Моя дурость очень быстро прошла, вернее, я сумела взять себя в руки. Я извинилась перед Маратом за свое поведение, улыбнулась и поздравила его с будущим рождением сына. А хотел он первым именно сына, наследника, о чем кричал едва ли не на каждом углу. Внешне мы в который раз помирились, только после этого я стала жить одна. Не потому что мы разошлись — Марат даже и мысли не допускал меня отпустить или бросить, — у чечена просто не было времени.
Он окружил Оксану гиперопекой и заботой, каких не было даже во время их помолвки. Он купил дом в элитном и частном районе Москвы. Огромный дом, с невероятно большими комнатами. Один этаж он продумывал сам, все остальное оставил жене, предоставив ей полную свободу. А мне оставалось лишь наблюдать за всем этим со стороны и улыбаться, делать вид, что все прекрасно и хорошо, потому что иначе я снова выведу Марату из себя, разочарую его и усугублю ситуацию.
Черт, даже Трофим, старавшийся держаться на расстоянии, заметил мое состояние. Уж на что мы общались достаточно прохладно, но он не смог пройти мимо.
— Хреново выглядишь, Санек, — присвистнул Лешка, бесцеремонно усаживаясь рядом. — Краше в гроб кладут.
— Зачем ты пришел? — устало выдохнула. — Поиздеваться? Если да, лучше уйди.
— Признаться, я удивлен.
— Чему?
— Тому, что в этой жизни тебя интересует что-то помимо денег.
— Меня много чего интересует.
— Не так выразился, прости. Удивлен, что ты можешь любить что-то так же сильно, как деньги.
Я пожала плечами.
— Радует, что я могу еще хоть кого-то удивить.
Леша неожиданно посерьезнел.
— Честно, Саш, что происходит?
— Что происходит? Наверное, я устала, — беззаботно отозвалась я, расслабленно вытянула ноги и полулегла на подушки. — Наверное, мне нужно отдохнуть. Или даже уйти, благо, есть к кому.
— К кому? — с интересом прищурился Трофим.
— Тебе какая разница? К кому надо.
— Даже странно, что ты так просто сдаешься.
Я иронично изогнула бровь, поглядывая на сидящего рядом мужчину с изрядной долей насмешки.
— Предлагаешь устранить конкурентов?
— Ты имеешь в виду Оксану или малыша? — вопросом на вопрос ответил Лешка.
Я промолчала, не видя смысла отвечать. Во всей ситуации я винила именно Ксюшу, но вот ребенка — ненавидела. Ребенок, в принципе, не виноват, что появился, это Оксанино решение. Она этим гордилась, не меньше Марата сияла, и ей не терпелось с каждым поделиться таким радостным событием. И ее приторное счастье действовало на нервы. А ребенок...Из-за него все выходит так, как выходит. Я не видела смысла в его появлении, я вообще детей не любила и не понимала, зачем это все Марату. Еще одна ступень совершенствования? А не рано ли? Но какие бы вопросы меня не терзали, факт оставался фактом — мне приходилось делить своего мужчину с каким-то зародышем, которого я сознательно невзлюбила.
— Это все? — осторожно подняла голову с подушки, сосредоточенно гася вспышки боли, и встала. — Если да, то попрошу тебя на выход. Я устала.
— От чего ты устала? Только полдень.
— Я просто устала. Ни от чего. А теперь иди отсюда.
И я действительно проводила его и рухнула на кровать, морщась от острой боли в висках. Я не считала себя таким уж ранимым, чувствительным человеком, но эта новость странным образом как будто выпила меня. В итоге сил оставалось лишь на то, чтобы доползти до постели и рухнуть, не раздеваясь. Теперь я все чаще сидела дома, даже занятия пропускать начала, но не потому, что не хотела учиться. Сил не было. И дела до меня никому не было.
Да, я попробовала что-то сделать, чтобы, по крайней мере, оставаться в курсе дел. Ко мне же никто не приезжал теперь, Марат лишь звонил, а его цепные псы докладывали о каждом сделанном мною шаге. Оставалась Оксана, которая хоть и фонтанировала тошнотворно-сладкой радостью, тем не менее, неосознанно держала меня в курсе. Ну, например, я точно знала, чем они с Маратом занимаются, какие решения принимают, что покупают и к какому врачу идут.
— И кто у вас? — устало и безразлично поинтересовалась я, плетясь вслед за Ксюшей, которой не терпелось зайти и поглядеть на детские кроватки. — Мальчик или девочка?
Она беззаботно улыбнулась через плечо.
— Пока не знаю, правда. Но Марат хочет мальчика. Очень хочет. А я, если честно, девочку хочу. Я и в детстве всегда о сестренке мечтала, но обязательно младшей. А дочка... — пухлые губы разошлись в мечтательной улыбке. — Я хочу нашу дочку. Хотя и мальчик хорошо, — встрепенулась Оксана. — Будет старшим.
— Вы второго хотите?
— Не сейчас. Сейчас главное, чтобы малыш здоровым родился и все прошло хорошо.
Она снова улыбнулась, погладила свой плоский живот и поспешила к светло-кремовой детской кровати, восторженно охая и ахая.
— Кстати, Сашуль, а ты чего так похудела? — поинтересовалась Оксана, и я почувствовала острую вспышку раздражения из-за того, что ей приспичило лезть в мою личную жизнь. — Одежда почти висит. Ты плохо питаешься?
— Я нормально питаюсь.
— А витамины пьешь? — не унималась девушка.
Отрешилась от глухого раздражения и с легкостью соврала.
— Да.
Хорошо еще, что легко получалось с ней тему переводить. Поэтому быстренько указала на какую-то кроватку, которой Ксюша незамедлительно восхитилась, а через несколько секунд вежливо попрощалась и поехала домой. В таком состоянии я провела около месяца.
За этот месяц Марат ни разу ко мне не приехал. Ни разу. Изредка приезжал Трофим, с каждым разом глядя на меня все мрачнее и мрачнее.
— Ты вообще ешь? — как-то не выдержал мужик. — Или святым духом питаешься?
— Брось, Леш. Поесть я люблю. И нарочно морить себя голодом не собираюсь, уж поверь. Я еще не настолько выжила из ума, чтобы с жиру беситься.
— Почему ты не в университете?
— Сегодня пар нет, — обронила вскользь я и налила себе стакан воды.
— Врешь ведь, — недоверчиво прищурился он.
— Вру. А если знаешь, что совру, зачем спрашиваешь?
— Тебя Марат видел? На кого ты похожа?
— На кого?
— Жертва Бухенвальда, твою мать.
— Что такое Бухенвальд? Звучит устрашающе.
— Тебе еще повезло, что Марата нет в городе. Он бы тебе устроил.
— Только это он и умеет. Устраивать мне, — невесело усмехнулась и попыталась обойти возвышавшегося в проходе Трофима. — Кстати, а куда он уехал?
— Ты не знаешь?
— Откуда? Мне никто ничего не рассказывает. Можно сказать, ты — моя единственная внешняя связь с миром.
Лешка задумчиво на меня поглядел, и в его взгляде почти неприкрытая жалость сквозила, что меня просто взбесило. Я глаза сузила и зло процедила:
— А вот жалеть меня, милый мой, не надо. И руки убери, — вяло плечами передернула, что никакого впечатление не произвело. — Убери, я сказала.
Послушался. И даже отступил, сделав шаг в сторону.
— Саш, это не дело.
— Я прекрасно знаю, что дело, а что нет. Не лезь ко мне, Трофим, по-хорошему прошу. Улыбайся его жене, ему самому, ходи к ним на ужины, только вот меня во все это не вмешивай. Я сама могу распоряжаться собственной жизнью.
— Я вижу.
— Могу, — с нажимом повторила и вскинула подбородок, делая все, чтобы не возникло и тени сомнения в моих словах. — И буду. Но ты не вмешивайся.
Когда Лешка, наконец, свалил, я нашла в себе силы дойти до ванны и посмотреться в зеркало. Да уж, в словах Трофима не то что зерно, а скорее, непаханое поле правды. Выглядела я отвратительно. Причем себя не запускала. Волосы чистые, кожа хорошая. Картину портили лишь черные круги под глазами, неестественная бледность, уставший вид и жуткая худоба, из-за которой проступала каждая косточка на моем теле. Я на себя смотрела, и мне все казалось, что легчайший порыв ветра и меня пополам переломит. А ведь и раньше меня коровой нельзя было назвать.
Так дальше нельзя. Я себя люблю. Люблю больше, чем кого бы то ни было. И я устала. Очень тяжело находиться рядом с сильным человеком, который сознательно всё и всех переламывает, подминает под себя. Я могла достойно отвечать, я не слабая, но у меня не получается отдавать все, не получая ничего взамен. Я устала.
На следующий день позвонила Лехе и официальным тоном поинтересовалась о дате приезда Марата. Трофим хмыкнул, но послушно сообщил, что чечен приезжает сегодня вечером. Я вежливо поблагодарила мужчину и пошла собирать вещи.
Не мелочилась, но по большому счету забирала только деньги, какие были, и украшения. Уложилась в один чемодан, и когда закончила, почувствовала, что еще немного и упаду от усталости. Облизнула пересохшие губы, налила себе воды, залпом ее выпив, и набрала новый домашний номер семьи Залмаевых. Трубку взял Марат. Мысленно я не могла не усмехнуться. Неужели почувствовал?
— Привет.
— Саша? — в его голосе послышалось легкое удивление. — Привет. Ты зачем звонишь?
— Я не могла до вас дозвониться.
— Ну да, мы с Оксаной были в отъезде.
Я закрыла глаза, чувствуя тупую боль в груди, и задержала дыхание.
— Ясно. Куда ездили?
— Не забивай себе голову. Мы насчет роддома узнавали.
— Московские вас не устраивают?
— Саш... — с легкой угрозой протянул Марат. Вот мне снова обозначили границы. Как мило.
— Ладно, я как всегда молчу. В общем, Марат, я не для этого позвонила.
— Что у тебя с голосом? — неожиданно перебил он.
— Ничего. Может, ты дашь мне договорить?
— Угу.
Осторожно присела на краешек тумбочки и оперлась спиной на стену.
— Я устала, Марат.
— Отдохни.
— Ты не понял, — чуть усмехнувшись, покачала я головой, сожалея, что он не может меня видеть. Но он слышит и чувствует меня, как никто, что не мешает плевать в мою сторону, как только угодно. — Я устала.
Он подобрался.
— О чем ты? Саш, вот что ты снова начинаешь? Давай так, — не знаю, что чечен такого услышал, но он резво засуетился, слышно было, как шелестят какие-то бумаги и передвигаются с места на место тяжелые предметы. — Саш, я утром приеду, и мы обо всем поговорим. Ладно? Я все решу.
— Ты идиот, Залмаев, — без злости выдохнула я в трубку. Сил на злость не было. — Я устала. От тебя устала, от твоих поездок, пренебрежения, от твоей жены вместе с ребенком. Но в первую очередь — от тебя. Я ухожу.
— Нет.
Вот так всегда. Никакого "почему" или "давай все обсудим". Лишь короткое "нет", которое как будто решит все проблемы.
— Не нет, Марат, а ухожу. Мне плохо рядом с тобой, а я не хочу, чтобы мне было плохо. Я хочу, чтобы мне было хорошо. И я позвонила тебе, чтобы предупредить. Такси уже вызвано, вещи собраны. Я забрала все деньги, что здесь были, кое-какие вещи и украшения. Надеюсь, ты не в обиде.
— Только попробуй шаг сделать, и я тебя по стенке размажу, — прогрохотал Марат, и все бумаги с тяжелыми предметами полетели на пол. — Стой на месте, поняла меня?! Саша!
— Я это слышала, Марат, причем неоднократно. Причем в такой же ультимативной форме. Уже неактуально, честное слово. Отпусти по-хорошему. Все, что мне нужно — я взяла.
— Я сказал НЕТ!
— Не кричи, хороший мой, жену напугаешь. А ей нервничать нельзя. В общем...я все сказала.
— Саша! САША!
Я отняла трубку от уха и пару секунд наблюдала за тем, как она едва ли не кипит от яростных криков и угрожающих обещаний. Потом у меня разболелась голова, и я разъединила связь. Позвонила в такси, мне пообещали машину через десять минут. Принялась ждать.
Неожиданно кровь из носа пошла, испачкав мне руки и ворот футболки. Я кинулась на кухню, и как назло, ваты под рукой не отказалось. Взяла полотенце, приложила к носу и запрокинула голову, поглядывая на часы. Вряд ли Марат успеет за десять минут добраться до моего дома. Уже не успеет. В кармане был телефон Славы, которому я планировала позвонить сразу же, как окажусь в такси. Я не глупая, обязательно придумаю что-нибудь, но лучше Вячеслав, чем Марат. В деньгах я не теряю ничего, наоборот, с моим уходом я только выиграю. Все угрозы чечена...Королев тоже не лаптем щи хлебает. Я справлюсь.
Такси подзадержалось — вместо обещанных десяти минут пришлось ждать пятнадцать. А Марат, наоборот, приехал, скорее даже, прилетел к дому, и выловил меня в тот момент, когда я на лестнице корячилась с тяжелым чемоданом, пытаясь дотащить его на первый этаж.
Когда чечен меня увидел...Я же никогда не была так близко от того, чтобы уйти. Действительно уйти. И мне кажется, он до последнего не мог поверить, что я на это решусь. И поэтому на его лице застыла жуткая маска ярости вперемешку с мрачным удивлением, с каждой минутой сходившим на нет. Удивление перерастало в злость, разочарование и ненависть. Он считал меня предательницей, а теория о расчетливой стерве на глазах находила свое подтверждение.
Я даже не испугалась и не шелохнулась, когда Марат в ярости налетел на меня, толкнул в стену и выбил и без того слабо удерживаемый чемодан из рук. Я пассивно стояла и терпеливо, немного безысходно слушала его ругательства, перемежавшиеся с угрозой, и мне было все равно. Такой апатии и безразличия я не чувствовала никогда. Наверное, действительно устала.
— Ты думаешь, я тебе позволю так мной манипулировать? — едва ли не брызгал слюной мужчина, таща меня обратно в дом. — Ты забылась, Саша.
— Мне надоело, — безразлично откликнулась я, не делая попытки вырваться
И вот эта моя апатия его только сильнее выводила из себя. Марат сильно меня толкнул, и я едва в стену не влетела, в последний момент удерживаемая мертвой хваткой. Мужчина впихнул меня в комнату, отшвырнул чемодан в сторону и начал кричать. Снова не увидев никакой реакции, он грязно выругался и взял меня за грудки, подтаскивая к себе.
— Зачем ты это делаешь? — выдохнул он прямо мне в лицо. Я отвернулась в сторону, за что была вновь беспощадно встряхнута. — Я с тобой разговариваю, в конце концов!
— Я устала, — в который раз повторила я.
Он не выдержал. Наконец-то. А я все ждала, когда это случится.
— Как же я тебя ненавижу!
Слабо улыбнулась.
— Я тебя тоже.
Марат наотмашь ударил меня по лицу. Меня и так уже мутило от слабости, подташнивало, и на языке чувствовался вкус крови. После не такого уж сильного удара, я просто отлетела на диван, упала на подушки лицом вниз. И не очнулась.
Глава 32.
Бог умер.
Ницше.
Любого, даже самого непробиваемого человека можно довести до ручки. Только в каких-то случаях потребуется чуть больше времени, сил и терпения. Этими тремя составляющими Марат обладал в полной мере, так что у него получилось.
Новое состояние, в котором я находилась, мне самой казалось странным и неприемлемым. Я всегда многого хотела, к чему-то стремилась, не могла сидеть на месте. Мне все время казалось, что остановись я хоть на мгновение, и тут же потеряю свои возможности. Да и вообще душевные терзания — болезни для меланхоличных лентяев, которые страдают от собственной лени. Если человек живет, работает над собой, крутится в непростом мире, использует свои возможности по полной, ему некогда болеть и изводить себя понапрасну. Я искренне так считала до того, как загремела в больницу с нервным истощением.
