Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь,
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверушку.
— То есть, хуйню неведомую родила. — Доктор поднял вверх указательный палец. — Но довоенным извращенцам нравилось мечтать о Гермафродите, который есть плод больного воображения. Отсюда и предвоенная мода на трансвеститов, коих массово производили хирургическим способом, и дебильные японские мультфильмы для дегенератов... В чём разница между каменным Гермафродитом и живым трансвеститом, который похож на бабу, но бабой не является? В том лишь, что первого производит один скульптор, а второго — несколько хирургов и фармацевтов. И тот, и другой внешне привлекательны потому лишь, что имеют сходство с женщиной. Но природа такого не производит. Природа уже произвела мужчину и женщину. И тот, и другая по-своему хороши и красивы... хотя и не всегда... Но природа такова, она не терпит сочетания несочетаемого. Иван Ефремов писал, что красота — это наивысшая степень целесообразности. Потому нам, мужикам, и нравятся бабы, что они для нас целесообразны. А бабам нравятся мужики, по той же причине. По словам материалиста Ефремова, красота — это объективная реальность, она не создаётся в мыслях и чувствах человека... Она есть. Она правильна. Она соответствует природному назначению, цели — то есть целесообразна. Выродки же всегда думали, что мир крутится вокруг них, вокруг их хотелок. Некоторые образованные выродки доходили до того, что считали будто мир непознаваем и существует только в их воображении... Вообразит такой дегенерат, что двуполое существо — это верх совершенства, или, что поражённое ожирением тело — столь же красиво, как и тело здоровое и гармонично сложенное, то есть наиболее соответствующее принципу целесообразности, или, что неважно, кем ты родился — мужчиной, или женщиной, главное, кем ты себя считаешь, или, что война — это мир, а свобода — это рабство... И ладно бы он действительно обитал в своём виртуальном сне и воображал себе мир вокруг, но он в обществе находился и на общество оказывал влияние, отравлял общество своими идеями, своей пропагандой. И не всегда общество могло от такого выродка защититься. Не всегда... — Айболит осёкся. Молча докурил папиросу, отправил гильзу в костёр, после чего закончил, обратившись к Железному: — То существо, Александр, андрогин, или гермафродит — это то же, что и любой другой мутант-выродок, двухголовый ли, трёхрукий ли. Он отвратителен тебе, и мне, и всем нам, нормальным людям не потому, что другой, как сказали бы довоенные толерасты-общечеловеки, обвинив всех нас в ксенофобии, а потому, что нецелесообразен, не нужен, вреден. — Сказав это, Айболит хлопнул себя ладонями по коленям и встал с лавки. — Пойду, гляну как там Николай, да буду спать.
— Я тоже пойду, — сказал, вставая, Серьга, — придавлю массу.
— И я на боковую... — широко зевнув, сообщил товарищам Пельмень.
— Давайте, мужики, отбой, — объявил тогда Молотов. — Все, кроме командиров групп.
Сидевшие у костра искатели засобирались и вскоре разошлись — кто в дом, кто в летнюю кухню. Остались Молотов с комитетчиками. Прежде чем отойти ко сну, им нужно было наметить маршрут движения отряда на завтра, условиться относительно радиообмена и согласовать другие, более мелкие детали.
Назавтра отряду предстояло преодолеть примерно 120 километров — среднее дневное расстояние. Они встанут в селе Медвежье (бывшее Красногвардейское) или в его районе и простоят там весь следующий день, — это будет запланированный выходной. Отряд пока держал намеченный темп. За четыре дня они проехали 470 километров. На то, чтобы преодолеть ещё 630 километров дорог, оставалась ровно неделя. Потом — два дня на тщательную разведку города-призрака, минирование и — начиная с 5-го июля — ожидание приказа из Свободного...
Ретроспектива. Старец
20 апреля 2076 года, бывшая Россия, Ростовская область, Ростов-на-Дону, Новый Город, день
— Мой Фюрер! — рослый штабс-капитан с гладко выбритым черепом с вытатуированными на нём двумя молниями появился на пороге кабинета Верховного Главы Нового Славянского Рейха. — Прибыл странник, которого вы хотели видеть.
— Хорошо, Любомудр. Пригласите, — сказал Фюрер.
— Есть! — адъютант вышел.
Когда через минуту в кабинет вошёл старец с длинной белой как снег бородой, длинными, перехваченными по высокому морщинистому лбу шитой тесьмой, волосами, с внимательным колючим взглядом выцветших от времени глаз, в длинной расшитой «тризубами» и свастиками рубахе и красных шароварах, босой, Фюрер посмотрел на гостя скептически.
— Благословение Рода да пребудет на вас, Владимир Анатольевич! — сказал вместо приветствия старец, нисколько не смутившись неприкрыто насмешливым взглядом хозяина кабинета.
От такого приветствия Фюрер изменился в лице.
— Это имя знают единицы в Рейхе. Откуда оно известно вам, странник?..
— Я волхв Белогор, — представился старец, — священник Рода Единого. Я ведаю миры Яви, Прави и Нави. Мне известно ваше имя в мире Яви. Здесь вы от рождения зовётесь Владимиром Анатольевичем. Но в мире Прави имя ваше — Адольф.
— А в мире Нави? — спросил Фюрер безэмоционально.
— А это уже будет зависеть от вас, — ответил старец. — Кем вы явитесь в навий мир...
— Зачем вы пришли ко мне, Белогор?
— Можете звать меня просто Андреем Владимировичем, — сказал волхв Белогор. — Я ведь тоже из этого мира, — на мгновение он живо улыбнулся и, посерьёзнев, произнёс: — Я здесь, чтобы вложить в ваши руки силу, которая укрепит вашу власть и возвеличит Славяно-арийский Рейх...
Глава двадцать пятая. Мы — мирные люди...
8 июля 2077 года, бывшая Россия, Ростовская область, Ростов-на-Дону, Железнодорожный район, промзона на левом берегу Дона, 1-я Луговая улица, утро
Стая из двадцати восьми диких собак пришла сюда прошлой зимой. Место было опасным из-за близкого соседства людей, живущих за большой рекой, но здесь была пища — множество вкусных крыс, на которых можно было охотиться. Было здесь несколько разрозненных мелких свор из пяти — семи псов и сук, которых пришлые частью истребили, частью ассимилировали. Только стая диких кошек, обитавшая на недосягаемых для собак крышах и верхотурах, осталась неподконтрольна и уходить никуда не собиралась. Вожак собачьей стаи, крупный рыжий с подпалинами кобель, помесь кавказской овчарки с волком, обладал весьма незаурядными для собаки лидерскими и организаторскими качествами. Убив лично троих вожаков мелких собачьих свор и присоединив оставшихся собак к своей стае, определив место наглым котам, — для последних теперь это были исключительно крыши и чердаки, — он сумел установить и наладить дипломатические отношения с главным потенциальным врагом, способным убивать громом на расстоянии — с человеком.
Трудно сказать, каким способом ему поначалу удавалось удерживать стаю от нападений на периодически появлявшихся здесь двуногих, но факт остаётся фактом: по отношению к людям стая вела себя сдержанно, совершенно не выказывая агрессии. При появлении на дороге людей, обычно пеших, но иногда и конных, собаки отбегали в сторону на почтительное расстояние и, не прячась, смирно ждали, пока люди уйдут. Так продолжалось некоторое время, а потом вожак набрался смелости и, когда люди появились вдали в очередной раз, взял в зубы добытую им крупную крысу, вышел на дорогу и положил на растрескавшийся асфальт, после чего отошёл назад, остановившись на полпути между дорогой и разлёгшейся в ста метрах от дороги на небольшой поляне стаи. Люди не стали брать крысу, однако, оценили жест вожака явно благосклонно, одарив его коркой душистого хлеба. С тех пор вожак всякий раз, когда люди появлялись на дороге, выносил к ним крыс, а люди кидали ему хлеб и иногда даже сало. Крыс вожак после не забирал, а отдавал стае, предпочитая человеческие лакомства.
Стая прижилась на новом месте и стала считать двух с половиной километровый участок дороги, от небольшого озера с западной стороны до трёх больших мостов на востоке — одного железнодорожного и двух асфальтированных — своей территорией. С северной стороны естественной границей собачьих владений была большая река, а с южной — разделённые вала́ми правильной прямоугольной формы пруды. Территория немаленькая. Раньше здесь действовало множество человеческих производств, о принципах работы и назначении которых умный и проницательный вожак представления не имел. Многочисленные корпуса́ заводов и фабрик, склады, пакгаузы, речные причалы, транспортёры, нории, трубы и прочие элементы индустрии вожак воспринимал как естественную среду, как лес или степь, как охотничьи угодья, которые следовало охранять от сторонних посягательств.
Когда стая закрепилась на новой территории, встала твёрдо на лапы, появилось первое естественное пополнение: ощенилась одна из сук, принеся стае аж восемь крепких здоровых щенков. Это событие вскоре обернулось неожиданной пользой для стаи. Через месяц, когда щенки подросли, превратившись в довольно симпатичных игривых карапузов, люди взяли троих, самых крепких и сообразительных. Сука не хотела отдавать детёнышей, но вожак зарычал на неё, и та покорилась воле вожака. Вожак знал: люди щенков не обидят. И действительно. Совсем недавно люди пришли с одним из тех щенков, уже подросшим. Мать узнала его. Теперь вожак и несколько его приближённых провожали людей от озера до мостов, а когда с людьми были щенки, позволял и суке идти рядом. При этом остальные собаки следовали за вожаком поодаль, не забегая ни справа, ни слева, дабы люди не сочли такое поведение стаи за попытку окружения.
Этим утром вожак стаи впервые не узнал приближающихся людей. Он даже не сразу учуял их запахи. Люди были ему незнакомы, и передвигались они не пеше и не верхом на лошадях, а ехали в двух басовито ревущих и испускавших странный едкий дым железных повозках с множеством колёс. Люди сидели внутри этих повозок. Только головы двоих людей выглядывали сверху повозок. Но вожак чуял, что в повозках были и другие люди, — вожак имел острый нюх и был способен почуять запах врага или добычи даже тогда, когда другие собаки его не замечали. Люди в ревущих повозках пахли иначе, нежели те, что приходили из-за большой реки. Вожак никак не мог определиться с тем, как ему относиться к этим незнакомым людям: друзья они, или враги?
Проехав мимо озера, железные повозки остановились, гудящее рычание стало тише. В боках повозок открылись дверцы и наружу стали выбираться люди с оружием (вожак знал, что такое оружие — приходилось видеть оружие в действии). Люди его явно заметили, так как некоторые посмотрели в его сторону, но звать не стали, и враждебности не выказали. Тогда пёс решился.
Рядом, на территории за трёхэтажным зданием из красного кирпича, к которому сбоку было пристроено здание поменьше (проходная), вожак не далее как этим утром спрятал упитанную крысу-матку. Сбегав за крысиной тушкой, пёс направился с этой самой тушкой в зубах к людям.
А в это время возле бронетранспортёров уже шла слаженная, отточенная многими тренировками работа: четверо искателей выставляли на обочине пару миномётов 2Б14-1 «Поднос», а четверо других доставали из нутра машин ящики с боеприпасами, скручивали со снарядов предохранительные колпачки. Процесс развёртывания контролировал Дрон, командовавший обоими миномётными расчётами и «вторым» БТР-80. «Первой» бронемашиной и всей спецгруппой Комитета Безопасности Содружества, состоявшей из четырёх бронетранспортёров, командовал сам Кувалда, по причине особой важности уже начавшейся спецоперации, передавший на время дела и обязанности по Объекту под Новороссийском Вагону и, несмотря на не до конца зажившее ранение, отправившийся в Ростов лично. Другие два БТРа контролировали сейчас Западный и Темерницкий мосты. Командиры машин только что доложили Кувалде о том, что фашисты их заметили, но высовываться под 14,5-миллиметровые стволы КПВТ пока не решаются.
«Ещё бы они сунулись...» — хмыкнул про себя Кувалда, но Дрона поторопил.
— Минуту, — сказал Дрон. — Тут особо целить не надо.
В этот момент Витёк, за время марша из Новороссийска в Ростов неплохо освоившийся в новой для себя специальности механика-водителя БТР, окликнул Кувалду, вставшего на бронетранспортёре во весь свой могучий двухметровый рост и принявшегося рассматривать Ростов в полевой бинокль:
— Командир, глянь на того пса...
После боя под Краснодаром и последующей затем облавы на фашистских недобитков в самóй бывшей столице Кубани, парень называл отчима исключительно «командиром», подчёркивая тем, что он в отряде — рядовой боец, вполне состоявшийся и заслуженный искатель, а не блатной пасынок «главного искателя в Содружестве».
— На которого пса? — Кувалда опустил бинокль и посмотрел на Витькá. Тот сидел на броне, опустив ноги в водительский люк.
— Да вон, по дороге к нам чешет... — Витёк кивнул на дорогу, вдоль которой стояло несколько ржавых фур и легковушек.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |