Несмотря на увлекательность всех этих дел, через три дня мы выехали в новый поход. Начинался самый интересный и результативный период охоты на татар. Дело в том, что на татарский отряд, не отягощенный добычей, результативно напасть было очень сложно. Не принимая боя, они пытались ускользнуть, а затем обескровить преследующего их противника точной стрельбой из лука, что им удавалось в девяносто девяти процентах случаев зарегистрированных в истории. Чтоб добиться убедительной победы, татар нужно было заставить принять контактный бой. Зажать в неудобном месте, вынудить штурмовать укрепленный лагерь, либо напасть на татарскую колонну, отягощенную добычей и пленниками.
Вот эту самую подходящую по размеру колонну татар, отягощенную добычей и пленниками, мы и ехали искать. Надо отметить, что наряду с жесткой конкуренцией, которая царила среди вышедших на охоту татарских отрядов, каждый понимал, что в одиночку с добычей обратно не вернуться. Поэтому заранее назначалась точка сбора, где располагался лагерь того мурзы, кто организовал данный набег, а также являлся на это время начальником всех отрядов вышедшим вместе с ним. От этой точки большие отряды рассыпались в разные стороны, по дороге разделяясь на более мелкие. Те, в свою очередь, дробились дальше вплоть до отрядов состоящих из двух-трех десятков человек.
Три-четыре дня отряды в свободном поиске шерстили максимально большую территорию. Укрепленные усадьбы и замки, как правило, обходились стороной. Затем все отряды, с захваченной добычей, начинали стягиваться к основному лагерю. Через неделю собранные в кулак отряды отправлялись в обратный путь, спеша переправиться через Днепр на левый берег и раствориться в степях. Отстающих никто не ждал, поэтому все четко знали к какому сроку нужно вернуться.
Формально говоря, в настоящий исторический период официально эти набеги числились бандитскими, тем, чем и были. Орда была в дружеских отношениях с Литовским княжеством, независимого Крымского ханства еще не было. Все происходило полулегально. Поэтому происходящее не идет ни в какое сравнение с тем, что будет твориться здесь лет через шестьдесят, если все пойдет по старому. Татарские набеги будут докатываться до Кракова, татарское войско доходить до сотни тысяч всадников. Соответственным будет и количество пленников угоняемых на невольничьи рынки.
В силу отсутствия центральной власти и бардака на данной территории (в будущем это назовут демократией) о каком-либо организованном противодействии подобным вылазкам не могло быть и речи. Все отсиживались по своим усадьбам, княжеская дружина была мала, чтоб в одиночку противостоять такому количеству всадников. Да и желания особого не имела. Добычу нужно вернуть хозяину, с нищего татарина взять нечего, а стрелу получить запросто.
Казаки, естественно, ничего никому не возвращали, а добыча их вполне устраивала. Так и получалось, что они оказывались единственными, кто оказывал реальное сопротивление людоловам. Пленников, как правило, отпускали, неженатые казаки могли найти среди освобожденных пленниц себе невест и увезти домой. Молодые хлопцы могли изъявить желание уехать с освободителями, им никто не препятствовал, но о трудностях предупреждали.
За четыре дня мы без приключений доскакали до нынешней Хмельницкой области. Атаман уже имел предварительную информацию, куда нам следует ехать от нескольких, захваченных в плен во время нашего предыдущего боя, раненых татар. С ними тогда вдумчиво побеседовали до того, как облегчить их страдания. Мы объехали по широкой дуге основной татарский лагерь, в котором уже появились первые отряды и первые пленники и в километрах тридцати от него организовали засаду.
* * *
Мы лежим в чистом поле в двухсот метрах от основного места засады, Керим старший, нас пятеро в этом месте и наша задача уничтожить либо связать боем передний дозор противника. Каким он будет, мы не знаем. По дороге сюда нам встретился достаточно многочисленный отряд, сабель восемьдесят, так у них полный десяток был как в переднем, так и в заднем дозоре. Тот отряд мы пропустили, не были готовы к бою, еще и место будущей засады не выбрали. Сулим с пятеркой казаков караулит задний дозор, тридцать четыре человека в основной засаде и два десятка конных подстраховывают нас. Десять спереди и десять сзади. Еще три разъезда по три человека каждый, разъехались веером на несколько километров, пытаясь выследить татарские отряды. Они ведь могут и не по дороге идти.
Вокруг чистое поле. Место никоим образом не подходит к организации засады. Поэтому его и выбрали. Дорога проходит у подножья невысокого пологого холма, на склоне которого сидит наш атаман. Кто-то из переднего дозора татар обязательно выедет на холм, проедется по нему и съедет с него с обратной стороны. Излишне говорить, что об этом подумали и на его предполагаемом пути чисто.
Команду на начало боевых действий даст атаман. Мы его не услышим, поэтому он подымет над головой короткое копье с привязанным к нему лошадиным хвостом. К сожалению, мест, где можно спрятать десяток конных, в окрестности нет. Им пришлось прятаться прямо в поле, используя любую складку местности. Поле ведь только кажется ровным, небольшие подъемы и впадины в нем присутствуют. Поэтому они от нас далеко, не меньше двухсот метров. Пять с одной стороны дороги, пять с другой. У них самые быстрые кони, их задача перехватить и уничтожить немногочисленных желающих донести весть о засаде вышестоящему татарскому начальству. Дальние дозоры должны предупредить нас о передвижениях татарских отрядов. Если смогут. На случай, если не смогут, мы и лежим на поле, а не в холодке.
Солнце уже жарит прямо над головой. Мы лежим больше четырех часов. Наконец мой чуткий организм улавливает микроскопические колебания почвы.
— Скачет кто-то. Один. Скоро здесь будет, — меня, как и всех разморило на солнце, губы неохотно размыкаются, язык с трудом шевелится в пересохшем рту. Керим долго, секунд пятнадцать вслушивался, приложив ухо к земле.
— Точно скачет.
Все оживились, надеясь на новости. Ничего так не способствует жажде боя, как многочасовое ожидание на солнцепеке. Вскоре на дороге показался одинокий всадник в странной одежде. Это был наш дозорный в маскхалате. Теперь маскхалат был у каждого казака. Атаман по достоинству оценил нововведение и приказал всем у кого он отсутствовал за три дня отдыха изготовить себе комплект. Весит немного, место не занимает, а в засаде и в дозоре вещь крайне полезная.
Дозорный не стал съезжать с дороги. Любой след мог стать предметом изучения вражеского отряда. Обремененные добычей и чувствуя свою уязвимость, татары становились крайне нервными и подозрительными. Так, прямо с дороги, он что-то докладывал поднявшемуся атаману. Выслушав, тот высоко поднял над головой бунчук. Это означало, что мы будем атаковать приближающийся отряд. Дозорный поскакал в нашу сторону. Керим остановил его.
— Сколько в переднем дозоре? Как далеко они вперед вышли?
— Десяток. Идут одноконь, россыпью. По дороге четверо и трое по бокам. Шагов сто в сторону каждая тройка заходит. Вы в самый раз лежите. Как раз перед вами будут.
Дозорный ускакал дальше, сворачивая с дороги к одной из пятерок верховых казаков. Нас охватило радостное возбуждение. Каждый еще раз потрогал лук и приготовленную стрелу. Мы трое лежим в двадцати шагах в сторону от дороги, так, чтоб приближающиеся были повернуты к нам правым боком. Напротив нас с противоположной стороны дороги еще двое.
— Не пылуйтесь (волнуйтесь) так. Скоро они не будут. — Керим демонстративно опустил голову на руку и закрыл глаза.
А вот это правильно. Наш дальний разъезд был выдвинут на несколько километров вперед. Пешком это не меньше получаса ходьбы. Так и вышло. Минут через двадцать показался передний татарский дозор, сочетавший в себе и оба боковые. Шли шагом, неторопливо. Именно поэтому эти последние минуты тянулись дольше всего. Боковые шли широко, метрах в семидесяти от дороги и чуть вырвавшись вперед. По дороге ехала четверка всадников, один чуть спереди, одетый в кольчугу, шлем и оббитый железными пластинами кожаный жилет без рукавов. За ним еще трое бездоспешных, как и шестеро всадников бокового дозора. Все они смотрели вдаль, под ноги пусть кони смотрят. Под ногами ничего крупнее суслика спрятаться не может.
Когда Иллар вскинул вверх бунчук, четверка всадников как раз поравнялась с нами. Мне стало это понятно по движению моих соседей, сам на Иллара смотреть не мог. Одновременно целиться в вожака из самострела и смотреть в сторону атамана было затруднительно. Громко тренькнула тетива моего тяжелого орудия о стальные плечи. В который раз подумал, что нужно с этим как-то бороться, вскакивая на ноги и хватая лук. На тех, что на дороге даже не смотрел. С самострела попал, троих бездоспешных есть кому с коня снять. Сразу развернулся и пульнул стрелу в ближнюю боковую тройку. Вслед за ней один за другим пустил два срезня в коней.
Дальнейшее отпечаталось в сознании как отдельные фотоснимки. Упасть на колено и закрыться щитом от летящей стрелы. Татарин на раненом коне переносит огонь на конных казаков. Пользуясь этим, пускаю вдогонку еще одну стрелу, но эта собака бешенная успевает закинуть щит за спину и пуляет в ответ. Между нами уже больше шестидесяти метров. Делаю короткий шаг в сторону, пропуская стрелу мимо. Третий просто скачет и возится с ногой. Это моя вина. В коня не попал, зато попал ему в бедро. Широкой стрелой это очень страшно. Видно перетягивает ногу, чтоб кровью не изойти. Мой бой закончился, можно просто посмотреть, как пятеро конных казаков засыпают стрелами двоих убегающих. Но это не кино, это жизнь. Будь дистанция больше, тогда да, могло представление затянуться, а так, утыканные стрелами лошади пали за несколько секунд, предрешив кончину своих хозяев.
— Что ты на него уставился? Не стой, работы полно, помогай.
Голос Керима вывел меня из ступора. Стало понятно, что смотрю на свой огромный арбалет и меня мучает вопрос, заряжать его или так оставить. По непонятной причине найти ответа не этот вопрос мне никак не удавалось.
"Что-то новенькое со мной творится. Поблевать после боя, сомлеть, это понятно и легко объясняется колебаниями давления, адреналина. А тупеть то чего?" — мысли с отчетливым скрипом вращались в черепушке, а руки пытались выполнять привычную работу. Припинать коней, тыкать копьем в горло тех, кто стонет и тех, кто тихо лежит, грузить убитых, оружие на коней и уводить по едва приметной тропинке в дальний лес виднеющийся за полем. Там на поляне, мы разбили лагерь, там нас дожидались наши кони.
* * *
Без потерь не обошлось. Задний татарский дозор шел плотным десятком по дороге и успел до сигнала атамана проехать засаду Сулима и отъехать от них метров на пятьдесят. Тем пришлось бить в спину с дальнего расстояния. В результате они сняли с коней всего троих, а семеро бросились наутек. Подранить удалось лишь двоих коней. Конники отставали от них метров на сто пятьдесят и татары вполне смогли бы выкрутиться, если бы удирали прямо по дороге и сохраняли эту дистанцию. Но им пришлось уходить с дороги в сторону, чтоб не повторить судьбу основного отряда, поэтому, дистанция с одной из пятерок стала стремительно сокращаться.
Началась жестокая стрелковая дуэль, где на стороне казаков была лучшая броня, а на стороне татар лучшая стрелковая подготовка. Эту дуэль выиграли татары. Одного казака убили, одного ранили и положили всех лошадей. Но победа была пирровой. Пусть казаки сняли с седла лишь одного, но даже относительно целых лошадей у татар не осталось, те начали падать одна за другой не выдерживая стремительного галопа. Но перед тем как умереть, татары взяли с собой еще одного казака из второй пятерки, а двоих ранили. Слава Богу, основная засада отстрелялась относительно удачно, там было всего трое раненых. Двое раненых конников пришлись и на нашу сторону.
В итоге мы потеряли десять бойцов. Тяжелоранен был лишь один казак, которому широкая стрела ударила под локоть, разнесла сустав и практически отрезала руку. Что не доделала стрела, доделал Сулим, отняв острым ножом полруки, залил рану самогоном, а затем прижег огнем. После того как зашили всех раненых, мы похоронили погибших на поле, на ближайшем холме...
Атаман молчал, видно никак не мог принять решения, что делать. Сработали мы чисто, никто не ушел, за собой все убрали, трупы коней вывезли на волокушах, партизанскую деятельность можно продолжать. Место засады можно перенести на пару километров вперед, на новое место, следы от волокуш в поле остались, с другой стороны эти следы и увидеть не просто, и никого они особо не испугают. Мало ли следов в поле. Но раненых и освобожденных пленников нужно было отправлять к нам домой, а путь не близкий, одних отправлять опасно. Как никак больше ста человек освободили, считая детей. Семей двадцать. Разделять отряд тоже не получается, осталось шестьдесят три здоровых бойца, из них двадцать — недоучки, умеющие лишь в засаде лежать и стрелы из арбалета пускать. Отпускать пленников, кто куда хочет, считал неправильным и атамана в том убедил. Куда они пойдут, без припаса, без оружия? Обратно татарам в руки. А нам работников не хватает. Атаман особо не сопротивлялся, но их дальнейшее размещение по прибытию, жилье и все остальные мелочи, повесил на мои плечи.
Не знаю, что бы надумал атаман, если бы уже в потемках не примчался казак одного из дальних разъездов.
— Идет ватажка! Сабель сто или чуть больше. Скоро на ночь станут. Петро с Иваном с них глаз не спускают. — Глаза Иллара загорелись мрачным огнем. Найти место ночлега противника, это большая удача, особенно если он о тебе не подозревает.
— Сулим, бери с собой Керима и Богдана, мяса сырого возьмите и езжайте к Ивану пока видно. Немнышапка вас проведет. Шагом езжайте, копыта тряпьем обмотайте. Небо чистое, месяц в половину сейчас, ночью все добре видно будет. Разведайте, где дозоры, сколько, как службу несут. Как только месяц на заход повернет, мы тебя на месте сегодняшней сшибки ждать будем. Там и решим, как басурман бить станем. Но глядите мне! Спугнете супостата, лучше на очи не появляйтесь.
— Если до сего часа не спугнули, то мы не спугнем, батьку.
Взял с собой старый, легкий самострел, тяжелый оставил. Громкий больно, не для ночных дел. Все остальное взял с собой, длинное и короткие копья, сабли мои парные, все взял. Кто его знает, как и чем биться придется. Назад в лагерь не поедешь.
* * *
Глава 13
Этой ночью, переползая с места на место, выглядывая сторожевые посты татарского лагеря, их численность и порядок смены караулов, мне вдруг пришла в голову мысль, что Керим уже давно не бил меня палкой. И такая непередаваемая гамма чувств сопровождала эту неуместную здесь и сейчас мысль, что просто оторопь взяла, только мазохистских наклонностей мне не хватало на старости лет. Но превалировала, как ни странно, обида, мол, забыл про меня наставник, даже палкой бить перестал, а может, просто рукой махнул на такого ученика. Лишь после этого пробилась здравая мысль, что может наоборот, отмечает этим мои несомненные успехи. Да и другие казаки отметили меня за последние бои. Не понимают, что просто психика у меня нарушена. Инстинкт самосохранения подавлен. А это не есть хорошо. Природа ничего просто так нам не дает. Отсутствие здорового страха, может привести к принятию глупого и чрезмерно рискованного решения. Как следствие — безвременная кончина, не принесшая никакой пользы обществу.
