— Нам, старикам, не чужды маленькие удовольствия, — ответил ему мужчина, как только Помфри оставила их наедине. — Знаете, я всегда хотел стать учителем, но мой отец никогда не позволил бы такой вольности своему единственному сыну. Но с тех пор, как он скончался и уже не мог резко воспротивиться моим «капризам», я стараюсь себе не отказывать в безобидном хобби. К тому же, как вы верно заметили, при моем положении в обществе все пытаются мне угодить. Как я слышал, вам уже гораздо лучше?
— Да, это так.
— Я очень рад, юноша.
— Я искренне признателен за ваше участие.
— Боюсь, что вынужден вас разочаровать, лорд Поттер, но отчасти мной двигают и чисто личные мотивы, — Мельтон впился в него испытующим взглядом.
— Не совсем понимаю, о чем вы? — невинно отозвался Гарри, искусно скрывая, какое действие на него оказало упоминание титула, и ощутил, как стоявший рядом Невилл напрягся.
— Я пытаюсь поговорить с вами с окончания нашего занятия, но этому разговору препятствуют то обстоятельства, то их последствия, то местный колдомедик, которая окружила вас такими защитными чарами, что, не начни вы идти на поправку, к вам было бы не пробиться и с помощью взрывных заклятий, — он позволил себе легкую усмешку.
— Послушайте, я действительно сожалею о своем тогдашнем поведении и приношу вам свои глубочайшие извинения. Я не знаю, что на меня тогда нашло, и как мне все это удалось...
— А сейчас вы лукавите, — старец шутливо погрозил ему пальцем, — но, во-первых, я на вас не в обиде, а во-вторых, я хотел преподавать не только потому, что мне нравилось делиться знаниями и мне импонировал факт, что я могу влиять на развитие детских умов. Я преподаю Аппарацию, поскольку это прекрасная возможность встретить множество новых людей, узнать их так глубоко, как это не представляется допустимым при обычных обстоятельствах, — с намеком произнес он. — При этом всегда существует вероятность встретить кого-то действительно уникального.
— Значит, мне не показалось, — нахмурившись, констатировал Гарри.
— Отнюдь, — только из-за еще не полностью восстановленной формы Мельтон смог увидеть, как каждый мускул в теле юноши напрягся, натянулся, словно гитарная струна, что, в свою очередь, заставило лорда поспешно добавить:
— Прежде чем вы что-то сделаете, хочу подчеркнуть, что все сведения останутся неразглашенными.
— Чего вы хотите? — в голосе Гарри появилось что-то новое — более серьезное, взрослое, почти не свойственное ему, заставившее мужчину осознать, что ему стоит перейти к существу дела, а Невилла — потянуть из кобуры волшебную палочку.
— Разговора, — спокойно ответил Мельтон. — Если желаете, я могу даже извиниться, хотя сам принцип действия заклинаний, наложенных на зал при занятиях, подразумевает вмешательство учителя в разум ученика.
— Насильственное применение Легилименции — это не «вмешательство», а вторжение, — жестко ответил Гарри.
— Даже в столь мягкой форме?
— Ну, вы же не просили разрешения.
Мужчина выставил вперед руки, признавая свое поражение перед очевидным фактом.
— Возможно, вы правы, но иначе никто бы не смог научиться аппарировать. При первом перемещении, помимо концентрации и дополнительного заклинания, необходимо руководство. И, по сути, то, как преподаю я, да впрочем, и все остальные, мало отличается от того, что сделали вы. Единственное отличие — мы направляем силой разума, а вы — магической аурой. Поверьте, будь мы на такое способны, мы не преминули бы воспользоваться подобным способом.
— Можно было бы просто предупредить, — сумрачно предложил Гарри.
— И вы бы это позволили? — искренне заинтересовался лорд.
— Нет, — честно ответил парень, — но только потому, что мой прежний опыт был крайне неудачным.
— Позвольте заметить, что я этому чрезмерно удивлен: у вас поразительные способности в данной области... разве только, — задумчиво произнес Мельтон, — к вам сознательно применялось насилие.
— Да, — спустя секунду колебаний все же признал Гарри.
— Подобные действия противозаконны, — неподдельное возмущение, — но я не ожидаю, что вы скажете мне, кто этот человек.
— Не скажу, — категоричный отказ.
— Я не стану настаивать только потому, что убежден в вашей способности себя защитить от подобного в дальнейшем, — пробуравив Поттера взглядом, неохотно отступил старик. — Ведь, даже не веря в саму вероятность, вы всего лишь через несколько секунд легко и надежно блокировали меня и при этом весьма успешно покинули зону занятий и вернулись обратно.
— Вероятно, все-таки недостаточно быстро. Как много вы увидели? — голос Гарри с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее.
— Достаточно, чтобы утверждать, что вы не боитесь делать вещи, которые вас пугают. И это очень необычно, хотя я и не ожидал от вас другого. Я солгу, заявив, что не ждал этой возможности, и, зная, кто будет в этой группе, я полностью сосредоточился на вас. Все, что я увидел — результат этой концентрации. Ваша защитная реакция поистине молниеносна.
— И тем не менее, она мне мало чем помогла, не так ли?
— Я клянусь своей магией, что видел только общую картину вашего сознания...
— Что не мешает вам неоднократно проигрывать это воспоминание в Думосборе, детально знакомясь с отдельными областями, — неучтиво оборвал его Гарри. Глаза Поттера сузились, на лице промелькнула неясная тень. — Итак, вы не хотите меня заложить, иначе уже бы сделали это — возможностей предоставлялось немеряно, так что же вам надо?
— Я хочу помочь.
Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась.
— Я вынуждена напомнить вам о времени, сэр, — непреклонно заявила Помфри. — Гарри еще слаб и нуждается в покое.
— Еще пять минут, мадам. Мы как раз подошли к сути, — уверил ее старец.
Помфри внимательно посмотрела на мальчика и, встретившись глазами с его сосредоточенным, несколько озадаченным взглядом, прожигавшим посетителя, неохотно кивнула, соглашаясь. Однако не преминула оставить последнее слово за собой:
— Но ни секундой больше.
— Так просто? — спросил парень, как только они снова остались наедине.
— Мне понравилось то, что я увидел в вашем сознании, лорд Поттер, и вы правы, я изучал это несколько секундное воспоминание довольно долго. Хотите узнать, что я увидел? Единственного известного мне человека, который готов действовать на свой страх и риск, а не предаваться пустым разговорам, подобно многим другим, недовольным существующим положением вещей. Вы осознаете меру своей ответственности и не избегаете возложенных на вас обязательств.
— Я ничего не должен этому миру, — резкий взгляд исподлобья.
— А я о нем и не говорю. Видите ли, молодой человек, я воспитан в старых традициях. Настолько старых, что в это время они считаются утерянными для большинства. Представьте себе мое удивление, лорд, когда я узрел ту же систему восприятия мира, вложенную в столь юное создание. Я не спрашиваю, откуда в вас древнее знание, но я рад, что это так, хотя бы потому, что благодаря этому власть для вас не игрушка и не средство самоутверждения, а долг перед людьми и прежде всего — перед самим собой.
— Сэр, вынужден вас разочаровать, но я еще и сам вполне не уверен, что буду претворять в жизнь хотя бы один из столь воодушевивших вас планов.
— Но вы уже начали их реализацию, — в его улыбке Гарри почудился оттенок ликования. — Я был здесь в день нападения на Хогсмид, я слышал вас, как и многие другие, когда вы говорили с тем мальчиком или с Сами-Знаете-Кем. Пусть мы не слышали их реплик, но и сам по себе ваш монолог был более чем связной речью. Вы говорили тихим спокойным голосом, постепенно уменьшая тембр, а концу последнего предложения шепот вообще практически стих, но сила убежденности в этих словах... вы просто не видели, как они воздействовали на всю аудиторию, вы еще не знаете, как уже начал меняться мир под их воздействием.
— Да, меня иногда заносит, — хмыкнул Гарри.
— Это качество присуще всем великим ораторам, — Мельтон снова улыбнулся.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Поттер размышлял об услышанном, а Мельтон, не желая ему мешать, погрузился в собственные мысли. Не ошибся ли он? Не возлагает ли слишком больших надежд на этого неоперившегося птенца? Мальчик-Который-Выжил — он ведь все еще ребенок даже по стандартам маггловского мира, что уж говорить о магическом, где средняя продолжительность жизни много выше. И все же... Древнее знание позволяло Мельтону видеть недоступное: юноша был полон магией, она вибрировала и пела, циркулируя вокруг него, заполняя воздух едва различимым мелодичным звоном, словно идеально настроенный камертон, а это весьма редкий признак безупречно сбалансированной силы. Он заглянул в разум Поттера, педантично изучил характер и был уверен, что эта сила подкреплена умом и стремлением к поставленной цели. Гарри Поттер был прирожденным лидером, уверенным в себе, своих людях и своих приказах. Единственное, что беспокоило старого лорда — не развратит ли это чистое сердце льнувшая к нему, словно верная любовница, власть? Бесспорно, этот мальчик был единственной приемлемой альтернативой Министерству, Дамблдору и Темному Лорду, которых ни в коем случае нельзя было подпускать к власти. Каждый из них добивался ее силой и силой же пытался удержать, и ни одному из них так этого и не удалось, а Поттер не мог избавиться. Не желая своей судьбы, он гнал ее от себя, отрекался, сопротивлялся порой даже слишком сильно, но она не уходила, она навеки оставалась с ним, полная решимости если не провести, то протащить по кочкам, оврагам и бурелому своего нерадивого хозяина. Насколько опасен станет Гарри Поттер, если однажды потеряет от власти голову? Как сильно будет опьянен, осознав, что без усилий получил в свое безраздельное владение то, за что боролись бессчетные поколения, развязывающие войну за войной и приведшие магическое сообщество к полнейшему краху?
Мельтон смерил Гарри внимательным, изучающим взглядом. Замеченные в тот роковой день на теле юноши отметины теперь с расстояния пяти шагов сложились в четкую картину. Рубцы и шрамы, сплошь покрывающие молодое тело, приковали его взгляд: застарелые белесые — это уже зажившие, вспухшая недавно зарубцевавшаяся ткань, выделяющаяся по цвету, и еще не успевшие срастись. Слишком много для столь раннего возраста. Это было тело воина, прошедшего многие сражения, а не невинного ребенка, и в этот момент Мельтон понял, что получил ответ на измучившие его вопросы. Гарри Поттер никогда не потеряет голову от абсолютной власти, он никогда не будет ею развращен, поскольку знает цену страданиям и боли, поскольку неоднократно в своей недолгой жизни он изворачивался под любым гнетом и выживал, гнулся, но не ломался, становясь сильнее. И, как сказал он сам, маги уважают силу, Мельтон добавил бы к этому ум, и они будут готовы признать в лорде Поттере достойного лидера, который не наказывает без вины, но и не знает пощады, способного решать самостоятельно и не бояться ответственности за свои поступки. Он был справедливостью, он был равновесием между Тьмой и Светом, так давно ошибочно противопоставляемыми друг другу, он познал обе стороны, не поддавшись искушению соблазном, которые сводят с ума и делают одержимыми слабых духом. Он прошел через испытания и муки, в итоге сбалансировав собственную магию. Не владея ею, не позволяя завладеть собой, он присягнул ей на верность и уже никогда не освободится от клятвы, ибо магия, не прощает предательства, страха и лжи.
Словно уловив конец его размышлений, прозвучал спокойный голос:
— А что если я не хочу быть великим?
— Боюсь, у вас нет выбора, лорд Поттер, — совершенно откровенно в связи со своим недавним прозрением ответил Мельтон. — Осознаете вы это или нет, но вы из тех людей, которые созданы для власти, и потому я готов предложить всю необходимую для реализации ваших планов помощь.
— Не в обиду вам, но один голос в законодательном собрании для успеха — слишком мало.
— И потому я привлеку всех, кого считаю достойными доверия, так же, как вы сделали со своими аврорами.
— Согласен, — без промедления согласился юноша, несказанно изумив своего собеседника.
— Вы не собираетесь проверить мою верность?
— Моя очередь извиниться перед вами, лорд Мельтон, — ухмыльнулся парень.
— Мерлин помилуй, за что?
— Все время нашего разговора я осторожно исследовал вашу искренность, не на уровне сознания, а только на эмоциональном, но и этого было более чем достаточно, и теперь у меня нет ни малейших сомнений в вашей лояльности. Я лишь надеюсь, вы понимаете, что в наше время человек не может быть излишне осторожен.
Мельтон про себя ухмыльнулся мысли, как сильно ошибся Дамблдор в своей пешке.
— Понимаю и готов на более традиционные способы проверки, хотя то, что вы способны на подобное, действительно ошеломляет.
— Вероятно, вам это и предстоит, — с легким поклоном принимая комплемент, сказал Гарри, — некоторые из моих людей захотят удостовериться в вашей лояльности лично. В ближайшее время с вами выйдут на связь.
— Тогда не смею более беспокоить, — Мельтон поднялся на ноги, упрямая улыбка не желала сходить с лица. — Примите искренние пожелания скорейшего выздоровления.
Задорная ответная улыбка, вспыхнувшая на устах маль... нет, молодого мужчины, лишь утвердила его во мнении, что состояние его здоровья абсолютно не столь плачевно, как пытается показать мадам Помфри. Мельтон не был уверен, что эта дезинформация происходит не по желанию самого пациента. Старый лорд уже взялся за дверную ручку, когда его окликнули. От вида решительного, уверенного в себе парня, сидящего на постели в ореоле своей магии, у Мельтона на мгновение перехватило дыхание.
— Вам придется преодолеть себя, — и тише, внушительней добавил, — никто из встающих под мои знамена не будет трепетать в страхе перед дурацкой кличкой.
Дверь за лордом закрылась, Гарри выдохнул, позволяя себе расслабиться и с комфортом откинуться на подушки, давая отдых затекшей спине. Повисла пауза.
— Мда, — произнесла пустота, и спустя миг в воздухе зависла голова Невилла, — это было интересно. Главное, мигрень не заработать, пытаясь осознать, что же я только что услышал.
— Не умничай, — фыркнул Гарри и, подняв глаза на говорящего, пробормотал: — вся эта показуха была рассчитана не на тебя, а на других.
