Оказалось, что нет, не сделал, потому как незачем. И что Шило — это теперь не только шутливое обозначение, но и имя. И что теперь это — он, а не она. Теперь — потому как дух с этим всего месяца полтора, как разобрался. В общем, Гусев чуть не забыл, куда хотел пойти...
Выражение лица, с которым батальонный особист встречал "высоких гостей", было настолько хитро-довольно-предвкушающим, что Сергею очень, прям до ужаса захотелось посоветовать ему, как однажды выразился напарник, откушать клюковки. Однако сдержался. И правильно сделал, поскольку меньше, чем через полчаса, готов был признать, что имел товарищ лейтенант ГБ право на такое лицо! Целиком и полностью!
А началось всё с того, что после обмена приветствиями и вопросами вроде "Как дела?" в блиндаж местные товарищи притащили здоровенного, как лось, истинного арийца в пятнистом комбинезоне и со связанными за спиной руками. Поставив его посреди блиндажа, бойцы не вышли, а остались стоять рядом — похоже, беспокойный был... хрен.
Внимательно осмотрев истинного арийца со всех сторон — для этого пришлось разок обойти его по кругу — Гусев попросил его документы, однако особист только руками развёл: а нету! Хмыкнув, Сергей попробовал поговорить, спросив для начала имя, звание и номер части, однако ариец молчал, задрав уже начавший обрастать подбородок и глядя на присутствующих, как какой-нибудь барин на холопов (Гусев и такого лично не видел, старшие товарищи рассказывали).
Видя, как гость хмурится от такого отношения, лейтенант участливо предложил привести другого. Уточнив, что тот такой же и тоже без документов. И что их так вдвоём и взяли. И — да, товарищ капитан догадался совершенно правильно: тоже не хочет разговаривать...
Нет, разговорить-то их не проблема — и не таких кололи — просто совершенно случайно удалось кое-что выяснить и без этого. И потому особист для начала решил показать... этих старшим товарищам. Чтобы знали, какие лягушки водятся в здешних болотах, и завидовали.
Лейтенанту явно хотелось, чтобы его спросили, что именно удалось выяснить, и Гусев, мысленно хмыкнув — почему бы и не сделать человеку приятное? — спросил.
Оказалось, что на самом деле эти "уберменши"* никакие не чистокровные и даже не арийцы. Их, уже попавших в плен, уверенно опознал один из красноармейцев, живший до войны в Литве и чудом успевший эвакуироваться. И уже в эвакуации вступивший в Красную Армию. И этих двоих он видел там. Дома. Участвовавшими в еврейских погромах и стрелявшими в спины наших бойцов...
*Уберменш — (нем. эbermensch) сверхчеловек.
Вообще-то, конечно, такие вот... ушлёпки давно уже новостью не были. Правда, всё в тылах — на передовую гансы их не выпускали. Старались, во всяком случае. Вот разве что... Приготовив свою внутреннюю ощущалку, Гусев встал напротив "языка" и, поймав взгляд, медленно и чётко произнёс с вопросительной интонацией:
— Бранденбург восемьсот?..
Способ был старый, если не сказать — древний. Во всяком случае показал его Сергею князь, когда заметил, что тот начал "прислушиваться" к окружающим. Нужно было просто "настроиться" на собеседника и, говоря слова, относящиеся к интересующим темам, "слушать" возникающие после этого чувства. Конечно, срабатывало не со всеми — того же Кощея попробуй "услышь", когда он этого не хочет. А если "услышишь", попробуй пойми, что он и правда это чувствует, а не... Н-да...
С другой стороны, таких вот "мамонтов" раз-два и обчёлся — сам напарник и, в последнее время, Командир, которого Кощей тоже наверняка учит потихоньку (и не только его)...
В общем, сказав не торопясь ещё несколько слов и "послушав" отклики, Гусев повернулся к особисту, наблюдавшему за происходящим с каким-то детским любопытством:
— Пустышка. Можно пускать в расход.
— Вы уверены? — особисту, явно питавшему какие-то надежды, связанные с этим ("Этими! Их же двое!")... этими "языками", расставаться с ними не хотелось. Однако и группа Колычева за прошедшее время заработала определённую репутацию. И потому, когда Сергей подтвердил, что да, уверен, только вздохнул и дал знак бойцам увести.
Однако "ариец" неожиданно принялся упираться, выкрикивая с жутким акцентом, что он военнопленный и так далее. Один из конвойных даже с шага сбился, а Серёгин внутренний голос восхитился: "Во артист!". Майор, в кои-то веки целиком и полностью согласившийся со своим вторым я, подумал: "А почему бы и нет?" — и, сделав знак бойцам подождать, меньше чем за минуту объяснил недовольному, что он не пленный, а "язык" (поскольку не сам ведь сдался). Причём ненужный "язык". Так что нечего тут...
И кивнул бойцам, чтобы уводили...
Однако ушлёпок не унялся и снова принялся упираться, только теперь кричал, что он гражданин Литвы, причём почти без акцента. Ну, в смысле, кричал без акцента. Бойцы, когда это услышали, остановились сами, без всяких просьб, и выжидательно уставились на Гусева. От особиста тоже тянуло предвкушением. Но тут-то всё было проще некуда: гражданин воюющей страны, пошедший на службу к её врагу. Измена Родине в чистом виде. Так Сергей и сказал после недолгого молчания. Хотя неудачник и сам к тому времени понял, что ляпнул...
Когда изменника увели, майор попросил особиста написать отдельный подробный рапорт об этом случае специально для группы Колычева. Потом, показав на карте города четыре места, предупредил, что этой ночью возможны попытки просачивания через них малых групп или отдельных солдат противника. Хорошо — это Гусев подчеркнул особо — подготовленных солдат противника. Так что если командование батальона решит выставить там посты или заслоны, пусть людей должным образом проинструктирует.
Пристально посмотрев на Сергея — не издевается ли ("Ну да, есть немного") — лейтенант пообещал скоро вернуться и куда-то убежал. Вернулся он на самом деле скоро — не прошло и десяти минут. И не один, а с начальником разведки батальона. И они уже вдвоём насели на Гусева, пытаясь вытряхнуть из него, что это за гансы, откуда взялись, откуда "капитан" про них знает и вообще...
Можно было, конечно, сослаться на секретность и низкие допуски собеседников (причём и то, и другое было правдой), однако, находясь в хорошем настроении, Гусев предпочёл отшучиваться, ожидая, когда им это надоест. Однако им не надоедало, и прошло почти пятнадцать минут, когда майор вдруг почувствовал, что пора идти. Скомканно попрощавшись, Сергей кивнул Геку с безымянными, до этого сидевшим в дальнем углу и, попивая предложенный "местными жителями" кипяточек, о чём-то переговаривавшимся, и поспешил на выход.
Они успели отойти от блиндажа всего на два десятка шагов, когда вынырнувший из темноты Шило сначала завис в воздухе в метре от лица Гусева, а когда Сергей протянул к нему руку, не обращая на неё внимания, метнулся вперёд и обмотался вокруг шеи майора. Затем костяшки выдали короткую очередь перестукиваний, и этот... это шило в поповские задницы впилось в мочку левого уха. Гусев от неожиданности аж зашипел, однако проявил достойную красного командира и большевика выдержку и не стал выдирать страдающий орган из пасти... "вредителя".
Хотя, конечно, выуженная из памяти картинка с четырьмя игольно-острыми клыками в сантиметр каждый (и как они в пасти-то умещаются?) тоже оказала своё действие...
Терпеть пришлось всего несколько секунд, потом Шило как-то так удовлетворённо клацнул закрывающейся пастью, а Гусев вдруг понял, куда именно им следует идти и что вот сейчас лучше слегка наддать...
До центра города осталось три квартала, когда Сергей почувствовал, что противник будет за следующим углом, и сделал рукой знак "Внимание!". По этому знаку Пучков с Шарафутдиновым подтянулись ближе, а Абаев, наоборот, на несколько шагов приотстал, приготовив свой ППД. На несколько секунд отстранившись от окружающего, Гусев "прислушался" к его чувствам и удовлетворённо кивнул. Себе. Мысленно. Потому что обидой от самого маленького бойца в группе не "пахло". Совсем. А вот что он испытывал...
Конечно, разобраться в этом "букете" было бы интересно. Но — потом. А пока...
Свернув за угол, Сергей чуть ли не нос к носу столкнулся со здоровенным — куда там недавно виденному литовскому "лосю" — гансом в камуфляже и с МП на груди. Ганс, для которого эта встреча была полной неожиданностью, промедлил всего каких-то полсекунды, и эти полсекунды стали последними в его жизни — ладонь Гусева ударила гитлеровца основанием в середину грудины, и майор рукой почувствовал, как сначала трескается, а потом переламывается толстая кость.
Проскользнув мимо ещё даже не начавшего падать тела (при таком разгоне проще обойти, чем отталкивать с дороги), Гусев подскочил к идущему за ним, нанёс точно такой же удар и... неторопливо (для нынешней своей скорости) отошёл в сторону. Ему вполне хватило двух убитых, чтобы понять: здесь для него противников нет. Даже Гек с Маратом, явно разогнавшиеся до своего предела, в нынешнем состоянии воспринимаются, как будто двигаются в воде. И Баха...
Абаев успел запрыгнуть в пустой оконный проём первого этажа и сейчас, сидя там, поводил стволом, страхуя рукопашников. И похоже, что он тоже был быстрее Пучкова с Шарафутдиновым. И знал об этом. И потому воспринял назначение в прикрытие как должное? Так получается?.. Это следовало обдумать, но не сейчас. Сейчас... Да, сейчас лучше бы немного замедлиться. До уровня молодых — и наблюдать удобнее, и лишние силы не тратятся.
А молодые, заметив, что старший товарищ отошёл в сторону, даже слегка наддали, перекрыв то, что Гусев уже видел на тренировках. Зря. Это ускорение временное, потом пойдёт откат... Уже пошёл. Гек явно начал замедляться. А тут как на зло из дыры в стене вывалила ещё толпа в камуфляже... Собственно, можно было бы и вмешаться, но вот вопрос: а как же урок? Тот самый, из-за которого напарник затеял всю эту возню? И для кого он, урок этот? Только для молодых или и для Серёги Гусева тоже? И если да — в смысле, тоже — то что он этим хотел сказать?..
Конечно, майор думал быстро. А поскольку его личное время ускорилось, то даже ещё быстрее — подмога гансам не успела пробежать и половины расстояния до места схватки. Однако оказалось, что кое-кто — а именно сержант (из-за действующего в группе режима маскировки — обычный, пехотный, а не ГБ) Абаев — думал ещё быстрее, и относительную тишину рукопашной разорвали частые удары колотушки по большому барабану. Так показалось Гусеву. И только увидев, как вспыхивает и гаснет в такт ударам пламя на конце ствола ППД сержанта, сообразил, что тот посчитал положение опасным и открыл огонь...
Как там Кощей однажды сказал?.. Для живущих на этих землях людов дурость не беда, а забава?.. Пока осназовцы не стреляли, у гансов оставалась надежда проскочить тихо. Зато теперь...
Хотя надо отдать Геку с Маратом должное: сообразив, чем может аукнуться "помощь" товарища, они тут же пошли на сближение с недостреленными в надежде, что другие гансы в толпу палить не будут.
Они и не палили. Не успели осназовцы добежать до не задетых очередью Абаева гитлеровцев, как из всё той же дыры, роняя на лету предохранительный рычаг и хлопая инициатором, вылетела "лимонка" (явно где-то спёрли) и неторопливо поплыла как раз в то место, где противники должны были столкнуться.
Кричать было бесполезно — звуки для разогнавшегося меняются, становятся непривычными, а слова — непонятными. А Гусев находился слишком далеко и не успевал...
Не успевал...
Граната плыла всё медленнее, а тело всё упорнее не желало двигаться. Просто двигаться. Как тогда, в "кюбеле"...
Но ведь тогда получилось?! А значит...
Граната замерла, но это уже не имело значения: Гусев находился рядом, совсем рядом... Ещё шаг... и ещё... про-тя-ну-у-уть ру-у-уку-у-у...
Это было всё равно, что пытаться подвинуть скалу... Нет, не скалу! Танк! Скалу подвинуть невозможно, а танк... то есть граната... медленно... мед-лен-но под-да-ва-ла-ась...
Наконец она неторопливо, очень неторопливо поплыла назад, а Гусев, глядя ей вслед, вдруг вспомнил, что тогда, в "кюбеле", его выбил из ускорения напарник. Которого сейчас рядом нет. Значит, надо выбираться самому. И побыстрее...
Однако побыстрее не получалось. То есть результат был, граната потихоньку ускорялась, но как-то слишком медленно (с другой стороны, если вспомнить, что настолько сильно Гусев ускорялся всего лишь второй раз в жизни, а выходил из такого ускорения самостоятельно вообще в первый...). Однако дело шло, и майор уже думал, что вот сейчас наконец вернётся способность двигаться нормально и тогда...
Обострившимся до невозможности ночным зрением (интересно, оно так и останется? Или потом станет как было?) Сергей вдруг увидел, как по боку чёрного рубчатого яйца, почти долетевшего до той дыры, из которой его бросили, вдруг пробежала узкая, но всё расширяющаяся трещина, из которой выплеснулись багрово-оранжевые язычки пламени, и почти сразу после этого на Гусева обрушилось небо...
В привычные ароматы Темноты вплёлся сначала едва ощутимый, но быстро набравший силу запах карболки. "Как в госпиталь попал", — недовольно подумал Сергей, выплывая из глубин сна куда-то ближе к поверхности. В то состояние, когда вроде бы ещё спишь, но голова уже начинает потихоньку думать. О чём? Да о чём угодно! Тут главное — не задуматься случайно о чём-нибудь срочном, потому что тогда точно придётся просыпаться. А так...
А так можно, например, задаться вопросом: с чего это вдруг медсанбат решил переехать к ним в блиндаж? Причём не спрашивая? Или это они не переехали, а воспользовались тем, что "население" умотало по делам, и провели дезинфекцию?..
Нет, дело это — в смысле, дезинфекция — если смотреть вообще, очень даже хорошее. И полезное. Но им-то, группе Колычева, оно зачем? У них князь есть. Ночной. Который ещё в прошлом году высказался в том смысле, что если надо будет у кого крови отхлебнуть, то он сам решит, у кого, сколько и кому хлебать. Командир, помнится, как услышал это, посмотрел на Кощея слегка ошалевшими глазами — мол, ты ещё и кровь пьёшь?.. Потом-то, конечно, успокоился. Да-а...
Гусев вздохнул и попытался повернуться на бок, но что-то держало. По ощущениям — какой-то шутник к койке привязал. Интересно, кто это такой смелый сыскался? Не напарник — это точно. Не его манера. Вот Гек мог бы. Но, опять же, вопрос: когда это сержант госбезопасности Пучков успел охренеть настолько, чтобы над непосредственным начальником такие шутки шутить?..
Почувствовав, что ещё немного, и закипит, Сергей сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и непроизвольно поморщился — рёбра отозвались болью. Как и в первый раз. Но тогда он как-то не обратил на это внимания, хотя в памяти отложилось... А сейчас...
Глаза открываться не хотели. Вот не хотели — и всё! Потому что команды не было. Всё равно чьей — Командира, напарника, дежурного по группе... А раз команды не было, значит, можно поспать ещё. Ну, или просто полежать с закрытыми глазами. И, раз уж заснуть не получается, подумать над планом на сегодня. Это Командир научил: если есть возможность, не несись куда-то сломя голову, а сначала подумай, что, как и в каком порядке будешь делать.
