Затем они отстранились друг от друга. Ито Микксакс выглядела измученной, но собранной. — Что ты собираешься делать? Ты хочешь остаться здесь?
Он посмотрел на Фарра. Мальчик, должно быть, ужасно беспокоится о своей сестре. Но оставаться здесь и позволять ему предаваться размышлениям не имело смысла. Кроме того, несмотря на сохраняющуюся домашнюю атмосферу, каким убежищем было это место, не больше, чем остальной Парц? — Мы едем в больницу, — твердо сказал он. — Или, по крайней мере, мы попытаемся добраться туда. Мы найдем там работу. А как насчет тебя?
— Тоба был со мной на Играх. На стадионе. — Она вздохнула, выглядя скорее усталой, чем испуганной. — Мы расстались. Мне придется подождать его здесь. Затем, полагаю, мы начнем искать Криса. Мы должны быть в состоянии вывести машину из города. — Она посмотрела на Адду, оценивая его, очевидно, пытаясь сосредоточиться на его потребностях. — Ты хочешь отдохнуть здесь? Ты голоден?
— Нет. — Он потянулся к Фарру; мальчик взял его за руку, покорно, как ребенок. — Давай, Фарр. В этой чертовой больнице им будет не хватать не еды, а силы, мужества и изобретательности. И...
В центре города раздался взрыв — нет, не взрыв, подумал Адда, а оглушительный рвущийся звук, громкий выдох.
На мгновение воцарилась тишина. Затем по городу прошел шок.
Казалось, сама ткань здания прогнулась. Маленькая комната загрохотала вокруг них, и осколки посуды, уже разбитой вдребезги, тонким градом застучали по стенам.
Когда дрожь прошла, Фарр спросил: — Что это было? Еще одна стабилизация магполя?
— Я так не думаю. Это было резче — более отрывисто... Давай, парень. Давай пошевеливаться.
Ито быстро поцеловала их обоих в щеку. — Будьте осторожны, — сказала она.
Больница общего блага находилась в верхней части нижнего города, и Адда решил, что самый быстрый способ добраться туда — и, скорее всего, без помех — будет через Пэлл-Мэлл. Итак, они с Фарром направились по одной из главных улиц-артерий к широкой оси города. Адда обнаружил, что теперь передвигаться стало немного легче; большинство людей, должно быть, добрались до места назначения, которое они искали, или, с грустью размышлял он, лежат раненые в каком-нибудь уголке города. Но аэромобили представляли все большую угрозу. Машины неслись по пустеющим улицам с упряжками перепуганных воздушных свиней; несколько раз человеческим существам приходилось отклоняться в сторону, чтобы их не сбили. Однажды они наткнулись на аэромобиль, который врезался носом в витрину магазина. Водителя нигде не было видно, но упряжка воздушных свиней все еще была прикреплена к его машине. Свиньи напрягались в своих оковах, их круглые рты широко раскрылись, когда они кричали.
Фарр ослабил ремни. Освобожденные свиньи разбежались в тени коридоров, отскакивая от стен, как игрушки.
Они добрались до перекрестка улицы-артерии и торгового центра. Адда на мгновение задержался на прямоугольном выступе улицы, затем приготовился броситься в главную шахту. Но Фарр схватил его за руку и удержал. Мальчик указал вниз. Адда уставился ему в лицо, затем прищурился и заморгал, чтобы очистить свой здоровый наглазник.
Нижняя часть торгового центра — огромного сферического рынка — была залита светом. Слишком много света, который отражался от направляющих, киосков, огромного колеса казни... Желтый воздушный свет, который лился в центр города из новой неровной шахты, проходившей прямо через торговый центр, прямо над рынком.
Так вот в чем была причина шока, который они испытали с Ито.
Края шахты были аккуратными — настолько аккуратными, что Адда почти мог подумать, что она создана человеком как еще один проход. Но поперечное сечение этой шахты было неправильным — бесформенным, ничего общего с четкими прямоугольниками и кругами, которые определяли Парц, — и она была смещена от центра, перекошена, слишком широка.
Адда немного отошел в торговый центр и уставился на разрез.
Внутренняя обшивка торгового центра была содрана, магазины и жилые дома срезаны так чисто, словно по ним провели лезвием. А в самой ране он мог видеть поперечные сечения разрезанных домов, магазинов. Там были брызги разорванной плоти. Он слышал человеческие голоса, но не крики: были стоны и низкий непрерывный плач.
Фарр присоединился к нему в воздухе. — Что это? Что случилось?
— Осколок квантового моря, — мрачно сказал Адда. — Город пострадал. Выглядит так, как будто айсберг прошел прямо сквозь нас... Нам повезло, что город не был разнесен вдребезги... Давай, Фарр. Давай посмотрим, работает ли еще эта чертова больница.
Они спустились по широкой, почти пустой шахте торгового центра, отыскивая способ добраться до больницы.
24
Хорк провел толстыми пальцами по дверному косяку. Затем, нетерпеливо размахнувшись, чтобы усилить давление, он уперся ладонями в дверь и толкнул.
Дверь отворилась на невидимых петлях, тяжелая и бесшумная; воздух зашипел.
Сквозь дверной проем Дюра мельком увидела другую комнату, побольше, со стенами из такого же невыразительного серого материала.
На мгновение Хорк и Дюра замешкались перед дверным проемом.
— Давай продолжим, — прорычал Хорк. Он ухватился за края дверной рамы. Одним плавным движением он протащил свое тело внутрь; его небольшие ноги, мягко покачиваясь, исчезли в раме.
Со вздохом Дюра взялась за раму. Как и остальные материалы стен, края рамы были прохладными на ощупь, но казались тонкими, как нож, и впивались в ладони. Она осторожно положила руки на внешнюю поверхность стены, за рамой, и протиснулась внутрь.
Внешняя камера представляла собой еще один тетраэдр — и была построена из вездесущего серого материала — но, возможно, в десять раз больше, сто человеческих ростов в поперечнике или больше. Эта комната была бы такой же большой, как любое закрытое пространство в Парц-Сити. Камера, из которой она вышла, плавала в центре этой новой комнаты, ее вершины и ребра совпадали по ориентации с камерой, в которую она была встроена. Дюра смутно задавалась вопросом, что удерживало меньшую камеру на месте; не было никаких признаков распорок, опор или веревок.
Возможно, они были в гнезде из этих четырехгранных камер, одна заключена в другую, размышляла она; возможно, если бы они вышли за пределы этих стен, они бы вплыли в третью камеру, снова в десять раз большую, а затем дальше...
Но в этой внешней камере не было двери. Стены были безликими: их не нарушало даже устройство для составления карт, украшавшее внутреннюю камеру. Выхода, должно быть, не было; возможно, это был конец их путешествия.
Хорк подошел к ней, махая рукой. — Дюра. Я кое-что нашел. — Взяв ее за руку, он почти протащил ее по внутренней камере. Он махнул, чтобы Дюра остановилась, заставив ее налететь на него, и указал на свою находку. — Там. Что ты об этом думаешь?
Это была коробка неправильной формы, примерно в половину человеческого роста в поперечнике. Дюра осторожно обогнула кругом зависший в воздухе предмет, находясь в нескольких микронах от него. Выполненный из знакомого серого стенового материала, он состоял из массивного блока, из которого выступала более тонкая прямоугольная пластина; по бокам прямоугольника вперед выступали цилиндры меньшего размера...
Его назначение было безошибочным.
— Это сиденье, — сказала она.
Хорк нетерпеливо фыркнул. — Очевидно, это чертово сиденье. — Он обошел предмет, смело тыкая в его поверхности. Рычаги — толстые обрубки, по-видимому, предназначенные для человеческих кулаков, — выступали из концов каждого подлокотника кресла. В левый подлокотник был встроен поворотный указатель.
Дюра спросила: — Как думаешь, это предназначено для нас... я имею в виду, для людей?
Хорк застонал. — Конечно, это так.
Дюра обиделась. — В этой ситуации нет ничего очевидного, Хорк. Если карта была верна, мы путешествовали по космосу — вдали от самой Звезды. Почему мы должны ожидать чего-то, кроме крайней странности? Это чудо, что мы нашли воздух, которым можно дышать, не говоря уже о... мебели.
Он пожал плечами; покрытые жиром мышцы проступили под его комбинезоном. — Но это, очевидно, предназначено для людей. Видишь, как отлиты спинка и сиденье? — И, прежде чем Дюра успела возразить, Хорк развернул свое тело в воздухе и уселся в кресло. Сначала он ерзал, явно испытывая дискомфорт — он даже выглядел встревоженным, — но вскоре расслабился и широко улыбнулся. Он положил руки на подлокотники кресла; казалось, оно соответствовало форме его массивного тела. — Идеально, — сказал он. — Знаешь, Дюра, этому креслу, должно быть, триста поколений. И все же оно выглядит как новенькое, и подходит мне так хорошо, как будто было разработано лучшими мастерами Парца.
Дюра нахмурилась. — Ты не выглядел таким счастливым, когда садился на сиденье.
Он заколебался. — Это было странно. Поверхности, казалось, обтекали меня. — Он улыбнулся, его уверенность восстановилась. — Полагаю, оно приспосабливалось ко мне. Это сбивало с толку, но длилось недолго... Как думаешь, для чего эти рычаги? — Его массивные кулаки зависли над стержнями, торчащими из подлокотников сиденья.
— Нет! — Она накрыла его руки своими.
Через мгновение он расслабился и убрал руки с рычагов, оставив их нетронутыми. — Интересно, — мягко сказал он. — Они выглядят точно так же, как рычаги управления в "Летающей свинье". Возможно, есть какие-то основные общие черты строения человека, просто все должно быть определенным образом...
— Но, — твердо сказала она, — в отличие от "Свиньи", мы не имеем ни малейшего представления о том, для чего предназначены эти элементы управления.
Хорк выглядел как ребенок, которому сделали выговор. — Что ж, как ты сказала мне ранее, мы не добьемся никакого прогресса, если не воспользуемся несколькими шансами. — Он взглянул на устройство со стрелкой, встроенное в левый подлокотник сиденья. — А как насчет этого, например?
Дюра подплыла поближе. Устройство представляло собой цилиндр толщиной в палец, шарнирно закрепленный в центре; оно находилось в середине небольшого кратера, выдолбленного в подлокотнике. Край кратера был отмечен полосой, разделенной на четыре четверти: белую, светло-серую, темно-серую, черную. Стрелка указывала на черный квадрант. Казалось очевидным, что она была предназначена для того, чтобы ее крутил сидящий в кресле.
Хорк посмотрел на нее. — Ну? Это кажется достаточно безобидным.
Дюра подавила маниакальный смешок. — Ты не имеешь ни малейшего представления, что это такое...
— Черт бы тебя побрал, восходящая, мы проделали весь этот путь не для того, чтобы прятаться. — И судорожным движением он схватил стрелку и повернул ее.
Устройство щелкнуло через четверть оборота.
Дюра вздрогнула, обхватив себя руками. Даже Хорк не мог не вздрогнуть, когда стрелка остановилась, указывая на темно-серый сектор шкалы. Затем он тяжело выдохнул. — Видишь? Никакого вреда не причинено... На самом деле, кажется, вообще ничего не произошло. И...
— Нет. — Она покачала головой. — Ты ошибаешься. — Она указала. — Смотри...
Хорк заерзал на сиденье.
Стены камеры стали прозрачными.
* * *
Бзиа дремал, свободно обхватив руками осевую опору колокола, когда начались синие вспышки.
Он резко проснулся.
Это было долгое, бесплодное погружение, и он с нетерпением ждал возвращения домой, чтобы съесть немного пивного пирога с Джул. Но теперь что-то было не так.
Он быстро оглядел каюту. Хош, его единственный спутник в этой поездке, был бодр; они обменялись короткими вопросительными взглядами. Бзиа осторожно положил руки на полированное, потертое дерево опорной стойки. Необычной вибрации не было. Он прислушался к равномерному гудению огромных обручей, которыми был обмотан корпус колокола; звук был ровным, говорящим ему о том, что ток из города по-прежнему течет по кабелям так же равномерно, как и всегда, набрасывая магнитный покров на их хрупкий корабль. Он заглянул в ближайшее из трех маленьких окошек колокола. Воздух снаружи — если его можно было так назвать, находясь так далеко внизу — был мутно-желтым, но достаточно ярким, чтобы сказать ему, что они находятся где-то в верхней мантии. Он даже мог видеть тень хребта; они все еще были близко к его нижней оконечности, не более чем в сотне метров под городом...
Там. Еще одна ослепительная голубая вспышка, прямо за окном. Она была электронно-газово-голубой и, казалось, окружала корабль; лучи голубого света ненадолго проникали в каюту через маленькие круглые иллюминаторы.
Колокол дернулся.
Хош обхватил своими тонкими руками опорный столб. — Почему мы не умерли?
Это был хороший вопрос. Облака электронного газа вокруг колокола обычно означали скачки тока в кольцах вещества сердцевины. Возможно, кабель, идущий от порта, был изношен, или обруч вышел из строя. Но если бы это было так, поле колокола отказало бы почти сразу. Колокол уже должен был взорваться.
— Подача тока по-прежнему стабильна, — сказал Бзиа. — Послушай.
Они оба затаили дыхание и уставились в воздух; у Хоша было выражение пустых глаз человека, пытающегося сосредоточиться на слушании.
Еще одна вспышка. На этот раз колокол действительно закачался в супе мантии, и Бзиа, крепко вцепившегося в столб, раскачивало, как мешок. Он подтянулся поближе к столбу и обхватил его ногами.
Изо рта надзирателя воняло мясом и старым пивным пирогом. — Хорошо, — сказал он. — Мы знаем, что подача из порта стабильная. Что вызывает вспышки?
— Должно быть, скачки тока в кольцах вещества сердцевины.
— Если подача тока из города стабильна, это невозможно.
Бзиа покачал головой, напряженно размышляя. — Нет, не невозможно; скачки просто вызваны чем-то другим.
Хош поджал губы. — Ой. Изменения в магполе. Верно.
Колокол не был неисправен; само магполе подводило их. Оно стало нестабильным, и это вызывало всплески тока зарядов в их защитных кольцах и уводило их с пути наверх, к дому.
— Что вызывает изменение магполя? — спросил Бзиа. — Еще один сбой?
Хош пожал плечами. — Вряд ли это имеет значение, не так ли? Мы не доживем до того, чтобы узнать.
Произошел толчок вверх, на этот раз без сопутствующей синей вспышки.
Бзиа ухватился за столб. — Чувствуешь это? Это была гавань. Они тянут нас вверх. Мы еще не умерли. Они пытаются...
И затем синий свет появился снова, и на этот раз остался ярким. Бзиа почувствовал, как извивающееся магполе потянуло его за живот и за волокна его тела, даже когда оно разорвало сам колокол.
Электронный газ заискрился на кончиках его пальцев серпантином. Это было действительно довольно красиво, рассеянно подумал он.
Колокол отбросило в сторону, подальше от хребта. Руки Бзиа оторвались от опорного столба. Изогнутая стенка колокола поднялась ему навстречу, как огромная сложенная чашей ладонь. Его лицо сильно ударилось об окно. Его тело отклонилось назад, вжимаясь в узкий внутренний изгиб стены. Конструкция колокола содрогнулась и застонала, и над ним раздался отдаленный поющий звук. Это оборвались тросы, подумал он сквозь боль. Он почувствовал странное удовлетворение от собственной сообразительности при таком умозаключении.
