого расстояния я не разглядел, но почему-то был уверен, что они зеленые. Казалось, улыбнись ей судьба и лиши дара Высшего, она вполне могла бы быть женой какого-нибудь вельможи или даже самого правителя. Но нет, девушке приходится видеть самую грязную сторону жизни, сражаясь с чародеями и в полной мере познав, что такое боль.
Одета, кстати, она была гораздо лучше меня. Ее ноги обтягивали шерстяные рейтузы, а сапоги из черненной кожи доходили ей почти до колен. Белая хлопковая рубаха и стеганый мужской дублет покрывали туловище.
Глядя на ее обувку, я неосознанно подтянул ноги под себя. Мои сапоги и без того выглядели совсем плохо, а если уж сравнивать с ее... Простые холщовые штаны и рубаха, весьма поношенные, в которых я неистовствовал под дождем во время нашего путешествия, ситуацию не выравнивали. Единственным моим преимуществом был теплый шерстяной плащ.
Но несмотря на все эти ее качественные вещи, было видно, что тонкую фигурку девушки сотрясает дрожь. Стоял холодный осенний вечер, и она мерзла. Вопреки этому подходить ближе к костру она не собиралась. И я знал почему. В глазах у нее застыл ужас. С каким-то завороженным страхом она смотрела на пламя, не обращая внимания ни на кого из нас.
У каждого из охотников на магов есть свой большой страх, жуткий кошмар, воплотившийся в явь. А то и не один. И каждому приходится с ним жить.
А девушка-то оказывается гораздо храбрее меня. Мой ужас — это молния, но стоит мне увидеть всего лишь ее возможных предвестников, тучи на небосклоне, как на меня уже накатывают волны жути. А охотница, пусть и с некоторого расстояния, могла смотреть своему страху прямо в глаза, в живое пламя, без того чтобы инстинкты, затолкав сознание поглубже, не заставили ее тело бежать не глядя куда подальше.
Поддавшись какому-то смутному чувству, я встал и зашагал к охотнице и, подойдя вплотную, чуть не наступил на ее оружие. Глефа с зачехленным лезвием лежала перед девушкой прямо в траве. Древко же, хоть и отполированное сжимавшими его много раз руками, в отличие от клинка бликов на свету не давало. Я понял, что на земле что-то лежит, лишь потому как дернулась рыжая охотница, и в последний момент успел остановить ногу. Вот был бы конфуз, если бы я ненароком сломал оружие своему коллеге прямо перед схваткой с магом. Впрочем, даже без этого получилось довольно неловко. Чтобы не оробеть еще больше, я быстро сделал то, зачем пришел. Скинул с себя плащ и укрыл им девушку. Ее глаза расширились от удивления. Я не ошибся, они действительно были зелеными. Ее руки машинально потянулись к плечам, на лице читалось желание скинуть или вернуть мне одеяние. В общем-то вполне здравая реакция на навязчивость, я ведь даже не спросил у нее разрешения. Но достигнув цели ее пальцы на миг замерли, а затем плотнее запахнули плащ на тонкой фигуре. Плащ у меня теплый, а молодая женщина очевидно жутко замерзла. Смущенно кивнув, она неразборчиво пробурчала какие-то слова благодарности. Я ответил таким же кивком и, потупившись, побрел обратно к костру. Хоть я и не смотрел в этот момент по сторонам, от меня не укрылся колючий взгляд, коим наградил меня тщедушный лысеющей мужичок. По повадкам я узнал в нем духовника. Стало быть, это и есть опекун рыжей девушки? Что же он тогда сам ей свой плащ не одолжил?
Весь вечер до поздней ночи я просидел у огня. Разбрелись один за другим к своим спальным местам солдаты и монахи. Одним из первых отправился на боковую Себастьян, отведя к навесу и своего подопечного. Ушла спать даже молодая охотница, кажется так же, как и я, ненавидящая сон, наконец поддавшись уговорам своего духовника. Остались только я и дозорные.
Удивительно, но меня никто не беспокоил в этот вечер. Не пытался контролировать мои действия и не заставлял лезть в проклятую клетку. Небо, щедро усыпанное звездами, говорило о том, что на нем по-прежнему нет ни единой тучки. Наверное, причина моей сегодняшней свободы крылась именно в этом факте.
Как бы я не пытался оттянуть неизбежное, идти отдыхать мне все же пришлось. Судя по всему, архимага мы почти настигли, а значит скоро мне понадобятся все мои силы, для того чтобы успешно противостоять ему.
Лезть кому-то под навес я не стал. Место для ночлега выбрал себе знаковое, под той самой повозкой, что все эти дни служила мне тюрьмой. А что? Я ненавидел только клетку, к передвижной ее части негативных эмоций я не испытывал. А так хоть не под открытым небом спать придется. Прихватив с собой чье-то солдатское походное одеяло и свой плащ, который рыжая девушка, боясь подойти к огню, оставила на том же месте, где сидела, я полез под дилижанс.
После многодневного напряжения, как нервного, так и физического, я наконец-то смог расслабиться. В этом правда был и небольшой минус. Расслабление вышло чрезмерным. Делать настолько ничего не хотелось, что я даже решил на этот раз обойтись без своих обычный физических тренировок. О чем наутро конечно же жалел.
Тьма. Говорят, тьма — это всего лишь отсутствие света, но я не верю подобным заявлениям. Не верю, потому что точно знаю, что это не так. Это сравнимо с заверением, что океан — это просто отсутствие воздуха. Тьма — это не ничто, это нечто. И я бы даже сказал, нечто живое.
Открыв глаза, я ничего не увидел. Но не потому что внезапно ослеп, со всех сторон меня окружала непроглядная чернильная тьма. Колышущаяся масса, переливающаяся более плотными сгустками мрака. Я был беспомощен, полностью в ее власти, но она не желала такой быстрой победы. Ей хотелось поиграть.
По плечу скользнула черная клякса, и меня всего передернуло от отвращения. Ощущение, будто по руке сполз мерзкий слизняк. Что-то зацепило меня по ноге, и она тут же стала неметь. Я обернулся, но увидел перед собой всю ту же стену из мглы. Кто-то коснулся моего лица. Это было даже не касание, а всего лишь его тень, будто чья-то призрачная ладошка прошлась по моей щеке. А затем со всех сторон раздался многоголосый шепот.
Тьма многолика. Кажется, будто тысячи душ застряли в одном, пусть и необъятном, теле. И все они сейчас просили, приказывали, умоляли и предлагали стать с ними одним целым, слиться в вечности. Одновременно с этим тьма еще больше пришла в движение, словно исполняя какой-то завораживающий танец. Темные пятна плясали перед глазами, играя с моим восприятием. Потеря одного из органов чувств только подстегивала фантазию.
Я поплыл. А голоса все вещали, как же это замечательно, когда ты перестаешь быть маленькой одинокой точкой в большом мире и становишься просто ничем. И одновременно всем!
Неожиданно для самого себя я отвлекся на эту мысль, размышляя о возможной притягательности такого бытия. Тьма как будто только этого и ждала. Внезапно она хлынула на меня со всех сторон, набиваясь в нос и уши, проникая в глаза и через поры кожи. Из груди рвался крик, и я чуть им не захлебнулся — в открытый рот сплошным потоком полились чернила.
Эта чернота стала разъедать меня изнутри. Как будто и в самом деле растворяла меня в себе. Я почувствовал в себе присутствие чего-то чужого. Присутствие холодного и колоссального разума, настолько могучего, что рядом с ним я сам себе казался песчинкой в потоке ревущего водопада. Одновременно с тем все, что делало меня личностью, все, из чего состоял Касий, охотник на магов, стало исчезать. Утекало, как вода через решето, и никакие мои волевые усилия не могли этому помешать. Я с трезвой уверенностью осознал, что превращаюсь в нечто иное. В чей-то придаток, безвольный и инертный, кусок чего-то сознания, не имеющий право в отдельности называться полноценным существом.
