Вилар остановил автомобиль возле трехэтажного здания старой постройки. Вероятно, в далеком прошлом дом являл собой одну из архитектурных достопримечательностей города. Сейчас же высокие окна обрамляли остатки лепнины, колонны в виде скрученных спиралей растрескались и перекосились, стены опутала паутина трещин, возле двери лежали две каменные собаки с обломанными ушами и отбитыми мордами.
Малика растерялась:
— Мун сказал, что гостиниц в Ларжетае немного. Больше постоялых дворов при трактирах и питейных домах. Иностранцы редко посещают Порубежье. Но если вам не нравится, можем поискать другую.
— Нравится, — проговорил Вилар и вышел из машины.
Просторный вестибюль встретил их мерклым светом и звенящей тишиной. Широкая лестница, взбегая на верхние этажи, раскидывала в стороны, как крылья, балконы с замысловатыми перилами. На ступенях лежала протоптанная серо-зеленая дорожка, причем причиной ее серости был не оттенок цвета, а грязь. Стены были покрашены, по всей видимости, лет двадцать назад, если не больше. Потолочные карнизы опутала паутина. Бронза на старинных бра потемнела, в люстре под высоким потолком горели не все лампы.
Из-за конторки в углу вестибюля вышла полная женщина средних лет в скромном темно-синем платье. Заправила за ухо рыжий локон и, проигнорировав Малику, низко присела перед Виларом:
— Мой господин?
Вилар поставил саквояж и чемоданчик Малики возле конторки, повернулся к Малике:
— Если тебе не нравится, можем поискать другую гостиницу.
Хозяйка заведения нервно мигнула и поспешно присела перед девушкой:
— Моя госпожа?
Малика смутилась и потупила взор.
Уже через пять минут Вилар поднимался вслед за носильщиком по лестнице, крутя на пальце кольцо с тремя ключами и чувствуя затылком прожигающий насквозь взгляд Малики.
Пройдя по балкону второго этажа и скрывшись в глубине коридора из поля видимости хозяйки гостиницы, Вилар замедлил шаг:
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь. Я думаю, где мне теперь ночевать.
— Я почти ничего не знаю о Порубежье, и у меня к тебе куча вопросов. Почему я должен бегать из своей комнаты в твою и обратно?
— Разговаривать можно на улице, или в вестибюле, в конце концов.
— Я не мальчик, чтобы вести беседы на скамеечке в парке, и не лакей, чтобы ждать тебя в коридоре. Я поступил так, как счел нужным.
Вилар открыл дверь, пропустил Малику в комнату, бросил носильщику монету.
Никаких излишеств: большой, местами протертый, но чистый ковер, невысокие креслица, на подлокотниках и спинках накрахмаленные салфеточки, круглый столик, графин со стаканами, торшер с кремовым абажуром. Из гостиной выходят две двери в спальни, расположенные друг напротив друга.
— Держи ключи и успокойся, а то в графине вода закипит, — сказал Вилар и вложил Малике в руку связку.
Малика схватила чемоданчик, влетела в спальню, хлопнула дверью.
Вилар прошелся по комнате, выглянул в окно. Внизу светилась вывеска кафе.
— Я голоден, — прокричал он, не отрывая взгляда от влюбленной пары, стоявшей под фонарем.
— А я нет, — послышалось из-за двери.
— Малика, не злись. Не вижу ничего плохого в том, что я буду рядом, — проговорил Вилар и тихо добавил: — Я хочу быть рядом.
— Вы воспользовались своим положением, — донесся голос Малики.
Вилар приблизился к ее спальне:
— Так воспользуйся моей слабостью.
Дверь приоткрылась.
— Вы правы, — тихо проговорила Малика. — Приведу себя в порядок, и пойдем.
Выбрав столик в углу кафе и сделав заказ, Вилар окинул взглядом зал. Уютное заведение разительно отличалось от ранее посещаемых в нищих селениях трактиров и питейных домов. Вышитые скатерти цвета старинной бронзы, мягкие стулья с обивкой в тон скатертей, керамическая посуда. На барной стойке сверкали бокалы. На полках в ровные ряды выстроились бутылки.
— Здесь другая жизнь, — проговорил Вилар, глядя на немногочисленных посетителей, одетых по последней моде, и жестом подозвал официанта. — Совсем забыл... бутылочку вина.
— Какое изволите? У нас большой выбор.
— Малика! Какое вино ты любишь?
— Я не разбираюсь в винах, — промолвила она, взмахнув ресницами.
— Хорошо. Буду полагаться на свой вкус. Маншеровское, семилетней выдержки.
Официант кашлянул в кулак:
— Оказывается, большой выбор у нас не такой большой, как я думал.
— Принесите самое лучшее.
Через пять минут, крутя в руке бокал, наполненный золотистым вином, Вилар рассказывал о сортах винограда, о тезарской кухне, о любимом кафе на самой красивой улице Градмира. Малика, подперев щеку кулаком, внимала его каждому слову. До чего же приятен был ее взгляд. Обычное вежливое внимание перетекло в искренний интерес, удивление сменилось неподдельным восторгом. Звучавшая музыка дивно вплеталась в теплые воспоминания, отодвигая переживания последних дней на задворки памяти.
— Я могу пригласить тебя на танец? — спросил Вилар.
Малика улыбнулась:
— Меня учили танцевать, но это было давно. Один наместник был заядлым танцором. Он даже прислугу заставлял двигаться в определенном темпе, в такт музыке. Не все это умели, и он без устали менял слуг. — Она зарделась. — Боюсь, у меня не получится.
— Двигайся в такт чувствам, — промолвил Вилар и, поднявшись, протянул руку.
Он обхватил тонкую талию, сжал подрагивающие девичьи пальцы и утонул в черных глазах. Не слыша музыку, Вилар двигался в ритме готового вылететь из груди сердца. Девичье гибкое тело было так послушно его желаниям. Поворот налево, прогнуться назад, задержать дыхание и на выдохе прижаться. Вновь поворот, оторваться на секунду для того, чтобы потом еще сильнее прильнуть.
Раздались аплодисменты. Туман рассеялся. Не выпуская Малику из объятий, Вилар обвел взглядом зал, ловя на себе восхищенные взоры посетителей. Официанты толпились у барной стойки и, переговариваясь, посматривали на Малику.
— Они смеются надо мной, — произнесла она и уткнулась лбом ему в плечо.
Вилар нежно обхватил ее за плечи:
— Они завидуют мне.
Оставив на столе горку монет, Вилар и Малика покинули кафе.
Ночь была чудная. Небо... не просто небо, а черная бездна, усыпанная мириадами звезд. Воздух, пропитанный запахами нагретых мостовых и, в то же время, ароматами трав и цветов. Освещенная улица убегала вдаль и сливалась с вселенной, которая, казалось, дышит и со следующим вдохом втянет бренный мир в себя.
— Похоже на сказку, — сказал Вилар и посмотрел на Малику. Она медленно шла рядом, глядя себе под ноги. — Почему только здесь?
— У наместников и помощников была одна забава — съездить в столицу, развлечься, — промолвила Малика. — Поэтому больше денег они тратили на Ларжетай, чем на тот же замок.
— Вложение денег в столицу обосновано. Так поступают все страны.
— Помните школу, в которой мы снимали зал для музыкантов?
Вилар кивнул. Как же он мог забыть полуразрушенное здание с перекошенными окнами и сыпавшейся на голову штукатуркой?
— В Тезаре такие же школы? — Малика посмотрела на него с нескрываемым интересом.
— Нет, конечно.
— Вы еще не видели больницы. В нашем с Муном городке была одна... Мое счастье, что я попала к маркизу Ларе. Да и вам повезло — Йола подвернулся. — Малика шаркнула ботиночком по мостовой. — Стоит ли сравнивать дороги?
— Не хочу тебя обидеть, но должен заметить: Тезар и Порубежье далеки друг от друга, как небо и земля.
— Да чего уж тут обидного? — проговорила Малика, поднимаясь по лестнице к собакам с отбитыми мордами. — Но не так далеки, как вам кажется. Одно уж точно их объединяет — возвеличивание столицы. Что касается Градмира — все понятно. А насчет Ларжетая... И с Ларжетаем все понятно. Должен же быть в стране хоть один город, где высокородные чувствуют себя уютно.
Войдя в гостиную, Малика слегка присела:
— Спокойной ночи. — И скрылась в своей спальне.
В замке провернулся ключ.
Вилар придвинул кресло к окну. Восторженные мысли отошли на задний план, вперед выступили нерадостные думы: Адэру нельзя перебираться в Ларжетай — у него пропадет желание хоть что-то изменить в стране.
* * *
Запахнув полы шелкового халата, Адэр вышел из спальни. Посреди гостиной стоял костюмер, держа на бельевых плечиках лиловую поплиновую сорочку и костюм из тончайшего кашемира цвета "лягушка в обмороке". На белом ковре поблескивали темно-бордовые кожаные полуботинки.
Прошлепав домашними туфлями по паркету, Адэр переступил порог огромной гардеробной и пробежался взглядом по многочисленным шкафам:
— Где моя льняная рубашка? И где мои сапоги?
— Последнее время вы одеваетесь, как представитель среднего класса, — прозвучал за спиной голос.
Адэр развернулся. Окинул взором костюмера, облаченного в узкие серые брюки и коралловую блузу с воланами вместо воротника и манжет. Посмотрел на желтые штиблеты с черными шнурками.
— А к какому классу ты относишь себя?
— Я интеллигент, мой господин.
— Интеллигенция — это общественная группа, а не класс.
— Интеллигенты сами по себе, классы сами по себе.
— Вот как! Разбираешься в классовой структуре общества?
— Я окончил высшее училище стилистов, — ответил костюмер, вздернув подбородок.
Адэр хохотнул:
— Напомни свое имя.
— Макидор, мой господин.
— Да... такое вряд ли забудешь. — Адэр заложил руки в карманы халата, качнулся с пятки на носок. — Скажи, Макидор, ты видел в Тезаре учителей, ученых или врачей, одетых, как ты?
— Так одеваются артисты.
— Перед выходом на сцену.
— Вам раньше нравился мой стиль, и нравилось то, что я вам подбирал.
— Стиль моей жизни изменился.
— Положение осталось.
— Попробуй совместить. В противном случае я откажусь от твоих услуг.
Макидор втянул голову в воланы.
— И где же моя любимая рубашка? — спросил Адэр.
— Вельма утюжит.
На пороге комнаты возник запыхавшийся секретарь:
— Мой правитель, прибыл граф Юстин Ассиз.
— Вовремя. Найди Малику.
— Она уехала, мой правитель.
— Уехала или ушла?
— Уехала с маркизом Бархатом.
— Вовремя, — повторил Адэр и выдернул из рук Макидора плечики с костюмом. — Я последний раз одеваюсь, как клоун. Прикажи Вельме поторопиться, и пусть начистит мои сапоги.
Перед Адэром сидел красивый молодой мужчина — брови вразлет, выпуклые губы, подбородок с ямочкой — одетый в строгий деловой костюм (и никаких заигрываний с модой!). Такому уводить бы дам из-под носа кавалеров, а не корпеть над уголовными и гражданскими делами. Объяснив причину задержки с приездом (в университете горячая пора — сессия), граф Юстин Ассиз скрестил на груди руки и тем самым возвел барьер между собой и правителем.
Адэр внутренне напрягся. Достал из стола несколько листов и положил перед графом:
— Хочу услышать мнение специалиста.
Ассиз долго читал, еще дольше потирал подбородок изящными, наманикюренными пальцами. Наконец отложил бумаги:
— Суд занял сторону графа Вальбы. Это все, что я могу сказать.
Адэр сжал под столом кулак:
— Это я и сам понял.
— В вашей стране нет законов.
— В моей? Разве Порубежье не ваша страна?
— Моя. Здесь у меня родовой замок, но я вынужден жить с супругой в Маншере. А все по тому, мой правитель, что в Порубежье никому не нужен справедливый суд.
— Мне нужен.
— Вам нельзя идти против знати. Вам больше не на кого опереться.
— Знатных людей несколько сотен из сорока миллионов.
— Отнимите из сорока миллионов несколько сотен, и у вас останется толпа нищих, убогих, необразованных и бесправных. Пока в Порубежье не сформируется гражданское общество, пока не появится и не окрепнет средний класс, вы будете лавировать между низами и верхами.
— Гражданское общество невозможно без правового государства, а правового государства никогда не будет пока такие, как вы, разглагольствуют о справедливости в университетах чужих держав. Там, за границей, вы рьяный поборник законов, вы карающий меч правосудия, вы сама честность и беспристрастность. А на самом деле вы пустослов. Нет ни стремлений, ни дел, которые вас бы украсили. Вас украшает безупречный костюм, идеальный маникюр и ученое звание, заработанное болтовней, — произнес Адэр и порывисто откинулся на спинку кресла. — Вероятно, я зря оторвал вас от более важных разговоров. Вы свободны.
Ассиз вытянулся.
— Мое служение чужой державе — это вынужденный поступок, мой правитель. Не моя вина, что я был не нужен родине, — зазвенел его голос. — И где б я не зарабатывал себе на жизнь, душой и сердцем я здесь, в Порубежье, в доме, который построил мой далекий предок, и в котором я родился и вырос. И я одним из первых поклялся идти за вами.
— Так докажите, что я ошибся. Займите кресло моего советника.
— Когда я должен дать ответ?
— Сейчас или никогда.
Юстин поелозил бумагами по столу, делая это скорее машинально, чем осознанно.
— Пересмотр решений суда по делам графа Вальбы спровоцирует возмущение среди знати. В ваш замок потянутся родственники всех осужденных в надежде получить оправдательные приговоры. Отклонение их требований вызовет волнение в народе. Стоит ли говорить о дальнейшем развитии событий? Но если вы позволите мне побеседовать с вашим доверенным лицом, желательно со стражем порядка, я помогу графу Вальбе осознать свою вину, — промолвил он и, глядя перед собой, побарабанил пальцами по документам. — Я могу задать вопрос?
— Спрашивайте.
— Вы готовы к сужению тотальной власти государства?
— Готов, если это не приведет к сужению моих прав и возможностей.
— Правитель, обладающий незыблемым и непогрешимым авторитетом, владеет безграничной и безоговорочной властью. Ваш авторитет зиждется на авторитете отца. Ваш костюм ярче ваших дел. Но ваша горячность вызывает неподдельное уважение. Надеюсь, ваше желание добиться законности и справедливости в чужой вам стране — не пустые слова, — произнес Ассиз. — Дайте мне несколько дней, чтобы закончить все дела в Маншере.
Когда за графом закрылись двери, Адэр сжал кулаки и до боли в скулах стиснул зубы.
Через час Адэр положил перед секретарем список знатных особ и приказал вызвать их в замок. А еще через час сверкающий серебром автомобиль, сопровождаемый машиной охраны, понес правителя к горизонту.
* * *
Подперев кулаком щеку, Анатан сидел за столом и просматривал записи. С начала реконструкции приисков блокнот стал единственной книгой, которую он читал перед сном. На первой странице была выведена цифра — сумма удержанных штрафов из жалования рабочих. Все последующие страницы, соответствующие дням, начинались со знака "минус". Это потрачено на лопаты, это на фонари, это на передвижную кухню с бесплатными обедами. Шланги, страховочное снаряжение, строчки, строчки... Зажимая в зубах карандаш, Анатан недовольно кряхтел. С такими темпами денег хватит на пару недель, не более. А сколько еще всего надо... И Яр где-то запропастился. Обещал приехать, но, видимо, правитель озадачил его другими вопросами. А заявиться непрошеным гостем в замок, где, по словам Яра, он обитал, Анатан не мог себе позволить. В голове витали кручинные мысли, одолевали сомнения в серьезности намерений инспектора и, соответственно, правителя.