— Ешь, кому говорю.
— Где мы?
— В Муосе. Все вопросы потом.
На дальнейшие вопросы Радиста она отвечать отказывалась, настойчиво скармливая ему суп. От приёма тёплой пищи пораненной глоткой ослабевший Радист устал и вспотел. Он лёг, почти упал. Светлана, отставив миску, легла рядом, обняла его и прошептала:
— Игорь, все разговоры — потом, теперь спи.
Радисту не хотелось разговаривать. Ему хотелось, чтобы случившееся чудо, будь то явь, сон или бред, никогда не кончалось. Он впервые с момента пленения по-настоящему заснул: крепко и без снов.
8.4.
Радист проснулся. Светланы не было. Неужели это опять был бред? Радист нервно стал искать выход из конуры, в которой он лежал. Выход был занавешен тряпкой, отодвинув которую, Радист вошел в довольно большое помещение, освещаемое грибами-светильниками, развешенными по стенам. В центре помещения на полу были сложены или росли несколько грибов, которые давали свет достаточный, чтобы рассмотреть группу людей — человек пятнадцать, сидевших прямо на полу, образуя круг.
Все были раздеты, если не считать коротких кожаных юбок на бедрах. Причем так одеты были и мужчины и женщины и дети. Все они были худы, но мужчины — достаточно мускулисты. Они сидели неподвижно, закрыв глаза. В немного мерцающем люминесцентном свете грибов-светильников их бледно-синие лица выглядели зловеще. Все участвовали в каком-то странном ритуале.
Мужчина постарше заунывным голосом, будто бы молитву, затягивал:
— Кислород есть восьмой элемент ибо в его атоме восемь протонов и электронов. В условиях Муоса свободный кислород — молекула из двух атомов. Является газом без цвета и запаха, из которого состоит пятая часть воздуха, коим мы дышим. Легко соединяется с прочими элементами. Наиболее известные соединения: вода (один атом кислорода и два атома водорода), ржавчина (различные соотношения атомов железа и атомов кислорода), органика...
Радист, открыв рот, слушал это странное песнопение, похожее на выдержку из учебника давно им забытой химии. Спустя минут семь, все присутствующие, от мала до велика, затянули:
— Кислород есть восьмой элемент ибо в его атоме восемь протонов и электронов...
Они пели эту песню разными голосами, но в унисон друг-другу. Радист мог поспорить, что они слово в слово повторили сказанное "запевалой". Радист надеялся, что на этом всё закончится, но потом "запевала" затянул снова:
— Фтор есть девятый элемент ибо...
Радист подумал, что возможно у него очередной бред, и решил не предавать этому особого значения. Он выполз из конуры и встал в полный рост. В голове немного шумело, в теле была слабость, но чувствовал он себя значительно лучше. Никто из поющих не открыл глаз и не пошевелился. Даже если это — бред, эти "химики" вряд ли могут быть опасны. Не возможно представить, чтобы они, отпев оды химическим элементам, тут же кинулись его поджаривать. Но и стоять тут, как дурак, он тоже не хотел. Он уже думал было кашлянуть, чтобы привлечь внимание, но увидел в углу нечто, что его враз отвлекло от певцов-"химиков".
В углу, как раз под светящимся грибом, сидела Светлана с каким-то долговязым "химиком". Это был молодой парень, но своей внешностью больше напоминал взрослого мужика. Она, обняв мужика рукой за шею, что-то шептала ему на ухо. Мужик кивал головой и улыбался. Так обнимать Светлана имела право только его — Радиста! Радист тут же сделал выводы. Всё верно: Светлане он был просто нужен, как радист, как московский посланец. А как мужчина — он её не интересовал: слишком хилый, трусливый и молодой, не то, что этот... Мужик был голый, если не считать крохотной юбки. Светлана, что-то важное шепнув ему, наклонилась и посмотрела собеседнику в глаза, и от этого прижалась всем телом к его волосатому торсу. Этого Радист вытерпеть не мог.
Светлана его заметила и, как ни в чём не бывало, махнула рукой, зовя к себе, а потом приложила палец к губам, показывая, чтобы он шел тихо. Радист хотел резко развернуться и уйти, но потом подумал, что это — глупо; надо держаться мужиком. Он с наигранным безразличием пошел к Светлане. Детская обида распирала его. В глаза Светлане он смотреть не хотел, боясь, что она различит в нём приступ ревности. Поэтому смотрел на бородача. Таких бабы любят! Он был не намного старше Радиста, но у него такой уверенный, решительный взгляд, правильные черты лица, небольшая борода, делающая его старше и мудрее на вид.
Бородач почему-то встал и сам направился навстречу Радисту, а потом, не дойдя двух метров, присел на одно колено и склонил голову. Радист растерялся и решил, на всякий случай, сделать также, думая, что это какой-то местный ритуал. Быстро подошла Светлана и, схватив их обоих за руки, потащила в конуру. Певцы в это время затягивали гимн натрию.
Радист и Бородач сели на пол, а Светлана, за неимением места — на колени Радисту. Она, как ни в чём не бывало, чмокнула его в щёку и сказала фразу, которая обрушила на сердце Радиста ливень счастья:
— Игорь, это — мой брат! Знакомься — Юрий или, как его здесь называют, Юргенд.
Счастливый Радист был готов расцеловать Юргенда, но решил пока ограничиться рукопожатием:
— Игорь.
Юргенд растерянно протянул сильную руку и робко пожал её Радисту.
— Я рад тебя видеть, Посланный!
— Кто?, — удивился Игорь. Но Светлана перебила:
— Об этом потом.
— Ты же говорила, что твой брат погиб?
— Нет, я тебе говорила, что он пропал. Через четыре года мы встретились, Юра нашёл меня. Нас от диких диггеров отбили светлые диггеры. Думали, что я не выживу и поэтому Светлые оставили меня недалеко от нашего лагеря. А Юру забрали к себе. Теперь он тоже диггер, он вырос в этой бригаде и стал бригадиром. Иногда мы встречались — есть у нас некоторые общие вопросы... Но встречи бывают редкими. Последний раз виделись года полтора назад. Сам понимаешь, как мы рады этой встрече.
Юргенд по-прежнему ошалело, не сводя глаз, смотрел на Радиста. Радиста такое внимание смущало, и чтобы не молчать, он спросил у Юргенда, кивнув на выход из конуры:
— А что это там такое?
Юргенд даже не шелохнулся, и за него ответила Светлана:
— Они учат, вернее повторяют, Поэму Знаний. Когда-то давно бригадиры пришли к выводу, что в условиях разобщённых поселений диггеров трудно сохранять знания и не впасть в дикость. Ведь это уже случилось у их бывших собратьев. Была создана Поэма Знаний — своеобразная энциклопедия, включающая в себя основные положения основных наук: математики, физики, химии, биологии и других. Каждый диггер обязан знать эту поэму наизусть и научить ей своих детей. Почти всё свободное время диггеры занимаются изучением и повторением Поэмы. Можешь поверить, это достаточно эффективный способ, особенно в исполнении диггеров, владеющих "погружением" и "исключением".
— Чем владеющих?..
— Видишь ли, диггеры не выходят на поверхность, а возможностей пропитаться внизу не так уж много. Чтобы выжить в условиях голода, они научились "исключению". Усилием воли они могут те или иные органы или части тела, а при сне и отдыхе - все тело, как бы исключать из организма, погружая в полуживое состояние, требующее минимальных затрат энергии и питательных веществ. Это им помогает: то, что ты съедаешь за день, диггеру может хватить дня на три, а при полном исключении всего тела — даже на целую неделю. Ну а "погружение" — это, наоборот, максимальная активизация работы тех или иных органов. В том зале они все погружены в изучение Поэмы, мозг у них работает во всю, а другие органы почти не задействованы. Кстати, это не так ново. До Последней Мировой на поверхности жили люди, которые могли годами пребывать в полумертвом состоянии. Их называли, кажется, ёгами.
Радист не был уверен, что понял объяснения Светланы. Не имея большого рвения в изучении наук, он подумал о сомнительной пользе такого времяпрепровождения, но решил ничего не говорить, боясь обидеть по-прежнему не сводящего с него глаз Юргенда. Светлана тоже заметила застывшую маску на лице брата, и с улыбкой сказала:
— Всё, брат, давай. Посланный должен отдохнуть. Он ещё слаб.
Юргенд секунд пять не шевелился, потом суетливо и виновато закивал: "Да-да, пусть Посланный отдыхает!" и выполз из конуры. Светлана, поправив занавесь на двери, неожиданно навалилась на Радиста, уложив его на пол. Быстро расстегивая ему пуговицы на одежде, она прошептала:
— Я надеюсь, ты не совсем ослаб....
К своему удивлению Радист обнаружил, что он не совсем ослаб.
Радист лежал и смотрел на переливающийся неоновый гриб-светильник. Светлана лежала рядом, положив голову ему на плечё, а руку — на грудь. Она спала, сопя тихонько, как ребёнок, — тёплый воздух из её приоткрытого рта, приятно щекотал Радисту щёку. Всё было так же, как когда-то давным-давно на Пролетарской.
Но сколько всего произошло за это время. Отряд уновцев почти уничтожен, а он так и не приблизился к своей цели. Перед глазами проплывали лица его боевых товарищей: Дехтер, Лекарь, Бульбаш, Комиссар... Муос — этот жестокий мир, который стал для него почти родным, стоит на грани захвата ленточниками. Неужели они вообще пришли сюда зря? Неужели зря погибли его товарищи? Нет, пока он жив, всё не зря! Пока он жив — жива их миссия! А он дойдёт, доползёт до цели, чего бы это ему не стоило! Он уже не тот зашуганый ученик старого радиомеханика. Он — Радист. Он многое успел увидеть за это время. И он чудом спасался в самых критических ситуациях. Ему помогал Бог, Которому молится Светлана и Которому начал молиться он. А раз ему Бог помогает, значит он на правильном пути! Он заставит работать этот передатчик и только тогда вернётся в Москву. Вернётся вместе со Светланой.
От своих мыслей Радист сжал кулаки и напрягся. Светлана проснулась, подумала, что он хочет уйти, крепче его обняла, открыла глаза, смешно сморщила нос и уверенно заявила:
— Не пущу!
— А я и не ухожу.
— Я тебя больше никуда и никогда не отпущу. Я от тебя не на шаг не отступлю. Ты — мой муж. Я так решила. А муж и жена должны быть вместе. Всегда, до самой смерти. И после смерти тоже. Ты понимаешь меня?
— Понимаю...
Светлана вздохнула:
— Да разве ты можешь это понять? Знал бы ты, как мне без тебя плохо было. Я чуть сума не сошла. Хорошо хоть Майка нашлась...
— Что?!
— Да, нашлась! Представляешь чудо какое! Я уже перестала надеяться, а мне сообщают, что она на Нейтральную сама добралась и ищет свою маму — это меня, значит. Ну, её ж на Нейтральной тогда запомнили, когда мы два раза проходили. Они там все такие нелюдимые, а вот Майке помогли в Лагеря добраться, всё-таки есть у них что-то доброе в душе. Как увидела её — сердце кровью обливается, вся такая исхудавшая, исцарапанная. Когда Майка узнала, что мы идём тебя освобождать, так она давай: "Хочу к папке! К папке хочу!". Представляешь, она тебя папой называет!
Онемевший Радист боялся перебить Светлану.
- Решила я её с собой взять — ведь она привычная уже. А она проказница такая — всё убежать в туннели норовит. Её не пускают. У диггеров это строго: никто из бригады не должен никуда отлучаться без разрешения бригадира. Её уже ловили раза два или три. Она плачет, вырывается, а перед набегом на Восток даже в истерику впадала. Думаю, что это стресс у неё так проявляется. Ничего удивительного: я, взрослая баба, пока от Немиги до Нейтральной дошла — чуть не поседела. А она — ребёнок — столько дней не понятно где блукала... Но ничего, теперь мы будем все вместе...
— Где она?, — не своим голосом перебил Светлану Радист.
— Хочешь увидеть? Пошли. Я на всякий случай её всегда на ночь, когда спать одну уложу, закрываю.
Светлана быстро оделась, и они вышли из комнаты. Диггеры спали — видимо была ночь. Они спали, не одеваясь, не накрываясь и ничего не подстилая — на голом полу. Владение телом позволяло им спать в таких условиях.
Радист и Светлана подошли к какому-то помещению с ветхой дверью. Дверь была подпёрта арматурой. Радист открыл дверь. Здесь тоже висел гриб-светильник. Майка спала, но, услышав открывшуюся шум, открыла глаза. Она увидела Радиста. В глазах была неестественная для ребенка злоба и ненависть. Радист и Майка, не моргая, смотрели друг-другу в глаза. Светлана, ничего не понимая, ласково обратилась к девочка:
— Майка. Вот папа твой. Ты ж так его увидеть хотела.
— Мама, я боюсь его. Он меня хочет убить. Он сумасшедший.
— Что ты такое говоришь, глупенькая..., — Светлана хотела подойти к Майке, но Радист отстранил её и подошёл к девочке сам. Майка пронзительно завизжала:
— Не-е-ет!.. Уйди!
Радист хотел её схватить, но она, ловко извернувшись, прокусила до крови его руку. От неожиданной боли он отступил на шаг. Светлана, схватила Игоря за плечи и испуганно потребовала:
— Игорь, не трогай её! Что с тобой такое?
Девочка, пользуясь моментом, проскользнула мимо Игоря и Светланы и побежала к выходу из основного помещения. Уже на выходе её схватил Юргенд. Майка закричала:
— Защитите меня! Он сумасшедший! Он чуть не убил меня!
Недоумевающий Юргенд, крепко держа девочку, которая по-прежнему вырывалась из его рук, произнес:
— Посланный?
— Юргенд, посмотри ей затылок.
Майка истерично билась, пытаясь вырваться из рук, но подбежал ещё один диггер и уже держал её за туловище. Юргенд повернул девочку и поднял волосы с её затылка. Радист подошёл. На шее ребёнка, как раз по границе волос, проходила едва заметная белая полоса — след от искусного хирургического шва. Юргенд поднял глаза:
— Она — ленточник?
— Она погубила наш отряд.
Два диггера положили извивающуюся Майку на пол. Юргенд молниеносным движением выхватил секач и приставил остриё шипа к шее ребёнка. Девочка дёрнулась, позвоночник её изогнулся, на губах проступила пена, глаза были полны ужаса:
— Не на-до!
Радист держал со всей силы Светлану, рвавшуюся к Майке:
— Не трогайте мою дочь! Не убивайте её!
Юргенд ответил:
— Светлана — она ленточник. Ты знаешь, что это значит.
— Она мо-о-я до-о-очь!
Юргенд, колеблясь, обратился к Радисту:
— Посланный?
— Делай, что должен делать.
Юргенд уверенным движением остриём секача сделал надрез на шее уже хрипящей Майки, быстрым движением двумя пальцами извлёк оттуда червя и бросил его к ногам Светланы. Девочка сразу обмякла. Радист, отпустив Светлану, со всей силы наступил ногой на червя. Светлана, рыдая, подбежала к Майке и схватила её на руки. Девочка спокойно смотрела в её глаза и, едва двигая синеющими, губами произнесла:
