— Дык ведь думают, Федька Хромой второй день пьяный да бушует, с тёткой Лианой разборки крутые устраивает. Забыл, вчерась как было?! — втолковывали ему.

При виде зелёного нечто, напоминающего крысу, вывалившийся из лифта Веча просто остолбенел. Чем и воспользовался Глеб Семёнович, попытавшись проникнуть в него для поддержки. Но Веча не пил уже несколько недель, да и тренировки с Лёхиным своё дело сделали. Как влетел в него бывший агент, так и вылетел. Силён оказался дружок Лёхина. И в себя пришёл быстро — едва крысюк прыгнул на него.

Никодим вдруг рванул вперёд.

— Куда-а! — поймали его.

— К хозяйке с девицей! Хоть утешить, успокоить!

— Сдурел совсем?! Через площадку-то?! Иди вон через пустую квартиру!

— И правда — забылся с беспокойства! — признал домовой и юркнул в стену.

Драка тем временем набирала обороты. Веча явно сильнее, но крысюк оказался скользкой личностью во всех смыслах: он выскальзывал из всех Вечиных попыток схватить его и то и дело пытался устроить противнику подлянку наподобие подножки или укуса руки, которой его хотели поймать.

Примчались Касьянушка и Линь Тай, бегавшие в поисках помощников.

— Там, на улице, Данила в машине! А с ним ещё двое молодцов!

Толпа домовых буквально рухнула с седьмого на первый этаж. Шишики стремительно скатились за ними. Точно — Данила! А молодцы-то какие молодцеватые! Небось, охрана Егора Васильича. Как же их на свой седьмой этаж залучить?!

— А машинку их раскачать! — предложил Касьянушка. — Как выпрыгнут да побегут к Лексей Григорьичу!

— Да Лексей Григорьич какая причина качанью?! — возмутился Елисей. — С чего они побегут к хозяину?

— А свет в окошке включить? — робко сказал Прокл, домовой Федьки Хромого. — Они ж думают, Лексей Григорьича дома нет, а тут раз — и свет! Мож, залюбопытствуют да подымутся?

— Голова! — восхищённо рыкнул Дормидонт Силыч.

И вся толпа стремительно помчалась назад, в квартиру. Перед тем как свет включить, выглянули на площадку. Ужасом обвеяло: крысюк молотил вяло лежащего человека головой о плитки!.. Кровищи-то!

Елисей стремглав бросился в спальню хозяина. Шишики волной сыпанули с потолка — включили люстру, а домовой — лампу, которая на письменном столе, близёхонько к окошку!

И снова приземлились домовые поглядеть, как люди увидят единственное в тёмном доме светлое окно.

Но все трое сидели в машине, лениво разговаривали и на дом не смотрели.

— Качать! — твёрдо высказался Глеб Семёнович. — Как выйдут, машинально на дом всё равно глянут!

— Галиба Симёнач! А-а!! — завопил вдруг Линь Тай, и его словно унесло в подъезд.

Секунду бывший агент ошеломлённо смотрел ему вслед — и хлопнул себя по лбу:

— Без сознания же!

И рванул за китайчонком-привидением.

Домовым уже было не до откровений, посетивших привидения. Они облепили машину и принялись её раскачивать, прыгая на капоте. Долго работать не пришлось: один из охранников насторожился и позвал:

— Ребята, что с машиной?

— Я тоже что-то... чувствую, — медленно сказал Данила. Ни с того ни с сего ему внезапно вспомнился кусок пирога, взлетевший на кухне Лёхина. Как ошпаренный, он выскочил из машины.

Увидеть освещённое окно он не успел. К подъезду с другой стороны подлетела старенькая "ауди", затормозив с воинственным визгом чуть не нос к носу с джипом. Из "ауди" выскочили трое — и бегом в подъезд. В одном из троих Данила узнал Лёхина.

— Ребята, за ними!

Слава Богу, дверь не успела закрыться.

57.

Лёхин прыгнул в лифт, за ним — Соболев и Ромка. Своим беспокойством он взвинтил их до предела, поэтому держались настороже. Лифт дрогнул и пошёл наверх. Лёхину показалось — по лестнице к лифту ещё кто-то бежит. Но дверь успела закрыться, и он не разглядел. А через секунду он забыл о том, что показалось... Все трое дышали учащённо. Профессор расстегнул свободный плащ — со стороны глядя, нетрудно придумать, что ему жарко. Если не знать, что плащ скрывает два меча. Роман обнимал гитару и прятал за нею ножны своего меча, так и не обратившегося после пересечения границы Каменного города во что-то другое.

... Крысюк снова кидался на дверь.

Привидения опасливо, сторонкой подлетели к избитому-искусанному Вече — и вдруг исчезли. Секунды спустя Веча сел на полу, упёрся кончиками пальцев в плитки и мягко встал. Подвигал плечами, покачал головой, разминаясь, — и дал пинка крысюку. Тот взвизгнул от неожиданности. Но его реакции надо отдать должное: едва не размазанный пинком по стене, он мгновенно пришёл в себя и, ощерив мелкие, но длинные резцы, прыгнул на Вечу.

... Соболев из лифта шагнул первым и немедленно лязгнул мечами. У Лёхина дыхание перехватило: на лестничной площадке лежит окровавленный человек, а над ним, по-человечески, на коленях, крысюк — морда тоже окровавлена. При виде людей тварь зашипела. Не замедляя шага, Соболев ураганом налетел на неё, отогнал от жертвы, к которой немедленно кинулись Лёхин и Ромка.

Двумя мечами Соболев управлялся виртуозно, но — только не подпускал к себе. Скользкая тварь бешено вертелась, избегая страшных ударов и одновременно не оставляя попыток прыгнуть на человека. Профессор же вроде делал время от времени лишь попытки достать её, но опять переходил к защите.

Неизвестно, понимала ли это тварь, или для неё бой шёл всего лишь "я нападаю — ты защищаешься!", но Лёхин отчётливо видел: несмотря на видимую оборону, Соболев достаточно успешно теснит крысюка к лестнице.

Крысюк дёрнул задней лапой, не нашедшей опоры. Злобное изумление только-только начало появляться на его морде... Он замахал передними лапами, стараясь удержать равновесие... Заверещав, крысюк быстро оглянулся — высока ли лестница...

Профессор отпрянул за лифт, кабина которого вдруг пошла вниз.

От грохота выстрелов подъезд вдруг превратился в замкнутую, но огромную пещеру со слишком отчётливой акустикой.

... Не выдержали нервы одного из охранников. Попробуй, сохрани самообладание, когда по инерции бега вскакиваешь на первую ступень лестницы, с которой на тебя оглядывается зубастый урод, светящийся зелёным!..

Данила и охранники по стеночке обошли тело, под которым разливалась оранжевая — в полутьме чёрная — лужа и на котором, словно на догорающем полене, вспыхивали и гасли зеленовато-прозрачные всполохи. Но шли они не настолько медленно, чтобы не увидеть: некто высокий и смуглый вгоняет меч в ножны под плащом (причём сбоку плащ тоже подозрительно топорщится), а затем этот плащ застёгивает и взглядывает высокомерно; что у хорошего знакомца, Лёхина, весёлого мужика и гостеприимного хозяина, на бедре тоже подозрительные ножны, только короткие — не то он там ножик держит, не то фиг знает что...

Пока ошеломлённые по второму разу охранники пытались сообразить что к чему, доехал лифт. И вышедший из него Егор Васильевич тоже получил на свою долю патетики: дверь в квартиру бабки Петровны распахнулась, из неё выбежали, обливаясь слезами, две женщины, совсем старая и совсем молодая, и бросились к высокому парнишке...

Из прострации Лёхина вывели двое: Соболев коротко кивнул, зашёл в лифт за спинами двух только что прибывших, обалдевших от всего телохранителей и благополучно удалился; а над ухом Лёхина дрожащий от умиления голосок Касьянушки продребезжал:

— И возлегша на грудь ему и зарыдаша!..

Лёхин огляделся: пол, ближе к стенам, усеяли домовые; потолок шевелился плотным скоплением глазастых от бешеного любопытства Шишиков. А на узкой лестничной площадке стоят десять человек, один лежит, и только двое из всех твёрдо понимают ситуацию: Ромка, их ненаглядный Ромка вернулся!

Глянув налево, Лёхин увидел своего Шишика. Тот сидел на рукаве, на декоративной заплатке от фирмы-производителя. Всё! Весело раззявленная пасть и глазки косенькими полумесяцами прорвали плотину. На последнем грамме выдержки он влетел в открытую Елисеем квартиру, в спальню — и уж здесь дал волю смеху!

С вызванной соседями милицией разбирался Данила, пока Егор Васильевич отсиживался у бабки Петровны. Данила предъявил ребятам из патрульной машины человека, до бессознательного состояния искусанного бешеной собакой, а потом предъявил и само взбесившееся животное, опасное для жизни, но героически подстреленное охраной Комова. Услышав о Комове, милиция "надела белые перчатки", да и предоставленные их вниманию факты достаточно плотно укладывались в предложенную историю.

Вызвали "скорую", Вечу увезли.

Милиция уехала.

Егор Васильевич, волей-неволей попавший на раннее чаепитие к бабке Петровне, только после этого известия вышел из кухни в поисках молодёжи. Обнаружил в зале. Роман и Лада, втиснувшись в старое, довольно широкое кресло, спали в обнимку. Судя по осунувшимся лицам, сон им был во благо, и Егор Васильевич не стал тревожить их.

Но и в Лёхиной квартире он не добился ничего: охранники проводили его в спальню, где хозяин дрых мёртвым сном. На все попытки разбудить его Лёхин только бурчал: "Ага... Ща..." Охранники, посмеиваясь, предложили окатить хозяина холодной водой — и Егор Васильевич махнул рукой: пусть выспится! Придёт в себя — сам всё расскажет.

И никто не заметил под сброшенной Лёхиным курткой приличных размеров вещмешок.

Заметили привидения. Они сначала всей компанией полюбовались на Шишика, который, изо всех сил вцепившись в ухо Лёхина, блаженствовал: хозяин видит сны! Много! Вкусно!.. Примостившийся под боком у Лёхина Джучи поднял царственную морду к слишком болтливым и громогласным привидениям и хищно зевнул на них.

Естественно, Касьянушка сбежал первым. Последним вприпрыжку летел Линь Тай. Он-то, востроглазый мальчишка, и увидел незнакомый предмет в досконально изученной комнате полюбившегося привидениям и приютившего их дома.

— Ах-ха! — завопил он и стремительно спикировал к вещмешку, чьи ремни слегка высовывались из-под куртки.

— Чего — ага? — строго вопросил Дормидонт Силыч, подлетавший выставя важный купецкий пузень.

— А ведь здесь явно что-то интересное, — погрузившись в пол по шею, констатировал бывший агент КГБ. — Принесено, насколько понимаю, нашим хозяином. А уходил — что-то не припомню: был ли у него с собой?..

Хором подтвердили: не брал Лексей Григорьич мешков! Да и нет таких в доме! Позвали Елисея. Тот прибежал взволнованный: что, мол, ещё стряслось?

Показали. Домовой походил-походил, потрогал-потыкал и растерянно пожал плечами:

— Без хозяина что могу? А вдруг запретное что? Нельзя видеть ни нам, ни ещё кому. — И покосился на моргнувших наверху Шишиков.

— Неужто бы Лексей Григорьич принёс какую-нибудь вещицу да нам не показал? — удивился Касьянушка. — Да вот так бы охломонисто на полу побросал, коли вещь тайная да страшная?

— Резонно, — улыбнулся Глеб Семёнович.

Ну, тут и Елисею любопытно стало, что же хозяин такого в дом приволочь мог. Он быстро стащил с вещмешка полуприкрывавшую его куртку, поцокал на неё языком: возиться со стиркой придётся — и ой как долго! Потом с помощью соседей-домовых развязал верёвку, стягивающую верх таинственного мешка. Поставленный на попа мешок повалился, изливая на старенький палас груду поблёскивающих драгоценностей... Касьянушка было запричитал от восторга, но, оглянувшись на спящего хозяина, заткнул рот ладошками.

— Не хило, — солидно высказался Дормидонт Силыч.

— Странно, — задумался Глеб Семёнович, — наш хозяин — и это добро...

— Не странно, а стыдно, Глеб Семёнович, — твёрдо сказал Елисей. — Да в жизнь не поверю, чтобы Лексей Григорьич может энтим делом промышлять!

— И всё-таки что-то мне этот мешок напоминает. — Привидение с силой потёрло лоб. — Где-то я уже видел такой свет вокруг него...

— А в подъезде, — тихо подсказал Касьянушка. — Тварюшка убиённая такой свет испускала.

— А значит, хозяин наш в честном бою сие добро взял! — заявил ободрившийся Дормидонт Силыч и тоже слетел рассмотреть удивительные по красоте безделушки. — Ишь, старинные тоже есть. Лепота какая!

— Вы, Дормидонт Силыч, неправильно понимаете ситуацию, — заметил бывший агент КГБ. — Алексей Григорьич, судя по всему, это добро не просто в бою взял, а отбил. И сдаётся мне, что будет он это добро раздавать потерпевшим. О, смотрите-ка! Судя по ауре, это кольцо и во-он тот браслет имеют одного хозяина.

Линь Тай завизжал от восторга и кинулся тоже искать вещи по хозяевам. Он этот поиск воспринял почти как игру: а раскидай-ка предметы из кучи по одинаковым цветовым рисункам!

Домовые-соседи тем временем разбежались. Остался лишь Никодим, сияющий от радости и готовый хоть как послужить Елисею. Пока привидения азартно искали "родственные" драгоценности, оба домовых сбегали на кухню и принесли пакетики-мешочки, бережно хранимые Елисеем.

Привидения — обрадовались. Сначала ювелирные изделия разложили по всей комнате кучками: привидения показывали — домовые таскали. Потом, убедившись, что каждая кучка переливается лишь ей присущими расцветками, ссыпАли её в отдельный пакетик и скручивали верх, чтобы не высыпалось.

Касьянушка от умиления прослезился, представляя, как счастливы будут те, которые смогут получить назад незаконно отнятое. Его поправляли: не отнятое — бедолаги отдавали сами, — Елисей рассказал всё, что знал о махинациях в кафе. Привидение возражало: "сами" не считается, потому как не по своей воле отдано, а колдовством чёрным, наведённым заставили людей расставаться с дорогими побрякушками.

Над мешком, теперь плотно набитым пакетиками, плясал и прыгал Линь Тай, изображая "дедушку с бородой из ваты".

А потом, угомонившись, привидения потянулись за домовыми на кухню. Туда же покатилась и куча Шишиков — послушать интересные разговоры.

— Допреж беседы самовар поставим, — сказал Елисей, и Никодим согласился. — Хоть и утро — ночь, однако, беспокойная была.

Уперев руки в боки, Дормидонт Силыч важно обсуждал с Глебом Семёновичем котировки валют, подсмотренные на страничке "компотера". Линь Тай парил возле подоконника и на пару с Джучи пытался напугать толстого голубя, приземлившегося на карниз. Один Касьянушка "сидел" тихонько на хозяйском месте, глубоко погружённый в какие-то свои думки.

Елисей включил радиоприёмник — негромко. Радио будто откашлялось и бодро заговорило о нападении, об убийствах, о похоронах, об ограблении... Домовой послушал, пригорюнясь, чуток, да и выключил.

— Опять ты вздохнул (Касьянушка резко поднял голову), Елисей. И что ты слушаешь эти новости? Лучше соседей по дому послушай — вот где жизнь-то! А ты...

— Вздохнул! Вздохнул! — завопил Касьянушка, и вскочил, и умчался в зал, отчего-то невероятно счастливый.

Забыв закрыть рты, вслед ему посмотрели привидения купца и агента КГБ. С карниза удрал толстый голубь, перепуганный стремительной тенью. И только Елисей, вздрогнув, как и все, меланхолично снова вздохнул.