Любу я не убедил.
— Тем более, Гладышев, тем более, — если всё так, как ты рассказал, мы не имеем права бросить в беде братьев по разуму. Мы должны вызволить их из подземелья, и.... И обезопасить планету. Сделать пригодной для жизни её поверхность.
— Люба, это не наш мир, не наши разборки. Чтобы помочь одним, мы должны одолеть других. Ты готова стать третейским судьёй? Ты уже решила, на чьей стороне правда?
— Да я готова.
— А я нет.
— Гладышев. О чём ты говоришь — там разумные существа, здесь стихии. Какое может быть сравнение? Или мы не по твоей воле укрощали земные стихии?
— Они должны сами найти компромисс, если он возможен.
— Ты в своём амплуа — болтать и ничего не делать.
— А ты в своём — бей, беги, думай не надо.
— Сибарит!
— Волюнтаристка!
Мы выпорхнули из "тарелки", и в разные стороны — разобиженные, недовольные.
Благо день позволял забыть о ночных тревогах. Бог солнца взбирался по небосклону на золотой колеснице и с любопытством взирал на последствия ночного буйства торнадо. Жёлтые облака горестно вздыхали и разводили крылами — опять этот Ипполит.
Люба спустилась в канал, а я в позе Будды оседлал макушку летательного аппарата.
— Билли.
— Ну, что тебе?
— Мы должны найти местных обитателей.
— Качает тебя.
— Люба права — мир на планете должен быть восстановлен. Наша задача — тому способствовать.
— И как мы будем их искать?
— Нам поможет Ипполит. Собери всю информацию о марсианских стихиях — всё, что фиксировали искусственные спутники и экспедиции на поверхность. Думаю, места наибольшей активности торнадо укажут на близость входа в убежища.
— Логично. Впрочем, что я — ай да Создатель, ай да сукин сын. Похлопай себя по ляжкам.
— Твоя беда, Билли, в безоглядной вере точным расчётам, а ведь нужны ещё фантазия, интуиция и удача. Но не отчаивайся — меня эти грации иногда посещают.
Люба вернулась на борт перед закатом, всем видом являя решимость идти до конца.
Я сидел на откидном диванчике, по-турецки скрестив ноги, склонившись над гитарой:
— А годы летят, наши годы, как птицы летят
И некогда нам оглянуться назад....
Люба бросила на меня взгляд, преисполненный жалости, замешанный на презрении.
— Я вызову тебе флаер. Что это?
Увидела на мониторе карту Марса.
— Очаги активности торнадо.
Люба вскинула брови — просвети.
— Идёт война — стихии бьются с теми, кто возомнил себя покорителями природы. Поверхность уже отвоёвана. Торнадо стерегут входы в убежища, чтобы не выпустить на поверхность планеты её прежних хозяев. Найди нашего Ипполита.
Люба села за компьютер, зашелестела клавиатурой.
— Судя по всему.... Судя по всему.... Это капище, где гранитные столбы.
— Один нюанс. Природа торнадо позволяет ему жить практически вечно. Но в этой жизни есть периоды активной и пассивной жизни. По-другому — время буйств и время отдыха. Очень может быть, капище — это место отдыха, где солнце даёт ему новые силы.
— Откуда осведомлённость? — Люба удивлена.
Откуда? Да меня Билли только что просветил. Но разве скажешь.
Среди ночи космолёт снялся с места стоянки. Люба за пульт управления — что происходит? Я спросонья:
— Что там, милая?
— Мы на орбите. Аварийный взлёт.
Утром стала ясна его причина. Наша прежняя стоянка была завалена обломками гранитных колон.
— Боже святы! — Люба присвистнула от удивления. — Это какую ж надо силу иметь?
— Это какую надо ярость являть.
— Нервный кадр, — согласилась жена.
На месте вырванных "с корнями" колон обнажилась гранитная плита искусственного происхождения, которая сразу заинтересовала нас.
— Вход в убежище?
— Очень может быть. Но как её поднять?
Остаток дня Люба просидела за компьютером, общаясь с Землёй.
На ночь поднялись за пределы атмосферы — от греха. И вот настал новый день — день Великого наступления на марсианские стихии. Впрочем, загнул. Никто ни на кого не нападал. Волею людей Земли, под Любиным руководством в атмосфере Марса был создан искусственный торнадо. Его задача — очистить обнажившуюся на месте древнего капища гранитную плиту от песка, щебня, обломков.
— Поучим Ипполита земным манерам? — сверкнула Люба белозубой улыбкой.
Вот он явился — тонкий, гибкий, подвижный. Легко перемахнул через канал в гранитных берегах, закружился на капище, набирая силу. Под его напором в воздух взвились тысячи тонн песка и щебня, колоны и их обломки. Всё это кружилось и вертелось в гигантской, до самых небес, воронке. Вот она качнулась, двинулась в сторону. Ослабла и осыпалась курганом. Пыль осела, и гранитная плита, отполированная до зеркального блеска, обнажилась во всю величину. Лежала под углом к горизонтальной поверхности, напоминая крышку тоннеля.
Мы наблюдали за всем происходящим на экране монитора.
— Наш черёд, — Люба усадила флаер на плиту.
После несложных манипуляций они составили одно целое, и антигравитационное поле, включённое на летательном аппарате, сделало тысячетонную плиту легче пушинки.
— Ну, с Богом!
Флаер с плитой поднялся вертикально, а опустился в стороне. На освобождённом месте зиял провал. Мы покинули "тарелку" и подлетели к его краю.
— Гладышев, это вход в иной мир?
Вход в иной мир ступеней не имел, но горизонтальная поверхность с небольшим уклоном тоннеля вполне проходима. Вертикальные стены без опасных трещин, и потолок безупречен. Чувствовалось — строили на века.
— А получилось на тысячелетия, — это Билли влез.
Как же, будет он молчать в такие минуты!
— Откуда знаешь?
— По радиоактивному фону.
— Мы идём? — Люба волновалась у края неведомого.
— Конечно, милая.
— Но там темно.
— Это тебе только кажется.
И Билли:
— Что, тебя каждый раз просить надо? Ну, хорошо, прошу, настрой, пожалуйста, Главному Хранителю кошачье зрение.
Мы полетели. Легко скользили в воздухе, насыщенном углекислым газом, углубляясь в тоннель. Строители не заморачивали себя лабиринтами проходов — прямой, как каналы на поверхности, плавно понижающийся путь в преисподнюю.
Перегородили его металлические — возможно, чугунные — ворота. На функциональную принадлежность преграды намекали две створки во всю площадь прохода. А материал.... Кольцо висело, массивное, как на воротах древних крепостей. Люба стукнула им в створ, и металлический гул раскатился под сводом тоннеля.
Никто не спешил открывать.
— Что делать, Билли?
— Приложи ладонь. Механизм запора видишь?
— Нет.
— Странно. А я его вижу твоей ладонью сквозь толщу ворот.
— И что делать?
— Сейчас поймаем его в направленное магнитное поле и повернём.
— Ну?
— Не получилось. Тогда разрушим ультроколебаниями — надо только подобрать резонанс.
— Меня-то не рассыплешь?
— Не дрейфь, Создатель, рассыплю — соберу.
— Одного уже собрал....
Будто от напора изнутри створы ворот со страшным скрипом и скрежетом распахнулись нам навстречу. За ними тоннель сузился, начался лабиринт с настолько низким потолком, что приходилось передвигаться ногами, опасаясь за голову.
— А хозяева-то — коротышки.
Лабиринт — это подземный город с улочками, проулочками, тупичками и — дверями, дверями, дверями. Входы в дома? Лаборатории? Складские помещения? Толкнулись в одну — анфилада помещений с барельефами на стенах, статуэтками в нишах.
Может, у марсиан было больше пальцев на ногах и меньше на руках, но в том, что они на первых ходили, а вторыми работали сомнений не осталось. И лица у них человеческие.
Привет, братья по разуму!
Никто не ответил. Некому было отвечать. Город мёртв.
— Знаешь, чего не хватает к этой мизансцене? Минорной мелодии.
Люба поморщилась — нашёл время и место!
Я к виртуальному всезнайке:
— Почему нет останков — может, люди эвакуировались?
— Что ты хочешь? — Билли. — За тьму веков всё органическое превратилось в пыль.
— С кем сражаются торнадо?
— Всё ты выдумал, Создатель. Солнце светит — бури рождаются, остальное — сказки.
Одно из помещений просто напичкано незнакомой аппаратурой. Какой — ещё предстоит выяснить.
— Билли, ты можешь понять назначение этих чёрных ящиков с кнопочками и экранами?
— Надо разбираться. Вот так, глядя вашими глазами — могу только предположить.
— Иии...?
— Всё, что угодно — ну, скажем, мониторы наружного наблюдения.
Люба подсказала:
— Это бункер. Я бывала в подобных.
— Жуткое время. На Марс могла стать похожей наша Земля, поссорься вы с дядюшкой Сэмом.
— Бог миловал, хотя никто не хотел уступать.
Люба села в кресло за очень похожий на любой земной пульт управления.
— Если все цивилизации идут схожими путями, нам, похоже, нечему учиться у марсиан: всё это — давно пройденный этап.
— Счастливо преодоленный, — поддакнул.
Люба повертелась в подвижном кресле:
— Как думаешь, чем управлял сей пульт?
— Если отвлечься от махрового милитаризма, то пусть это будет радиорубка. Или студия записи.
— Отлично! — Люба прошелестела клавиатурой с непонятными знаками. — Исполняем концерт по заявкам. Желаете что-то заказать?
— Что-нибудь из марсианского фольклора. Кантри практикуете?
— Сейчас попробуем, — Люба пробежалась перстами по неземной клавиатуре, в какой-то ей одной ведомой последовательности знаков, повернулась ко мне сияющим лицом.
— Enter!
Ткнула, не глядя, пальчиком.
В моём сознании родилась.... Нет, не музыка. Это был мужской хор. Так поют уроженцы Кавказа. Что-то величественное, горделивое и воинственное. Марсиане? Смотрел Любе в глаза и силился понять — она слышит то же, что и я?
И её одолевало любопытство.
— Гладышев, ты слышишь то же, что и я?
— А что ты слышишь?
— Весенний лес — капель, журчание ручья из-под талого снега, шорох лопающихся почек.
Понятно.
— Ты знаешь, Билли, почему люди поют? Потому, что они люди. Перестань дурачиться.
— Каждый слышит то, что хочет слышать.
— Ты глумишься над нашими чувствами.
— Да будто бы.
Люба:
— Я поняла — это комната исполнения желаний. Пусть будет рекреацией — должна быть такая в военном бункере. Вот сейчас звучит "Вальс цветов" Чайковского. В дни расцвета марсианской цивилизации Петра Ильича ещё в помине не было. Верно?
— Не верно, — пошёл на поводу у Билли. — Композитора не было, а мелодия уже жила. Такую невозможно выдумать — только подслушать однажды звёздной ночью, сидя за роялем у открытого окна.
Оставили рекреацию. В другом помещении на стеллажах вдоль стен цилиндрические стержни — по виду, графитовые.
— Что это?
Люба взяла осторожно один, осмотрела, взвесила на ладони:
— Наверное, что-то из оружия. Пиропатрон?
— Билли, твоя версия.
— Пусть будет энергоноситель — свеча, факел, активный стержень ядерного реактора.
Люба:
— Чему ты улыбаешься? Моей глупости? Твой вариант.
— Это книги. Магнитные записи на графито-кристаллических носителях.
Билли:
— Какие твои доказательства?
Люба:
— С чего ты взял?
Ответил Любе, Билли внимал исподтишка:
— Логически помыслив. Здешние обитатели досыта навоевались на поверхности. Здесь им стало не до драки — пытались сохранить жизнь и культуру. Отчаявшись в первом....
Жест рукой закончил недосказанную фразу.
— Очень похоже, — Люба повертела стерженёк. — Как его декодировать?
— Поместить в анализатор, и по всем параметрам....
Люба сунула марсианскую книгу в набедренный карман комбинезона. Пошли дальше. Мы искали бытовые помещения — может быть, там....
Но Билли стрекотал в сознании:
— Да брось, какие марсиане — тьма веков миновала, как их не стало.
— Оборудование на вид в исправном состоянии.
— Приборам-то что сделается — металл, полимеры?
— А естественный распад? Атомно-молекулярная активность?
— На каждую активность существует реактивность.
— Поясни.
— Поймёшь?
— Только не заумничай.
— Ты слышишь? — Люба сдавила мне бицепс выше локтя.
— Что? — так увлёкся диалогом с виртуальным консультантом, что не понял её тревоги. — Что случилось, дорогая?
— Гул. Слышишь?
Слышу? Слышу. Гул действительно. Нарастающий.
Понимание пришло сразу.
— Который час? А закат, в котором? Всё ясно — торнадо проснулся. Ты не помнишь — мы закрыли ворота в город?
— Бежим!
Припустили низенькими улицами подземного города к тому месту, где он начинался — большим чугунным воротам. Господи! Не заблудиться бы. Но Билли помнил путь по лабиринту и вёл меня безошибочно. Следом Люба.
Торнадо уже завладел воротами в тоннеле и играл массивными створами — попробуй, подступись.
— Добро пожаловать, Ипполит в город мёртвых. Заходи, убедись — тех, с кем ты упорно воюешь, давно уже нет на белом свете.
— Гладышев, зачем ты меня пугаешь? Никакого Ипполита нет — наверху бушует торнадо, и его вихри проносятся по тоннелю.
Будто в ответ на Любины мысли одна из чугунных створ ворот так ахнула в своё обрамление, что от грохота заложило уши.
— О, Господи!
— Это не самое страшное, дорогая.
Будто в ответ на мои мысли новый вихрь, ворвавшийся в подземный город, был полон песка.
— Бежим!
— Куда? Там западня, — удержал Любу за руку. — Нам надо выбираться через тоннель.
Ветер хлестал струями песка, как бич безжалостного надсмотрщика. А под ногами уже текла сыпучая масса.
— Он хочет похоронить город.
— Он не может хотеть, потому что его нет.
— Его нет, а песок течёт.
— Так что же делать?
— Надо попытаться установить контакт.
— Ну, так пытайся.
— Билли, — обратился к помощнику. — Я буду сейчас думать, а ты мои мысли переводи на все известные наречия и диалекты — соловьём пой, ветром вой — но я должен быть услышан. Ты меня понял?
— Лучше Всевышнему помолись.
— Если выкрутимся, поставлю часовенку на Марсе — так и передай.
Мы пошли с Любой вперёд, взявшись за руки, навстречу ветру, который нёс и мёл песок.
— Послушай, Ипполит. Меня зовут Алексей Гладышев. Я знаю о вашей беде, потому что мы едва не пережили подобное. Мы прилетели с голубой планеты, которую называем Земля. Наши народы владели смертоносным, всё уничтожающим оружием. Они считали себя хозяевами планеты, не признавая прав Природы. В двух шагах мы были от страшной беды и не сделали их. Нам хватило коллективного разума не начинать термоядерной бойни....
Чугунные ворота обречённого города. Створы колышутся под напором стихии, но мы, благополучно миновав их, выходим в тоннель. В нём марсианский ад — ветер воет, песок клубится. Слава Богу, оптимизаторы избавили нас от необходимости дышать.
Шлю мысли в пространство с надеждой, что меня слышат.
.... Вам повезло меньше. Внешне похожие на нас, люди выпустили джина из бутылки и превратили цветущий мир в пустыню. Погибло всё живое, что неспособно защищаться. Но живой осталась планета, и её стихии. Двуногим умникам, погубившим Природу и забившимся в щели, был вынесен смертельный приговор. Не наша в том вина, что мы оказались у вас в гостях в момент его исполнения....
