После того, как тряхнул её второй раз, Ульяна тихонько замычала, но один глаз приоткрыла.
— Что? — голос был не только тихим, но и глухим, осипшим, как будто она говорила через плотную ткань.
— Ты как себя чувствуешь? — убедившись, что она проснулась, Андрей поднялся, собираясь идти в ванную.
— Нормально... — тембр её шепота не изменился, и Уля устало опустилась на подушку, снова зажмурившись.
— Не смей засыпать, а то оболью холодной водой.
В принципе, не такая и дохлая затея, может, хоть температура снизится...
Найти в доме у редко болеющего человека градусник всегда отдает подвигом, но, переворошив все полки в ванной, Андрей его все-таки отыскал. Когда мужчина вернулся в спальню, Уля уже снова свернулась в компактный клубок на самом краю матраса и лежала так тихо, что невольно вызывала самые нехорошие ассоциации.
Чтобы снова растолкать девушку и сунуть ей градусник, ушло ещё несколько минут. И почему-то у Андрея закрались подозрения, что за это время она стала только горячее...
Неутешительные тридцать восемь и девять начала зарождающегося за окошком утра тоже не улучшили.
Странное самочувствие. Уле было одновременно холодно и жарко, причем сменялись эти состояния с такой скоростью, что девушка не успевала отбросить одеяло, чтобы немного остудиться, а тело уже начинала колотить дрожь холода. И голова не просто болела, а гудела, как церковный колокол, позвонить в который пришел по очереди весь приход.
Зато теперь куда-то делся тот страх, от которого она вскидывалась несколько раз за ночь. Тени присмирели, наверное, испугались хозяина квартиры, лежащего совсем рядом, и больше не буянили, послушно усевшись по углам, как сторожащие добычу псы. Правда, иногда они начинали рычать, вот, как сейчас, например...
А, нет, это Андрей.
— Я кому сказал — пей!
Он совал ей в руки чашку с чем-то не очень аппетитно пахнущим. Точнее, сам запах апельсина отторжения не вызывал, но вот слишком уж он был концентрированным. И чашка неприятно горячая.
Зато теперь Уля смогла понять, что значит фраза "Как песка в глаза насыпали". Их было больно открывать, а уж про то, чтобы посмотреть на яркий свет, и вовсе можно было забыть — тут же начиналась дикая резь, и текли слезы.
А напиток она все-таки выпила, хоть под конец и передернулась от омерзения, особенно, когда на зубах заскрипели не растворившиеся крупинки лекарства. Да и глотать было очень больно, пришлось почти проталкивать противное питье, но брошенного искоса взгляда на сидящего рядом Андрея было достаточно, чтобы не возражать. Потому что, судя по выражению его лица, проглотить жаропонижающее все равно пришлось бы, а добровольно или насильно — дело вторичное.
Наверное, все-таки простудилась...
И губы сразу полопались, покрываясь лохмотьями ссохшейся кожицы, которые Уля невольно пыталась скусить, и вовсе заставляя трещины кровоточить.
Ведь думала же, что нельзя сидеть на холодном и нужно больше двигаться, иначе замерзнет. А когда замерзнет, уснет и покроется инеем... И станет похожа на клюкву в сахаре. Мама всегда давала её, когда Уля в детстве болела. Неровные снежно-белые шарики, сладкие до того, что приходилось морщиться, а внутри кислая-кислая ягода.
— Да принесу я тебе клюкву, только приподнимись.
Это прозвучало где-то возле головы, и Ульяна все-таки открыла глаза. Андрей наклонился очень низко, наверное, чтобы не приходилось громко говорить.
"Зачем тебе такие большие уши, бабушка?"
"Это, чтобы лучше тебя слышать, Красная Шапочка"...
Вот только он собирался её не есть, а переодеть. Если учесть, каких усилий это потребовало от Ули, так лучше бы съел.
И свет от окна, хоть и занавешенного плотными шторами теперь падал совсем по-другому... Ой, получается, она снова прогуливает занятия. Плохо.
— Ты как? Что болит?
Почему-то, когда он вчера был добрым и ласковым, это настораживало. Хотя, вчера её вообще все настораживало... Так что теперь, когда Андрей снова стал собой, это радовало.
— Горло...
Говорить тоже было очень больно, но не так, как что-то глотать. Наверное, исключительно потому, что догадывался об этом, Андрей постоянно заставлял её что-то пить. Иногда она могла узнать вкус, а другой раз старалась быстрее проглотить напиток, только бы мучитель отстал.
— Голова болит? — его ладони казались такими холодными, что когда его руки коснулись Улиной голой спины, девушка передернулась. А вот от того, что он её переодевает, неудобства совершенно не испытывала. Наверное, слишком устала и заторможена, чтобы оставались силы ещё и на смущение.
— Да... — хоть и не думала стесняться, но когда её насквозь мокрая футболка все-таки сползла с липкой от пота кожи, Уля прикрыла грудь руками. Хорошо, что хоть прикрывать особо нечего. Или это, наоборот, плохо? Но когда мягкая прохладная ткань накрыла её голову и плечи, девушка вздохнула с облегчением.
— Ясно. Скоро придет врач, он тебя посмотрит, — Андрей сгреб её майку и красноречиво показал глазами на спрятанные под одеялом ноги. Но штанишки Уля стянула сама, путаясь в пододеяльнике и широкой мужской футболке.
— Мне на занятия надо. Нельзя пропускать... — говорила она, не то, чтобы настаивая, скорее информируя. Сил идти в универ все равно нет, да и поздно уже — по понедельникам у них первая смена, а сейчас уже часа два дня, если не больше.
— Если сможешь сама доползти до прихожей — отвезу, — он встал рядом с таким видом, что сразу стало понятно — помогать не станет.
Путь до входной двери и вовсе показался настолько длинным, что правильные мысли как-то резко осознали собственную неуместность и куда-то делись.
— А когда ты меня отвезешь в общежитие? — туда тоже не особо хотелось, но и оставаться у него было как-то неудобно. Он же ей не сиделка, в конце концов, а приходится переодевать и кормить чуть не с ложечки... Ну, ладно, это она перегнула, Андрею было достаточно пристально посмотреть, чтобы Уля начинала есть или пить сама, без подсказок и спонсорской помощи.
— Нормальная ванная тебя уже не устраивает, заскучала по тому гадюшнику? — он вышел из комнаты, чтобы через минуту вернуться уже без её пижамы. — Как только сможешь сама передвигаться, так и отвезу. Кто за тобой там будет ухаживать?
— Девочки... — сонливость снова накатывала плотным туманом, который уже не пугал. Или просто сопротивляться не могла, вот и покорно закрыла глаза.
— Они, скорее, сами с тобой заболеют, так что лежи и не выступай.
Это она и сделала, поскольку альтернативы все равно не было — и в туалет-то смогла дойти только по стеночке, отвергнув помощь Андрея. Ещё чего не хватало, чтобы он её до горшка сопровождал.
Полностью уснуть не получилось, из-за вновь поднимающейся температуры дрема была, как дырявое сито — Уля то выпадала из реальности на пару минут, то снова приходила в себя, но сил встать или хотя бы открыть глаза не было. Она знала, что Андрей пару раз подходил к ней, касаясь холодными пальцами лба. Один раз даже шепотом выругался. Девушка хотела было сказать, что выражаться так не обязательно, а в женском присутствии и вовсе неуместно, но не стала, потому что именно в этот момент снова провалилась в теплое вязкое болото сна.
— ... она у меня. Куда я её с температурой под сорок повезу?! И я о том же. Нет, позвонил, он мне рассказал, что с ней делать.
Говорил он где-то в коридоре, откуда на секунду потянуло холодом и запахом сигаретного дыма. Потом донесся стук закрываемого окна, а голос стал чуть дальше и глуше, но все равно был хорошо слышим.
— ...посмотрит, как только освободится, но в больницу везти не хочу. Нет, к вам тоже не надо, если у неё какая-то инфекция, переболею я один, не хватает и вас заразить. Да знаю, мам. Даю. И это тоже. А его зачем? Да я не спорю, просто не знал...
Что именно он там не знал, Уля так и не поняла, но понадеялась, что речь идет не об уколах. Потому что не любила она их. Очень...
Врач пришел буквально через несколько минут. Ну, или так показалось только-только уснувшей Ульяне. Открывать глаза не хотелось, но пришлось, как и ответить на кое-какие вопросы.
Да и медик заслуживал отдельного внимания, поэтому при виде него у девушки даже появились силы приподняться.
Именно так Уля в детстве представляла гномов — маленький, весь какой-то кругленький, седая бородка и немного заросшие лохматые брови, тоже отливающие серебром. Только секиры через плечо и не хватает. Зато края воротника накрахмаленной рубашки угрожающе топорщились в сторону собеседника. Все это, в сочетании с немного старомодным парчовым жилетом, делало Марка Семеновича настолько интересным объектом для наблюдения, что у Ули даже немного отступила головная боль.
— Так, что у нас тут? — ладони потерлись друг о друга с шорохом, напомнившим звук сминаемого пергамента. — И что нас беспокоит, милая девушка?
Больше всего милую девушку беспокоил Андрей, стоящий в ногах кровати с таким видом, словно ему все это смертельно надоело. Может, и правда, устал уже человек — вчера отпаивал и согревал, от кошмаров защищал, а сегодня новый квест...
А потом Улю переворачивали, стучали по спине, заглядывали в глаза, рот и уши. И фонендоскопом послушали, холодная линза которого неприятно скользнула по горячей коже.
— Очень хорошо... Прекрасно...
Врач удивительно прытко и задорно пощупал её ребра, заставляя подрагивать от щекотки. А уж когда заглянул ей в горло, то и вовсе смотрел туда с таким восторгом, что Ульяне захотелось попросить зеркало. Интересно же, что там такого занимательного.
— Какие у нас тут гнойные пробочки... — цокнув напоследок языком от восхищения, Марк Семенович сделал знак, что рот можно закрывать. — Ну что, у вас замечательная острая катаральная ангина, мои поздравления.
Он с таким умилением посмотрел на Улю, что та ждала аплодисментов. Вместо этого врач закопался в захваченный с собой саквояж.
— А это заразно? — девушке припомнился невольно подслушанный разговор.
— Вообще-то да, но если соблюдать элементарные правила асептики, то переболеете в гордом одиночестве. Андрей, не оставишь нас с Ульяной наедине? — Марк Семенович, повернувшись спиной к болящей, чем-то зазвенел.
К удивлению девушки, Лебедев не стал спорить, разве что не очень довольно нахмурился. Но за дверь вышел. Чудеса просто...
— А зачем вы попросили его выйти? — желание узнать суть проблемы оказалось сильнее, чем боль в горле.
— А зачем ему слушать, как мы секретничаем? — закончив ворошить саквояж, Марк Семенович повернулся к Уле, сжимая что-то в руке. — Широко откройте рот и скажите "Ааа".
И ведь двадцать два года, а повелась, как первоклашка. Хотя, стоит признать, манипуляцию врач провел очень быстро, так что Ульяна от неожиданности не успела даже вякнуть. Но незабываемый вкус люголя тут же вернул в босоногое детство.
— Вот и молодец, — отбросив использованную ватку в предусмотрительно приготовленный пакет, Марк Семенович уже намного серьезнее и строже посмотрел на пациентку. — Беременны?
— Я?!
— Для меня это и вовсе крайне проблематично, — врач сдвинул в сторону приткнувшийся на самом краю тумбочки стакан с недопитым соком. — Я назначу антибиотики, а их нежелательно принимать, будучи в положении. Так что?
— Нет, — поняв, что продолжения осмотра не предвидится, Уля снова свернулась под одеялом. Колотило уже меньше, но нудная и противная слабость только усиливалась.
— Хорошо, тогда план лечения я вам распишу, Андрей проследит, — Марк Семенович нацепил на нос очки в металлической оправе, враз став похожим на Антон Палыча Чехова. — Полоскания... — ручка запорхала над линованным листом. — Таблеточки... Укольчики.
— А может, без них? — последний раз так лечили её несколько лет назад, но попа сразу заныла. Организм не обманешь...
— Можно, но нежелательно, поэтому нужно, — закончив писать, Марк Семенович пару секунд полюбовался выданным списком рекомендаций.
— Мне ещё нужно на занятия...
— Конечно, нужно. А вам хочется переболеть ещё и воспалением легких? — бутылочка темного стекла с так нелюбимым Улей раствором для обработки горла скрылась в саквояже. Следом отправился пинцет и ещё что-то, чего она рассмотреть не смогла.
— Нет... А это обязательно?
— Если правильно не пролечить ангину, можно получить много разных осложнений. И на суставы, и на сердце, и на слух. Так что, после того, как выздоровеете, нужно будет сдать кровь. На что именно — я там написал, — он кивнул на ещё один огрызок бумажки, уже примостившийся рядом с первым. — Так что постельный режим на ближайшие дней пять, потом можно гулять, но не замерзать. В конце недели позвоните мне, напишу справку по месту учебы. Всего доброго.
— Спасибо.
Врач с улыбкой едва заметно поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Не то, чтобы Уле так уж хотелось подслушать, что они там будут обсуждать, но раз дело касается её, то неплохо бы быть в курсе.
Уля зевнула, полностью прячась под одеялом, а потом все-таки задумалась — интересно, а кто будет ей делать уколы?
— Бросал бы ты курить, — Марк Семенович вытащил из кармана жилета портсигар темного металла.
— Как она? — Андрей, щелкнув зажигалкой, поднес крохотный язычок пламени к кончику сигареты и подвинул пепельницу гостю, который уже много лет был другом отца.
Косые лучи заходящего солнца легли на пол из мозаичной плитки аляповатыми пятнами, залив кухню красноватым светом, отчего белая шевелюра медика казалась вопиюще-рыжей.
— Ничего страшного, но поберечься надо. И температуру до таких значений не доводить, не больше тридцати восьми, в крайнем случае — тридцать восемь с половиной. Если больше, сразу давай жаропонижающее, значит, организм сам уже не справляется, — тряхнув сигаретой, чтобы серые хлопья легли поверх старого слоя пепла, Марк Семенович снял очки и с каким-то упреком посмотрел на Андрея. — Почему она такая худая?
— А я откуда знаю? — металл на зажигалке поймал один из лучиков и теперь отбрасывал кругляшек солнечного зайчика на пластиковый фасад шкафа. — Может, строение такое...
— В любом случае, это ненормально, пусть хорошо ест. Только пока ничего тяжелого не давай, но перед таблетками пусть хотя бы жидкий йогурт выпьет, а то доведешь девушку до язвы. И вообще — почему вчера не поберег после того, как привез?
Историю врачу пришлось рассказать, тем более, Марк Семенович прекрасно знал, что Игорь тоже в больнице, хотя болячки этих двоих были совсем не его профилем. Но именно ему Андрей верил, так что лучше уж Улю будет наблюдать лучший кардиолог города, чем незнакомый участковый врач.
— Как и сказали — в горячей ванне полежала, чаем напоил, — оправдываться он очень не любил, но под укоризненным взглядом старого знакомого пришлось покаянно опустить голову.
— А растереть чем-нибудь и горчичники на пятки приклеить ума не хватило? В бронхах пока все, вроде, чисто, так что нужно только проследить, чтобы ничего не добавилось. А так, дней через пять уже на ноги встанет, если не залечишь, — пожилой мужчина только укоризненно показал головой, а потом, заметив яркую упаковку на столе, добавил. — Соком из пакета не пои, в нем сахара намного больше, чем витаминов. Отвар из шиповника сделай, несладкий липовый чай с лимоном давай, теплое молоко с медом. И подсоленное что-нибудь обязательно нужно, можно минералку, только не холодную. Может, лучше отправить в больницу? Загубишь ведь здоровье девочке...
