Все молчали. Никс пыталась осознать то, что рассказал Рейнхард. Теперь все смотрели на нее, ожидая ответа. Рин — как-то печально и потерянно. А, точно. У него, наверное, все его планы — в хлам. Кей — заинтересованно и пристально, как на диковинную зверушку. Ей интересно, у нее азарт. Ирвис — с сочувствием. Ирвис, наверное, хотела бы для Никс лучшей доли — танцев до утра, житейских историй, юношей, чьи косточки можно было бы перемыть за чашкой фруктового чая там, дома.
Тиха смотрел печально и будто бы хотел что-то сказать. Казалось, у него есть план — но какой-то совсем сумасшедший. И он об этом знает, и потому молчит. Выжидает. Может быть, скажет потом, если будет еще не поздно.
— Ты думаешь, — проговорила Никс медленно, переводя взгляд на Рина, — ты думаешь, что, если мы ее освободим, случится что-то непоправимое? Вроде... не знаю... конца света?
— Я не знаю, — честно ответил Рин. — По сути, смерть... ну... в каждом из нас есть смерть. Женщины рожают детей, привнося в мир еще одну потенциальную гибель. Если Вьюга — госпожа смерти, это лишь значит, что она как бы покровительствует этой неотъемлемой стороне жизни. Мы тут все умные, вроде, и я не должен бы такое разжевывать, но вы поняли, о чем я. Мне кажется, Вьюга — это... мне кажется, мы столкнулись с живым божеством или... духом. С чем-то, оставшимся со времен, когда люди верили в божественные диады, и не просто так, а имея на то веские основания. Может, конечно, она на самом деле древняя колдунья, могущественная, как неизвестно что, а никакое не божество. Колдунья, умеющая производить впечатление, бросать пыль в глаза. И я был ею впечатлен и ослеплен. Но это не значит, что она возьмет и устроит нам внеплановый конец света. Геноцид? Возможно. Но конец света?.. А вот кто ее знает. Узнаем, когда умрем, а? В общем, я в полной растерянности.
— Рейнхард, — Никс сглотнула. Все снова стали смотреть на нее. — Я правильно понимаю: если мы ее не освободим — ты умрешь?
Рин, глядя исподлобья, проговорил спокойно, размеренно, как будто бы ему все равно:
— Мы все умрем рано или поздно.
Никс поняла, что впервые, возможно, видит его настоящим. Он бахвалился и красовался тогда, у моря, он изображал заботу в своем съемном доме — вряд ли он был искренен, ведь ему всегда холодно, какая тут о других забота? Он все хотел как-то по-особенному ее впечатлить, чтобы потом как-то использовать — но это было тогда. И да, ему нравится выступать, и он может сиять, как это будущим звездочкам и положено — но это просто его работа, которую он делает хорошо, а также еще один способ унять съедающий изнутри холод.
Каким он будет через десять лет, если не умрет? Останутся ли они друзьями? Будет ли им какое-то дело друг до друга?
Стоит ли его жизнь возможной гибели целого мира?
Стоит ли его жизнь ее жизни?
Нет, нет, не так. На самом деле... на самом деле в нем нет ничего особенного. Таких — тысячи. Подумаешь, белые волосы, принц и все дела. Он — самый обыкновенный.
Нет никакой разницы, есть он или его нет.
Если так думать, человечество и само по себе достаточно бесполезное образование. Без него природе всяко было бы лучше.
Но покуда мы убеждаем себя, что имеем право существовать, мы вынуждены признавать ценность каждого из нас и ценность жизни как таковой.
И без разницы, будет ли Никс общаться с Рином через десять лет.
На данный момент он — тот, чья жизнь напрямую зависит от нее. И пускай другие могут такие обстоятельства презреть — но тем самым они потеряют собственно человечность, сомнение в наличии которой пытался посеять в умах юных студентов-элементалистов Абеляр Никитович.
Это если решать по уму и по совести. А так-то думать и вовсе нечего.
— Мне кажется, тут не о чем рассуждать, — наконец произнесла Никола. — И Вьюга была права: все давно решено и выбора нет. Мы просто не можем поступить иначе. Теперь, когда я услышала всю историю, я думаю: как же все так совпало, что мы оказались здесь и сейчас? Как нам удалось оказаться здесь, в таком положении? Случайность ли это или закономерность? Мы, очевидно, еще не знаем всего, и не узнаем, пока не дойдем до конца. Почему "Зов" Вьюги выталкивал меня из морока? — задавалась вопросом я. Теперь я понимаю: раз путь в Сол лежит извне, все становится на свои места. Почему моя магия призывала меня обратно оба раза — когда я встала в костер там, на берегу, и во второй раз, когда я по привычке зажгла на ладони огонек, чтобы посветить Тихе — он запутался в цифрах кодового замка... как будто моя магия стала маячком, по которому морок узнавал меня и забирал. И без этого всего вы бы не отправились восстанавливать Лок и не поговорили бы с Вьюгой. Но вы поговорили. И вот я здесь. Значит, все — правильно. Все наши решения и действия до этого момента были верными. И сейчас ошибиться тоже можно, но мы не станем. Я готова отплатить за мое спасение своему наставнику. А потом, когда все это кончится, спокойно завершить обучение и пройти ритуал.
— Ты не обязана, — проговорил Рейнхард.
— Если мы — те, кто призван освободить силу, что уничтожит мир, то нам наверняка помешают какие-нибудь хорошие парни, а? — Никс попыталась пошутить. — А если нет, то тем более. Так что я за то, чтобы отправиться в путь, как только все будут готовы. Я намерена рисковать. Это определенно стоит того.
— Я отправлюсь с вами, — неожиданно сказала Ирвис. — Мы с Керри не попрощались. Ну и... я не прочь увидеть его в естественной среде обитания. К тому же, может, я окажусь полезна.
— Я тоже проследую за вами как минимум до озера, как максимум — в самую бездну, — твердо сказала Кей. — И я не буду это никак аргументировать. Представьте, что у меня такой приказ, например, а родные — в заложниках, и я такая вообще без вариантов.
— Ну, в общем, понятно, — Тиха отлип от края ванной. — Я — за машиной.
— Эй, куда?.. — растерялся Рин.
— Дык я минивэн оставил там, у пещеры, — пояснил Тиха. — Сюда ж нас на автобусе привезли. Но не волнуйся, так как я там уже был, то смотаюсь туда-обратно быстро. Часа полтора-два это займет, не больше.
Никс поднялась с корзины для белья:
— Я с тобой.
Тиха замер. Он, судя по всему, очень удивился.
Никс и сама поразилась своему порыву. Но в тот момент ей казалось, что иначе — никак.
Тиха улыбнулся и кивнул:
— Ну, хорошо. Идем.
— Вы без связи. Это опасно, — попытался возразить Рейнхард.
— Мы быстро, — пообещал Тиха. — И я приведу ее обратно, не волнуйся. Это вы постарайтесь никуда не деваться, лады?
— Так, стоп, — вмешалась Ирвис, поднимая ладони. — Хватит это терпеть, решила я, и, пока мы ехали в автобусе, добыла парочку телефонов у наших провожатых.
— Кажется, я начинаю догадываться, зачем ты переехала, — довольно протянула Кей. — Точнее, почему.
Ирвис закатила глаза, но оправдываться не стала, просто продолжила:
— Заряжены оба наполовину, и пока я их выключила. Включим — надо будет заблокировать все номера, кроме их собственных. А вернемся домой — отошлю по почте обратно.
— Это может помочь, — одобрил ее план Тиха. — Давай посмотрим, что там у нас.
— Пойдемте, они у меня в сумке, — сказала Ирвис, поднимаясь.
Рин все еще выглядел излишне уязвимым и растерянным, так что над ним даже издеваться не хотелось.
Кей знала, что не способна и в половину понять того, что сейчас его гложет. Наверное, ему не так-то просто дались те его идеи касательно ритуала, какими бы они ни были, а теперь, верно, ему еще противней от самого себя.
Надо же, как получилось. Девчонку-огонька не пришлось упрашивать о спасении. Не пришлось запугивать или умолять.
И Рейнхард, тот самый, который не любит людей и никому не верит — прямо сейчас ломается напополам, наверное. По крайней мере, ссутулился он так, что это кажется вполне возможным.
— Раз ты решил отказаться от "титула"... Я б на твоем месте рвала когти отсюда прямо сейчас, — произнесла Кей.
Рейнхард дернулся, поднял на нее глаза:
— Думаешь, они фанатики?
— Не знаю, но как по мне — что-то вроде того.
Рейнхард ничего не ответил.
Из трех медных кранов все еще текла вода, заглушая все остальные звуки.
Кей порылась в памяти, выуживая какие-то полузабытые факты с курсов политологии.
— Значит, если я ничего не путаю, тут у них нынче президентско-парламентская республика, взращенная на осколках почившей в Войне Причин абсолютной монархии. В принципе, времени с войны прошло уже порядком... однако те, кто жил в той стране, все еще живы, их много и они помнят, как было. Вероятно, их память все это идеализирует — ностальгия, все дела. Так что, я полагаю, они вполне что-то могут, если будут использовать тебя как символ. Но вот уж не знаю, как именно они собираются склонять тебя на свою сторону и насколько у них хорошо с моралью.
— Пока что мы тут в статусе гостей, — ответил Рин. — Пока они готовы играть по-хорошему. Думаю, я им куда полезней согласным на их условия и готовым быть этим самым "символом". А то ж побреюсь налысо и вытатуирую на лбу что-нибудь неприличное, — он натужно улыбнулся.
— И долго ты сможешь водить их за нос? — спросила Кей. — Если вдруг мы не сможем смыться.
— Я надеюсь, у нас получится. А даже если нет и мне придется принять титул, как они предлагают, — продолжил Рин, — возможно, я смогу это как-то использовать? Что, если это наоборот поможет нам?
— Нет, эта тетка так попросту власть не отдаст, — Кей покачала головой. — Сколько ей? Пятьдесят? Она помнит, как было, и тогда она была прислугой. У нее уже есть вектор. У нее есть путь только наверх. И вот тебе на — судьба на блюдечке приносит ей Рейни. Грех не уцепиться за такую возможность.
— Так, ладно, — он потер глаза, приподняв очки. — Я не собираюсь играть в их игры по своей воле. Свалим отсюда, как только Тиха вернется. Скорее всего, нас попытаются удержать, но даже если не сработает козырь, я готов пробиваться с боем.
— Да, я видела в окно охрану вокруг гостиницы, — Кей кивнула. — Их довольно много. И они, кажется, насовсем забрали мой любимый ствол. Я ощущаю себя почти голой. А остальные игрушки у меня в машине остались.
— Что и говорить, мы в довольно уязвимом положении, — согласился Рин. — С другой стороны, эта охрана защищает нас от чтецов, которых ты так боишься.
— Я не боюсь, я просто знаю об этой гильдии чуть больше, чем мне хотелось бы.
— Короче, я чувствую, что тут нам не место, но на данный момент эти "Дети Зимы" кажутся мне меньшим из зол.
— Ну, план ясен, чего, — Кей поднялась.
В этот момент дверь в ванную комнату открылась и заглянула Ирвис:
— Ребята, там у дверей посыльный Сесиль.
— Что хочет? — спросил Рин.
— Принес коробки с парадной одеждой, говорит, что твоя тетушка ждет нас к ужину.
Ирвис выглядела растерянной.
— Ты говорила ему, что мы, как бы, не настроены? — уточнил Рин.
— Рейни, похоже, они как раз настроены серьезно. Парень не хочет уходить, пока не увидится с тобой и ты не скажешь ему, что согласен.
— Да, я сам просил Сесиль объясниться, — Рейнхард снова потер пальцами глаза под очками. — И теперь отсиживаюсь в номере, будто бы мне вовсе не интересно, что там она может рассказать. Хорошо. Будем играть дальше.
— Что, все втроем пойдем? — переспросила Кей.
— Там пять коробок, — неуверенно ответила Ирвис, — видимо, на всех.
Рейнхард с Ирвис вышли из ванной комнаты, Кей выключила воду и поспешила за ними. Рин уже говорил с посыльным. Кивнув, он прикрыл входную дверь и обернулся.
— Я сказал, что мы спустимся в течение получаса, — пояснил он. — Что у нас тут?
На кровати лежали коробки — три белые, две серые.
Кей, подумав "А почему бы и нет?", подошла к кровати и сняла одну за другой все крышки.
— Действительно, парадная форма, — хмыкнула она. — По крайней мере, мужская. Эполеты и лампасы. Во дают.
— Сшиты на совесть, — заметила Ирвис. Достала и развернула черный сюртук с серебряными пуговицами. — Ну ничего себе! Похоже, эти платья и форма — не реплики. Как хорошо сохранились... И где они достали размер? Этот сюртук на Рейни — как раз. Ну, разве чуть топорщиться будет в плечах...
— Я не стану это надевать, — Рин замотал головой.
Кей усмехнулась:
— После того, что ты носишь на сцене?
— Так то — костюмы, — он скривился. — Бутафория. А эти... это — одежда. Мне кажется, они совершенно серьезно с этим всем.
— Придется тебе теперь привыкать, — она достала из следующей коробки нечто сложного кроя с множеством складок, пошитое из ярко-красной матовой ткани. — Ага, платьишко. Ир, ты понимаешь, где у этого верх?
— Не бойся, разберемся, — по-хозяйски ответила Ирвис, раскладывая на покрывале другое платье — белое, вышитое мелким жемчугом. — А вон то, черное, очевидно предназначалось Никс, — сказала она. — Размер подходит.
— Как-то оно траурно смотрится, — заметила Кей, потянув за краешек черного платья. — В прошлый раз, когда эта Сесиль мне платьишко подогнала, оно было очевидно современным и из-за блесток траурным не выглядело. А это... Оно какое-то как будто из музея. И кто им разрешил?
— Меня переполняют противоречивые чувства по этому поводу, — призналась Ир. — С одной стороны, носить эти платья — кощунство, с другой — они безумно хороши.
— Нашли время думать о культурном достоянии чужой страны, — поторопил Рин. — Я пойду, переоденусь в ванной. Чтобы обе были готовы через пять минут.
— Да мы не шибко-то и стесняемся, — вслед ему заверила Кей, но Рин все равно ушел.
Как-то эти дурацкие платья подняли ей настроение и сгладили последние тяжелые часы. Затягивая друг другу корсеты, они с Ирвис хохотали — отчасти с непривычки, отчасти от нервов. Хотелось избавиться от напряжения.
— Ой, мы будем смотреться, — протянула Ирвис, — хоть фотографируй.
— Угу, Рин в окружении прекрасных дам, — поддакнула Кей.
— Всегда мечтал, — кисло ответствовал Рейнхард, появляясь из ванной комнаты уже одетым в предоставленную Сесиль форму и узкие лаковые сапоги.
Ирвис была не права: ничего не топорщилось. Костюм сидел на нем как влитой, и Кей внезапно подумалось, что, если Рин допускает ошибку? Они, конечно, все такие вместе собрались, подогрели друг другу паранойю, вспомнили прочитанное и отсмотренное и решили, что тетушка непременно затевает неладное. Что, если все не так? Вдруг "Дети Зимы" искренне желают вернуть престол наследнику династии? Переложить на него ответственность за свои жизни и все такое, мол, правь нами, а то сами мы подустали решать. И это все еще кажется нереальным — спасают от ощущения сна лишь врезавшиеся в бока кости корсета — но не лучше ли быть наследным принцем, чем неудавшимся наставником, дрянным переводчиком и сомнительной рок-звездой?
— У меня что-то с лицом? — угрюмо спросил Рин, наклоняя голову набок. — Готовы выходить?
— Сейчас-сейчас, пару минут, — откликнулась Ирвис, сидящая у зеркала. Она как раз заканчивала закалывать волосы.
Разобравшись с последними шпильками, она поднялась, пару раз покружилась, рассматривая себя в зеркале, и полы белого платья, вышитого жемчугом, легли на паркет возле ее ног мягкими складками.
