— Мои тургауды не дрогнули, — сказал, переведя дух, Тенгиз-нойон. — Они храбро бросились на чудовище, выполняя волю Покорителя вселенной и сражаясь так, как и подобает храбрым монголам. Однако змей оказался очень коварным. Он подпустил нас близко, а потом, опустившись на землю, начал хвостом выбивать воинов из седел и ломать ноги лошадей. Когда же тургауды, жертвуя собой, все-таки загнали его на равнину, в топь, он снова взлетел в воздух и оттуда опять начал поливать нас огненным дождем.
— Пусть позовут ученого Чжоу-ли! — приказал Бату-хан.
Ученый китаец, сухонький и аккуратный, явился очень быстро. Он приветствовал Бату — хана и прочих знатных монголов по китайскому придворному обычаю низким поклоном, замер в ожидании. За спиной китайца мальчик-слуга держал увесистый ларец с книгами и письменными принадлежностями.
— Мудрый Чжоу-ли, выпей кумысу и ответь нам на вопрос, который нас беспокоит, — сказал Бату-хан. — Наш несравненный храбрец Тенгиз-нойон сражался с удивительным зверем, живущим в земле урусов. Можешь ли ты определить по описанию, которое даст тебе Тенгиз-нойон, что это за зверь?
— Я изучал повадки и приметы многих животных, — сказал китаец. — Сведения о любом звере, существующем во вселенной, можно найти в древних книгах. Как выглядело животное?
— Оно похоже на змея, но это не змей, — начал Тенгиз-нойон, дрожа от ярости. — Оно летает, как птица, но это не птица. У него четыре лапы, длинный змеиный хвост и огромная голова с широкой пастью и длинными острыми зубами. Глаза этого чудовища сияют, как зеленые огни. Оно извергает огонь, испепеляющий все, на что этот огонь попадет. Чудовище высотой подобно крепостной стене, а длиной равно колонне из десяти всадников, едущих друг другу в хвост. Оно покрыто чешуей, блестящей как золото. Вот какого зверя я видел, и я клянусь убить этого зверя, чтобы отомстить за свое поражение и за свой позор!
— Приметы сего зверя достаточно характерны, — сказал китаец, немного подумав. — Я бы сказал, что это животное — лун, настоящий дракон. Но в земле урусов не водятся драконы. Это животное напоминает сразу многих чудовищ, достоверно описанных великими учеными задолго до моего рождения. Оно похоже на зверя яюя, у которого лошадиные
* Дрегва — трясина
** Арчул — кисет, поясная сумка.
копыта, когти тигра и человеческое лицо. Оно также напоминает страшного зверя цзочи. Если оно летает, то может быть, это чудовище родственно свирепой птице дафэн, которая своими крыльями поднимает ураган. Подобно это существо также чудовищному змею-людоеду башэ. Я могу определенно сказать только одно — животное, которое видел несравненный герой Тенгиз-нойон, может считаться одним из порождений темных сил.
— Но как с ним бороться? — спросил Субэдей, дождавшись, когда смолкнут испуганные вздохи ханских жен.
— Борьба с порождениями темных сил всегда затруднительна. Победить их может только герой, который добровольно взялся за опасное дело по борьбе с чудовищами. И такому герою необходимо волшебное оружие. Так говорят книги.
В шатре Покорителя вселенной стало тихо. Ханы опустили глаза и сомкнули вместе кончики пальчики в знак внимания. На деле это означало, что никто не хочет высказаться и предложить свои услуги по уничтожению зверя. Субэдей улыбался. Бату-хан был непроницаем. Наконец, хозяин шатра нарушил молчание.
— Благодарим тебя, мудрый Чжоу-ли. И разрешаем удалиться!
— Повелитель, — сказал Тенгиз-нойон, как только китаец со слугой покинули шатер, — позволь мне пойти и убить зверя. Дай мне воинов, чтобы я мог покончить с урусским чудовищем, погубившим моих огланов.
— Удалец! Какой удалец! — оживились ханы.
— Лучше расскажи нам, что произошло потом, — велел Бату-хан, оскалившись в свирепой улыбке.
— О великий, как описать отвагу и силу твоих несравненных воинов! Тургауды дрались как львы. Несколько раз им почти удавалось поразить мерзкое чудовище своими стрелами и копьями, но злые урусские онгоны застилали нам глаза, и наши стрелы летели мимо цели. Вечное синее небо свидетель моим словам — воины моего отряда дрались храбро. Ни один из них не бежал с поля боя...
Бегство было повальным и постыдным. Монгольские всадники с дикими воплями, в одиночку и целыми толпами, удирали по тракту, не думая ни о чем, кроме спасения. А Зарята все продолжал свои атаки.
Сам Тенгиз-нойон безумными глазами смотрел на то, как улепетывают его непобедимые тургауды, как отборная монгольская конница, закованная в железные латы, тонет в болоте, в которое в одночасье превратилась вся равнина. Струи пламени, извергаемые драконом, растопили снег и лед, покрывавший равнину. Там, где раньше были только полыньи, теперь была сплошная хлябь. Копыта лошадей увязали в раскисшей черной грязи и в ледяной каше, и напрасно всадники хлестали плетьми несчастных животных — монголы напоминали мух, прилипших к клейкой бумаге. Огонь и вода делали свое дело; войско Тенгиз — нойона таяло на глазах.
— Ойе, спасайтесь! — вопили монголы. — Пришел наш последний час! Все мы умрем! Бежим!
Около сотни тургаудов, окруживших железным кольцом Тенгиз — нойона, еще сохраняли воинский строй, когда на них обрушился катившийся по дороге вал беглецов. Ничего страшнее Тенгиз-нойон даже вообразить себе не мог. На него и его тургаудов неслись нестройные толпы живых мертвецов — полусожженых, со сползающей обугленной кожей и выжженными глазами, умирающих, вопящих так, что в глубинах ада не услышишь такого вопля. Сердце Тенгиз — нойона едва не остановилось от ужаса. Кони под этими призраками были им под стать — на многих дымилась тлеющая упряжь, на других сгорела шерсть. Чтобы хоть как-то облегчить страдания от ожогов, страдальцы прыгали с лошадей прямо в трясину, где мгновенно тонули. Другие просто направляли своих коней в жидкое ледяное месиво — их судьба была такой же. Чтобы удержать строй и не погибнуть под копытами коней, тургауды принялись безжалостно рубить бегущих. Однако удержать поток обезумевших от боли и ужаса людей и коней им не удалось. Тургауды были смяты и растоптаны, и последняя надежда Тенгиз — нойона сохранить хотя бы малую часть войска рухнула.
Он еще попытался, размахивая бунчуком, собрать вокруг себя хотя бы несколько десятков человек из тех, кто пока еще не потерял голову, и пробиться их кошмарного людского месива, в котором он оказался. Потом на него упала огромная крылатая тень. Последнее, что увидел Тенгиз-нойон перед тем, как его опалил адский огонь — планирующего прямо на него дракона, его немигающие зеленые глаза и страшную пасть, полную острых белоснежных зубов. Мир превратился в облако огня, и Тенгиз-нойон услышал душераздирающий вопль — свой собственный крик. Пламя охватило его одежду, и монгольский военачальник больше ничего не видел и не слышал.
Он очнулся от страшной боли в юрте шамана Баина. Ученики шамана мазали его ожоги целебным маслом, но от этой процедуры нестерпимая боль становилась еще мучительнее, и Тенгиз-нойон кричал в голос. Старый Баин смотрел на него, пил кумыс и приговаривал:
— Поблагодари онгонов, что они надоумили тебя надеть амулет, подарок старой Ринчин. Только благодаря амулету ты сохранил свою жизнь и не погиб в огне и воде. Видишь, онгоны не зря предупреждали меня об опасности.
Всю дорогу до лагеря Бату — хана близ Твери Тенгиз — нойона везли в носилках — он не мог ехать на коне, потому что от боли поминутно терял сознание. Израненного полководца сопровождали тридцать семь оборванных, грязных, покрытых ожогами людей — тридцать семь из двух тысяч, с которыми Тенгиз-нойон отправился завоевывать Новгород. Остальные нашли свою смерть у села Чудов Бор недалеко от Игнач-креста.
Воспоминания о пережитом ужасе и жестокая боль от ожогов лишили Тенгиз — нойона последних сил, и когда-то непобедимый тысячник закачался и упал у ног Бату — хана. Немедленно несколько слуг подняли бесчувственного воина и вынесли его под жалостливые вздохи жен Бату — хана. Сам Покоритель вселенной сохранял непроницаемое лицо, хотя рассказ несчастного Тенгиз — нойона произвел на владыку монголов сильное впечатление.
— Пусть мои жены уйдут, — велел Бату-хан. — Время сказок окончилось. А военачальники пусть останутся.
Когда женщины ушли, слуги подали еще кумысу и хорзы, и монголы в молчании выпили по чаше. Все ждали, что скажет Бату-хан.
— Мы выслушали Тенгиз — нойона, — нарушил молчание Покоритель вселенной. — Что скажет доблестный Субэдей?
— Еще вчера, о повелитель, мои тургауды допросили каждого из вернувшихся с Тенгиз — нойоном воинов в отдельности — так, чтобы другие ничего не слышали. Все говорят одно и то же, даже незначительные мелочи — и те совпадают. Такое нельзя придумать, о джихангир*.
— Но это невозможно! — Бату-хан нахмурился. — Моя братья мне не поверят. Они скажут, что я выдумал историю с огнедышащим змеем, чтобы оправдать свое поражение. Об этом тут же сообщат в Каракорум**, и я потеряю лицо.
— Поражение Тенгиз — нойона не означает поражение Бату — хана, — заметил хитрый темник Куремса. — Тенгиз-нойон плохо командовал войском, вот и был разбит урусами.
— Кто поверит, что его противником был крылатый огнедышащий змей? И что теперь делать нам? Идти ли нам на Новгород, или не идти? Появление чудовища делает поход на Новгород опасным делом.
— Мы готовы идти на Новгород хоть сейчас! — воскликнули те из военачальников, кто был помоложе и погорячее.
* Джихангир — "покоритель вселенной", титул монгольских полководцев.
* Каракорум — город в Монголии; в 13 — 14 веках столица Монгольской империи.
— И я готов идти на Новгород, — сказал Субэдей. — Но позволю себе сказать, о великий. Мы выслушали историю о драконе, который в одиночку уничтожил войско Тенгиз — нойона. Трудно заставить наших недругов поверить в историю о драконе. Пройдет тысяча лет, и люди будут говорить о наших победах — и о наших поражениях тоже. Победы они будут приписывать тебе. Кому же они припишут поражения? Неумелому полководцу? Или дракону? Люди скажут: " Монголы не взяли Новгород, потому что у них были плохие полководцы. Они не взяли Новгород, потому что их остановил страшный дракон". Найдутся и такие, кто скажет — никакого дракона не было, монголы выдумали его, чтобы оправдать свое поражение. Людей легче заставить поверить в ложь, чем в правду. Правда о драконе покажется сказкой, ложь о слабости монгольского войска — правдой.
— Берегись, Субэдей! — воскликнул Бату-хан, изменившись в лице. — Еще никто не смел говорить мне в глаза, что мое войско слабое!
— Я не говорю, что оно слабое. Завоеванные народы могут подтвердить обратное. Я говорю о том, что скажут в будущем. Сейчас мы уверены, что даже, несмотря на дракона, мы возьмем Новгород. Но есть опасность, которая хуже дракона — это болота. Наступает весна, и земля урусов скоро покроется водой. Наши всадники не смогут преодолеть это препятствие.
— Смогут! — воскликнул Бату-хан. — Для монголов нет непреодолимых препятствий. Мы переплыли Итиль*. Мой великий дед проходил с войском через бескрайние пустыни Азии и появлялся там, где его не ожидали враги. Я заставлю урусов строить мосты и гати над болотами. Мы пройдем урусские болота и дойдем до Новгорода!
— И потеряем половину войска, — спокойно возразил Субэдей. — В тылу у нас окажутся разоренные и озлобленные урусские княжества, через которые мы прошли, а впереди — земли фарангов**, где много крепких каменных крепостей и сильных воинов. Как мы пойдем дальше?
Бату-хан сердито сверкнул глазами, но возразить было нечего. Он и сам понимал, что неудачи под Новгородом ему не простят. Царевичи чингизовой крови только и ждут, чтобы, воспользовавшись его неудачами, занять его место верховного военачальника — джихангира.
— Если так, то дракона, о котором говорил Тенгиз-нойон, послало нам само небо, — сказал хитрый Куремса.
— О чем это ты? — спросил Бату-хан.
— Тенгри подает нам знак, что поход на Новгород будет неудачным.
— Я понял тебя, Куремса. Ты боишься дракона.
— Я готов драться с врагами из плоти и крови, мой хан. Но как драться с огненным змеем? Такое под силу только героям сказаний.
— Куремса прав, — подал голос молчавший до сих пор сухопарый темник Улугэй. — Как сражаться с чудовищем? Покажи нам своих врагов, и мы сметем их с лица земли. Если прикажешь умереть за тебя, мы умрем. Но будет ли польза в том, если неуязвимое чудовище сожжет огнем твои тумены?
— Сиятельный Субэдей сказал правильно, — поддержал темник Бурундай. — Даже если бы не было этого ужасного дракона, дорога на Новгород становится непроходимой для конницы. Болота и разлившиеся реки страшнее чудовища. Наше войско подойдет к Новгороду ослабленным и изнуренным.
— Все вы трусы! — в сердцах бросил Бату-хан и засопел.
— Великий хан, — с почтением сказал Субэдей, — мы завоевали девяносто девять городов и захватили богатую добычу. Твои воины достойно пронесли славу монгольского имени в этих землях. Мы не будем думать о драконе. То, что случилось с Тенгиз — нойоном, не узнает никто. Это дурной сон. Не было никакого дракона. Были болота и разлившиеся
* Итиль — Волга
* Фаранги — жители Западной Европы.
реки, которые не дали твоему непобедимому войску пройти к Новгороду. Ты решил, что твое войско нуждается в отдыхе после славных сражений, и решил повернуть обратно. Не было на нашем пути того, кто остановил нас — мы сами не захотели идти на Новгород. Мы вернемся в степи из этой принадлежащей злобным онгонам земли и там подготовим новый поход на закат. Ты сохранишь войско и не дашь своим братьям повода упрекнуть себя. И ты увидишь — непокорный Новгород сам пришлет послов с просьбами о милосердии и с богатой данью.
— Золотые слова! — воскликнули ханы.
Бату-хан уловил в словах старого мудрого полководца предостережение. Субэдей намекал на возможные распри с братьями. Кто тогда его поддержит, если не войско? Никто. Об этом джихангиру следует думать в первую очередь.
— Не было дракона, — произнес задумчиво Бату-хан. — Были болота и разлившиеся реки. Я понял тебя, мудрейший Субэдей. Пусть позовут писарей!
Минуту спустя в юрте уже стояли на коленях перед Покорителем вселенной двенадцать писарей с бумагой и каламами* наготове. Бату-хан долго обдумывал, как лучше выразить свои мысли, начал медленно диктовать:
— Пишите; после девяноста девяти блестящих побед я желаю дать моему непобедимому войску отдохнуть и насладиться добычей. Через три дня мы поворачиваем обратно к берегам Итиля, чтобы подготовить новый поход, который потрясет вселенную. Такова моя воля! Пусть о ней объявят в войске!
— Твоя мудрость равна твоей непобедимости и величию, мой хан, — сказал Субэдей.
— Слава Бату — хану! — провозгласил Куремса.
— Слава великому! — поддержали ханы.
— Воины Тенгиз — нойона должны молчать о случившемся, — неожиданно сказал Покоритель вселенной. — Поручаю это тебе, Куремса.
Куремса добросовестно исполнил это поручение. Тридцать семь воинов Тенгиз — нойона таинственно исчезли, а сам Тенгиз-нойон до конца дней слыл сумасшедшим, рассказывающим небылицы о драконах. Через три дня после совета у Бату — хана монгольское войско повернуло на юг. Позже в своих трудах историки напишут, что Новгород от неминуемого разгрома спасли весенняя распутица и болота, в которых завязла монгольская конница. В чем-то историки были правы. Другой причины необъяснимого поведения монголов, остановившихся в нескольких сотнях километрах от Новгорода и повернувших обратно, даже не пытаясь взять богатейший город Руси, история для будущего не сохранила. Так что сошлись на этой.
