— Ты сейчас один здесь? — тоже разглядывая меня, она словно бы осмелела и даже попыталась пройти в дом. Я, не ожидая такой наглости, неуклюже попятился, и ткнулся спиной в косяк, дверь от этого распахнулась, глухо ударив о стену. Но перешагнуть порог у девушки отчего-то не получилось. Словно неожиданно ударясь носом о невидимую преграду, она отскочила назад с почти кошачьим шипением.
— Дьявол!! Чтоб тебя!.. Ты, мелюзга патлатая, убери уже эту штуку, на чём там она у вас замешана!
Я оторопело открыл рот, не зная, что ответить.
— Можешь передать своему идиоту — хозяину, что все его гадкие уловки против меня — бесполезны! И если он не снимет своё чёртово проклятье!.. — она так яростно сжала кулаки, что костяшки пальцев побелели, — то ему придётся иметь дело кое с кем посильнее, чем он!!! Тогда-то он запляшет, как вошь на ногте! За то, что посмел поднять на меня руку! На меня!!.. — она сорвалась в истеричном визге, выплёвывая слова вместе с таким потоком ненависти, что мне стало страшно. Сумасшедшая... Я уже ухватился за дверную ручку чтобы побыстрее захлопнуть дверь, отгородиться от этой ненормальной, но её выпачканные в земле и пахнущие какой-то гадостью пальцы ухватили меня за ворот.
— Гнида!!! Сволочь!!! — она всё кричала, тряся меня и с каждым рывком... Как Виктория... тогда... я сжался в комок, со страхом ожидая, когда горячая ладонь с силой впечатается в щёку, оставляя горящий болью и унижением след... Я заскулил.
Внезапно отпрянув, она попятилась, споткнулась неловко разворачиваясь, а потом побежала, оставляя клочки рубахи на кусте крыжовника.
Запах страха... Запах добычи...
С ненавистью разодрав замотавшее ноги тряпьё, я выскочил, путаясь в лапах, ударился боком о косяк. Запах — резкий, чужой этому месту, чётко стелился за ней... Чужая, на моей территории, сделавшая мне больно.. Чужачка. Злая. Около логова. Убить.
В несколько прыжков догнав человека я взметнулся в воздух, метя в горло — повалить, вгрызться...
Закричав, она повернулась, пытаясь ударить. Кисть, разорванная взмахом челюстей, мешалась, и я кивком головы оттолкнул её. Другой рукой она шарила по морде, едва не попадая пальцами в глаза. Ноги, придавленные моим весом, дёргались, мешая прицелиться и потвёрже встать на лапы. С глухим взрыком, уже разъярённый, я поднырнул под слепо молотящую воздух руку и перехватил горло. Зубы скользнули по коже, разрезая и её, и артерии, которые тут же наполнили рот солоно-горячим. Брызнуло кровью, и я прижмурился. Челюсти прорезали мясо, сомкнулись на трахее, ещё чём-то упругом, чуть хрустящем. Прянув назад я потянул сомкнутыми челюстями всё это за собой. Хрустнуло, и голова запрокинулась назад.
Сглотнув, я передними лапами начал расцарапывать и рвать тряпьё у неё на брюхе. Что-то хрипело и булькало — тело пару раз дёрнулось, вызвав недовольное рычание. Кожа поддалась под зубами, и я вспорол брюшину двумя укусами, раздирая плёнки и мускулы. Потянув за край плоти, расширил отверстие, скусывая набившиеся в пасть ошмётки. Фыркнув, стряхивая с носа красные капли, ткнулся мордой в тёплое, податливое, и полной пастью набрал чуть скользких и упругих потрохов, выдирая их. Шерсть на загривке улеглась, когда я сглатывал первые куски — добыча была мертва.
Открыв глаза я несколько минут неподвижно смотрел в бледнеющий между тёмно-зелёных штор прямоугольник открытого окна. Там одним непроницаемым для взгляда полотном шёл ливень. Его начало меня и разбудило. Дом спал, внимая монотонному шуму, нарушаемому лишь отдельными крупными каплями, что разбивались о подоконники, но так и не попадали внутрь комнат. Вечер?.. Из-за дождя было непонятно, какое сейчас время суток, но мне казалось, что за окнами больше от ночной темноты, чем от рассветных сумерек.
Вынесенные из последнего сна ощущения не спешили рассеиваться и вкус горячей крови казался настолько реальным, что я сглотнул слюну. Мне и самому вкус живой крови никогда не был неприятен, но чтобы настолько хотелось ощутить его, даже в теперешнем состоянии...
Глубоко вдохнув холодный, наполненный влагой воздух я осторожно сел, кутаясь в тёплое одеяло. Халата не было. Похоже, в спальню меня доставила Фаэ. Юстин, даже знай он о моей привычке спать без одежды, не стал бы раздевать полностью.
Поднесённая к лицу рука уже не дрожала, но я точно знал, если зажечь рядом свечку, большая часть теней от окружающих предметов поблекнет, пытаясь заполнить непосильно большую для них пустоту крыльев. Тень без тени... Я хмыкнул.
Свежесть и холод ночного дождя, заполняя комнату, согнали остатки сонной расслабленности. Физическое тело чувствовало себя приемлемо отвратительно. Сколько же я спал?.. Слава Богиням, что паутина за это время так и осталась не потревоженной ничьим лишним присутствием, но произойти это могло в любой момент. Спустив ноги на пол, я поморщился от соприкосновения подошв с паркетом и, всё так же кутаясь в одеяло, направился в противоположную часть комнаты к шкафу с одеждой. По пути к Габриэлю нужно заглянуть ещё в пару мест — восстановить силы, иначе его впечатлительного кэльпи хватит удар от моего вида... Да и Фаэ... Надо бы поговорить с ней. О безопасности дома я позаботился, а вот про сад — законные владения фэйри, как-то забыл...
Почти крадучись по коридору, дабы не разбудить Юстина, я на несколько минут остановился у закрытых дверей его спальни. Волчонок спал глубоким крепким сном и дыхание его было спокойным и ровным. Ко всему, что произошло с ним за последние сутки Юстин отнёсся неожиданно по-взрослому. И волновало его это не в большей степени, чем меня теперь мои "подвиги" под конец Исхода. Хорошо это или плохо я даже не знал... Да и не всё из предыдущей ночи он помнил — многие моменты его разум выкинул как невозможные и неприемлемые для себя, оставив их лишь в памяти крови да глубоко-глубоко в подсознании.
Так же осторожно прокравшись на первый этаж, я заглянул в третью спальню. С последнего раза, когда Габриэль, притащив с завода, свалил здесь моё бездыханное тело, Фаэ всё же соизволила прибраться и даже начисто вымыть пол.
Присев на краешек кровати я легонько тронул фэйри за укрытое одеялом плечо. Спящая Фаэ выглядела шестнадцатилетней девушкой. В чертах бледного лица, обрамлённого волнами тёмно-зелёных волос, проглядывало больше от водных, чем от сидхе. В ответ на прикосновение она лишь недовольно зарылась под одеяло с головой. Я облизнул губы непроизвольно начавшим меняться языком, зубы заострились. По телу пошли и другие изменения и аромат её силы стал более отчётлив. Кора дуба, прогретая на солнце, и свежий ветерок с запахом грозы и моря...
— Фаэ? — я уже более чувствительно потряс фэйри за плечо. Любой другой... нормальный представитель её Ветви, давно бы уже смылся от греха подальше лишь почувствовав моё приближение. — Фаэ, просыпайся, нужно поговорить.
— Чего тебе? — девушка повернулась под одеялом и всё же выглянула, зевая и окидывая меня сонным взглядом. — Ты бы сходил, поел бы чего-нибудь... А то куском пирога себя чувствую...
— Именно это я и собираюсь сделать. Не выходите никуда до моего возвращения, или, хотя бы до того, как взойдёт солнце.
— А если они сами сюда сунуться, как эта? — девушка настороженно повела ухом, словно пытаясь уловить не доносятся ли через шум воды чьи-то чужие шаги.
— В дом они не войдут, но вот с садом нужно что-то сделать. Не хотелось бы мне устраивать здесь погост...
Фаэ аж передёрнуло от моих слов.
— Ты что, собираешься оставить её в колодце?!.. Эн"шэн, туда же сейчас воды нальёт! Представляешь хоть, что там потом будет?!
— Успокойся, я уберу труп сегодня. Прямо сейчас. Но чтобы подобного не повторилось, будь добра, придумай что-нибудь с защитой своего сада. И раз уж вся эта история двинулась к развязке, вам с Юстином лучше пожить в городе. Там соседи всё-таки рядом и в открытую к вам сунуться никто не посмеет, а по-тихому — не получиться. Да и к крепостным стенам ближе, если что... Хотя, прятаться там... — я покачал головой. После более близкого знакомства с Хозяйкой холма, старый Гатри казался мне крайне зловещим местом.
— Если уж выбирать из защиты двух психов, я предпочту твою.
— Ну, знаешь ли!.. — я фыркнул. — Спасибо за откровенность и доверие!.. Кстати, днём тоже будьте осторожны. Хоть он и из ночных, но...
— Да всё я поняла! Иди уже! — Фаэ несильно подопнула меня ногой через одеяло. — Думаешь, это так приятно, когда на тебя смотрят и голодную слюну сглатывают?
Вздохнув, я поднялся с кровати. Есть тоже хотелось, но это желание не было настолько сильным.
— Проследи за Юстином, — бросил я напоследок, уже выходя в дверь. — Возможно, он будет чувствовать себя неважно, когда проснётся.
О том, что причина странного недомогания именно я, волчонок вряд ли когда узнает. Тут даже Фаэ ничего бы не заподозрила — слишком много неприятных событий с ним произошло. Угрызения совести меня, впрочем, не мучили. Двуликие восстанавливаются быстро, к тому же, если меня прихлопнет чугунной плитой усталости где-нибудь на улице, лучше от этого будет только Пауку.
Выскользнув в дождливую темень, я первым делом, как и обещал, направился к колодцу. И, благо Дунбар начинался совсем недалеко, времени на это не должно было уйти много.
Ливень никак не утихал, словно небеса решили выплеснуть на город всю воду, что недодали этим летом. И Тьма Изначальная полнилась странным звенящим на разные лады говором водных струй, в которых почти терялся шёпот голосов родичей. Далеко от дома я отлетать не стал — происшествие с Марлен и возможность повторения чего-то подобного беспокоило, пусть и несколько запоздало. Зависнув в одной из вех чуть дальше старого причала, я проверял свою сеть более подробно. Вода вымывала всё лишнее, оставляя только чёткие нити Силы, но и усложняла работу, затирая, возможно, и незначительные, но всё же следы передвижений. Куда отправился Габриэль и где он находился теперь ощутить никак не получалось. А память его крови, неожиданно, словно пряжа у нерадивой пряхи, истончилась так, что, казалось, вот-вот оборвётся... Испугавшись за друга я попытался пройти по дрожащей паутинке памяти, но неожиданно натолкнулся на барьер Воды Изначальной. Терновка (других, настолько древних водных духов поблизости и не было) мягко оттолкнула меня. На мгновение почудился тихий голос, переплетающийся с нитями дождя. Слов я не разобрал, но точно просили не тревожить.
Что ж... Отвлекать их повторно я не стал — это было бы с моей стороны уже полнейшим свинством. В конце концов, в дождь Паук ничего не начнёт — вода не наша стихия и чтобы действовать сейчас не вслепую, пытаясь вслушаться — а не твоё ли собственное эхо шуршит в паутине, или это кто-то другой крадётся рядом — нужно бездвижно сидеть на одном месте. До рассветных сумерек оставалось не так уж и долго — можно подождать здесь, а к Габриэлю заглянуть после восхода.
Паучья сеть, не смотря на грубо сорванную веху, всё так же оставалась спокойна — ни мелкие "мошки", ни самая крупная из них, не покидали предела города. Когда Паук вернётся, ему придётся коснуться одной из вех — сетка долго оставалась без внимания и в скором времени начала бы распускаться самостоятельно. Но, с другой стороны — умно, ничего не скажешь... Оставив паутину без постоянного присмотра, он и сам таким образом стал недоступен ни для меня, ни для кого бы то ни было, умеющего растворяться в тенях.
Вслушиваясь в мелодию воды и приглушённые ей шепотки голосов я и сам сейчас походил на странного паука, распростёршего по гигантской тёмной паутине тонкие нити крыльев...
* * *
ПОНЕДЕЛЬНИК 14 АВГУСТА
к оглавлению
Данни, когда открыл мне дверь, шарахнулся в сторону. Н-да... значит, вчерашним утром выглядел не на столько страшно. Кинув ему сумку и велев согреть воды, я прямиком, оставляя на полу мутные лужи и налипший на штанины песок, травяную труху и глину, поплёлся в ванную комнату. Грязная одежда полетела одним комом в угол, в корзину, поверх вчерашнего, ещё невычищенного. Горячая вода, заволакивая зеркало испариной, притупляя блеск на кафельных плитках, обняла, наполняя истомой ноющие мускулы. Я поскользнулся, падая с шумом в ванну, и чуть не взвыл, ушибив руку точно под локтем, во впадинке. Все новые царапины разом защипало, а старые отозвались синхронным колотьём. Какая ирония — едва не утонув, снова лезть в воду.
— Что? Ты там живой? — взъерошенная светлая голова просунулась в приоткрытую дверь, словно и не надеясь услышать утвердительный ответ.
— Знаешь... — я с шипением сел в воде, наблюдая, как по полу растекается, делая малахитовый узор почти живым, здоровенная лужа, — на этот вопрос сложно ответить правдиво и при этом отрицательно... Но считай, что я сдох.
— Для дохлого ты слишком громкий, — Данни подошёл поближе, оглядывая меня. — И трупы так не дёргаются.
— Ты просто не видел слуа, — я со вздохом попытался выпрямиться, но снова съехал обратно — от резкого движения перед глазами потемнело, и поплыли цветные яркие пятна. Надо бы немного поесть... Чего-нибудь легкоприготовляемого, не бутербродного.
— Да что с тобой такое? Ранен? Или другое — если нужно, я могу кинуть тебя в озеро, где ты обычно полощешься после всех своих интрижек, — Данни был босиком, и стоять в тёплой луже, кажется, доставляло ему удовольствие. Кэльпи — что с него возьмёшь.
— Спасибо, конечно, но я как-нибудь так, на суше... — я всё-таки встал, меланхолично оценивая, когда синяки нальются зеленоватой желтизной вместо сизой синюшности. По затылку методично постукивал настойчивый лепрекон. А руки выглядели так, словно я собирал боярышник с завязанными глазами. Данни пробежался взглядом по моему потрёпанному телу и удалился. Как я понадеялся, по доносящимся сквозь шум воды звукам, на кухню, греть чай.
Наконец, хоть немного приведя себя в порядок, я вытерся полотенцем, стараясь не задевать ни сегодняшних, ни вчерашних синяков, ссадин и царапин. Решив, что ползти наверх, переодеваться во что-то, что будет царапать и тревожить избитые конечности и остальные части тела, чересчур, просто завернулся в халат. Китайский шёлк мягко скользнул по повреждённой во многих местах коже, наконец-то избавленной от покрывшей всё тело плёнки.
Зубы я чистил с остервенением полируя весь рот. Даже думать противно, что это была за вода. Спасибо иммунитету — был бы человеком, уже схлопотал бы заражение крови. Но вот мышцы... Я мееедленно-мееедленно пошёл на кухню.
Ливень неторопливо, словно просыпающийся день велел прекращать небу свою уборку, притихал. Было ещё сумрачно, я не поглядел, сколько времени. Внутренние часы сбились и не получалось даже предположить, который час. Вроде бы, утро, а не вечер — и то ладно.
В прихожей лежала так и не унесённая сумка. Я какое-то время глядел на неё — словно она сама, убоявшись моего взгляда, могла переползти туда, куда надо. Подцепив её за лямку, мрачно оглядел лестницу. Много-много ступенек... Медленно, как черепаха, я поднялся наверх, уныло опустив голову. Сейчас бы полежать... Дойти и прилечь... Кинув сумку так, что лямка перекинулась через один из столбиков кровати, я пальцем ноги выдвинул из круга один камешек. Синие нити побежали, собираясь обратно в камни, узнавая меня. Ногой сгрудив кусочки кварца, я подобрал с пола лист бумаги, сделал кулёк, как те, в которых мальчишки таскают орешки и семечки, и спихнул их туда. Лезть в шкаф и всё убирать не хотелось отчаянно. Потом... Завтра... сегодня, как высплюсь...
