Средневековая история 5. Граф и его графиня

В результате, Ганца назначили главой тайной милиции короля. Да-да, именно так.

И дали задание — создать службу практически с нуля. Справится — получит графа. Нет?

Тогда не получит. И вообще может скоропостижно умереть от чахотки. Или несварения железа в желудке. Одним словом — даешь Скоталнд-Ярд?

Есть ведь здесь и отравления, и убийства... ладно, самым близким аналогом службе Ганца, наверное, была полиция Людовика 14 под руководством де ла Рейни. Да, сразу не объять необъятного. Но начинать с чего-то надо?

Надо.

И если бы в свое время дело принца Эдмона расследовали честь по чести, и Амалия убедилась бы, что ее отец отравил ее мужа — разве стала бы она мстить? Разве завертелась бы эта кровавая карусель?

Теперь уже не узнаешь. Поэтому Ганц работал день и ночь, подбирал сотрудников, налаживал сеть осведомителей, создавал почти с нуля то, что невозможно создать за один год — в принципе. Но начинать надо.

Так что Ганца не любили — факт. Но боялись и уважали.

А самому мужчине все было безразлично. У него было все, что нужно для... скажем так, для выращивания счастья.

Любимое дело, у истоков которого он стоит, может быть, через тысячу лет его вспомнят именно за это.

Титул и положение в обществе. Он уже не просто королевский доверенный без земель и титула, он — барон. А справится — станет графом, а там можно и о герцоге помечтать, если уж очень захочется.

Любимая женщина.

Любимая?

Сложный вопрос. Ганц и про себя не мог сказать, что он безумно любит Лилиан Иртон. До страстного мычания и звезд в глазах. Такого не было.

Было желание погреться у огня, найти тепло, найти семью, была привязанность к Роману и Джейкобу, к Миранде... или чувство вины?

Возможно, и то и другое заставляло его возиться с детьми, родителей которых он... в случае с Джерисоном не сумел спасти, в случае с Амалией — уничтожил. Все равно — его груз, его вина. И отдать этот долг можно только заботой.

А то, что ему это нравилось — и заставляло мечтать о временах, когда он возьмет на руки своего сына или дочку — так что в этом плохого?

Не любовь, нет. Но понимание своего, родного, как маленький зеленый росток на пепелище — разве этого мало?

Ганц твердо считал, что страсть, искры из глаз, сцены, ссоры и скандалы, ревность и упреки — это хорошо для любовницы. А дом — это тихая гавань. Пристанище. Уют и покой.

Кому-то нужно другое, так что ж. Люди разные, а вот он нашел, что искал.

Ему нравились спокойные вечера в поместье Амалии, нравилась сама Лилиан Иртон — еще с первой встречи, нравился даже возможный тесть...

С Августом они, как ни странно, легко нашли общий язык.

Оба — трудоголики, оба профессионалы в своем деле, обоим хочется тихого семейного уюта, к тому же у Августа дело, которое надо защищать, а Ганц в этом профессионал. Ну и что еще надо?

Август кстати, собирался жениться. На вдовствующей графине Иртон.

Алисия светилась от счастья, за что двор модифицировал ее прозвище на: 'влюбленная гадюка'.

Придворные шипели. Но кому было какое дело? Хватало уже и того, что его величество благоволил графиням Иртон и дал свое разрешение на брак.

Его величество...

Эдоард так толком и не оправился от всей этой истории с заговором. И глядя на него, Лиля понимала, что года три-четыре у него ещен есть, и — все, больше он не протянет. А Ричард...

С Ричардом отношения были сложные.

Его невесту Лиля обожала. Этакий темноволосый обаятельный бесенок — озорная, шальная, но не злая девчушка. Улыбка до ушей, волосы колечками, глаза сверкают, а язык задает до ста вопросов в минуту. Ответов не требуется, требуется доброта и улыбка. Ее полюбили все. И Анжелина, и Джолиэтт, и даже сам Ричард.

Вот последний — увы. Как племянницу, сестру, но не будущую жену. Они несколько раз тайно встречались с Лилиан, сидели в покоях Джерисона, у камина, на той самой старой шкуре... слуги сохраняли там все в том же состоянии, как и при жизни хозяина.

Встречались, сидели, молчали, иногда разговаривали, потягивали вино — и казалось, что ничего между ними не происходит.

Или происходило?

Что могло бы вырасти из этих искорок, если дать им пищу? Пламя любви? Степной пожар, сожравший то, что осталось спокойного в стране?

Они не знали.

Иногда переглядывались особым, всепонимающим взглядом — и молчали. Лучше промолчать.

У Ричарда есть невеста, у Лилиан есть жених... ну, во всяком случае, она позволяла Ганцу так думать — и не надо будить уснувшее.

У них разные дороги.

Что случится, если они позволят себе... шагнуть?

А ничего хорошего.

Ативерна полыхнет — принц не должен жениться на купчихе. Пусть даже и графской вдове, хоть какая она была бы заслуженая, а нельзя!

Уэльстер полыхнет. Гардвейг, хоть и благодарен за лечение, хоть и пишет что ни неделя, а такого оскорбления дочери не простит.

Война...

Ричарда, скоре всго, убьют — и безвластие.

Лилиан же... или отравят, или зарежут.

Поэтому Лиля приходила в гости к Алисии, а поздно вечером, когда дворец затихал, выскальзывала из ее покоев — и шла в комнаты бывшего мужа. Сидела рядом с Ричардом, даже не касаясь плечом, глядела в огонь — и каждый думал о своем. Или — об одном и том же?

— Лили, все просто очаровательно!

Анжелина. Уже почти взрослая, как же быстро растут чужие дети.

— Ваше высочество, вы сегодня просто ослепительны...

— Да-а... а ты знаешь, что отец начал преговоры?

— И о чем же?

— У короля Ивернеи куча сыновей... а раз через Лидию породниться не удалось, то можно выдать нас туда замуж.

Лиля усмехнулась.

— А вы как к этому относитесь, ваше высочество?

— Не знаю... но наверное, там интересно? Ты к нам зайдешь завтра?

— разумеется.

— отлично. И я хочу еще послушать про барона Холмса... мы ведь все записали, теперь надо проверить и печатать...

— Обещаю зайти... кстати, книжки тут тоже есть. Посмотрите?

— Где?

— На втором этаже выставка в малом зале. Вас проводить?

— Нет... я сама найду.

Анжелина ускользнула. Лилиан посмотрела ей вслед с грустью. Дети вырастают. Девочек, наверное, выдадут замуж в Ивернею, чтобы укрепить союзы. Авестерцы бесятся, но сделать пока ничего не могут. Слишком у них рыло в пуху, после того заговора.

Лидия пишет...

Забавно, но в новом облике Лидия стала просто очаровательна, и отбоя от кавалеров у нее не было. Девушка же фыркнула — и решила съездить в гости в Уэльстер. Раз уж Гардвейг приглашал...

Что и осуществила. И вот уже два месяца жила там, а письма из-за границы приходили весьма любопытные. Девушке сильно понравился граф Лорт. И по некоторым намекам принцессы (этот наглый чурбан! Ничего не понимающий мерзавец!! Глаза б мои на него не глядели!!!) граф ей нравился. Забавно, но характер графа Лидия разносила в щепки в каждом письме. А вот про физические недостатки и не подумала упомянуть. Видимо, получив в юности достаточно пинков от придворных касавиц и красавчиков, она перестала обращать внимание на внешность — и сосредоточилась на внутреннем мире. И не просто так мир конкретного графа вызывал у нее отторжение и словоизвержение, ох не просто...

Мир постепенно приходил в равновесие. Еще не счастье, но уже покой и надежность, которых так не хватало женщине с момента ее появления в этом мире. Лиля работала, играла с детьми, ужинала в кругу семьи, выслушивала кучу поучений от патера Воплера, спорила с вирманами — и мечтала когда-нибудь поплыть за горизонт, туда, где встает солнце и рождается новый день.

Ведь может же быть в этом мире своя Америка?

Должна быть!

* * *

— Ингрид, могу тебя поздравить с девочкой.

Вирманка улыбнулась Лилиан Иртон.

— Девочка? Правда?

— Да. И прехорошенькая. Как назовешь?

— Лилиан.

— Да, я.

— Нет, ты не поняла. Девочку будут звать Лилиан.

— Путаться будем.

— И что? Я так хочу!

За прошедшие два года женщина сильно изменилась. Не внешне, нет. Ингрид по-прежнему была очаровательна, как принцесса из сказки. А вот характер проявился в полной мере. Он всегда был, не просто ж так скромная домашняя девочка решилась выйти замуж за первого встречного и бежать с ним, но за время самостоятельной жизни вне Вирмы, окреп и развился. Ингрид нельзя было назвать мегерой, вокруг Лейфа она обвивалась плющом, но слуг строила даже не повышая голоса.

Лилиан тоже не сильно изменилась. Разве что еще похудела, но не сильно. В зеркале отражалась дама пышных форм, весьма симпатичная на взгляд женщины — и умело подчеркивающая свою красоту. О втором подбородке было забыто раз и навсегда, жировую массу сменила мышечная — и роды тут только помогли. Гормональный баланс пришел в норму — и Лиля с удовольствием улыбалась своему отражению.

Да-да, около года назад она родила ребенка. Мальчика.

Джайса Алексиса Иртон, графа Иртон. Копию своей матери. От золотистых волос дло зеленых глаз. Ребенок, хвала богам, получился полностью здоровый и очень активный. Вполне бойко болтал, осваивал новое, да и вообще развивался чуть ли не с опережением своего возраста. Играл с Романом и Джейкобом, таскал за хвост собак и громко ревел, когда у него режутся зубки.

Сына Лиля... обожала. И это было мягко сказано.

Впервые взяв на руки этот теплый отчаянно орущий комочек — она ощутила ребенка частью себя. И готова была все сделать — лишь бы ему было хорошо.

Залюбить, заласкать...

Ребенка вовремя отняла Ингрид. Она как раз отняла от груди своего первенца — Сигурда, и предложила Лилиан приглядывать за обоими детьми. И в результате большая часть любви и гиперопеки прошла мимо младенца, что пошло ему только на пользу.

Лиля с радостью бы занималась ребенком круглосуточно, но... кто ж даст-то?

Модный дом Мариэль в этом году отмечал второй день рождения, институт книгопечатания активно развивался, патеры и пастеры активно осваивали гравюры, в замке Тараль производство развернулось так, что замка уже не хватало — и приходилось кого-нибудь переводить оттуда, кроме того были еще слушатель медицинских курсов — как Лиля называла про себя первое поколение детей. И если начальную базу данных начитывали и Тахир, и Джейми, то практические занятия...

В лавери открылась первая больница памяти графа Иртон. Сама Лиля в жизни бы не поименовала больницу в честь мужа, но положение обязывает.

Да и Рик...

В прошлом году Ричард Ативернский таки женился на своей принцессе. Роскошная свадьба, очаровательная невеста вся в белом и бриллиантах, улыбки, цветы, сплошное счастье... а Лиля чувствовала, что ее в чем-то ограбили. И ей будет не хватать ночных посиделок раз в квартал.

Ан нет.

Через пару месяцев после свадьбы, Алисия вызвала Лилиан во дворец.

Матушка (а что поделать, теперь уже баронесса Брокленд, а вовсе даже не графиня Иртон, Август же даром времени не терял) была этим сильно недовольна. Но и не ругалась.

Ведь ничего не было.

Просто посидеть у камина, просто поговорить о всяких пустяках... это много или мало?

Наверное, очень много.

Ганц, кстати, знал об этих поездках. И уже в третью напросился вместе с Лилиан. Нагло.

— я просто побуду во дворце. А если что — вы были у меня. Все.

— Ричард...

— С его высочеством я сам поговорю.

И ведь поговорил.

Посиделки не прекратились, нет. Но Ричард как-то вскользь упомянул, что Ганц — настоящий мужчина. Так отстаивать женщину, которая тебя не любит...

С этой поры Ганц провожал женщину, дожидался ее утром... и Лиле казалось иногда — оглядывал ее намного пристальнее.

Зря.

У них ничего не было. Вообще ничего. Просто разговоры, просто чувство близости...

Беда Ричарда была в том, что он остался один.

С детства рядом с ним были Джерисон и Амалия, потом один Джерисон. Девочки — малы, друзей у королей не бывает, любовницы готовы хоть на крышу залезть, лишь бы свое урвать — и это не о любви. О деньгах, благах и титулах.

А сейчас Ричард остался один. Эдоард умирал. Лиля подозревала, что тогда. после заговора, у него все-таки случился микроинфаркт, но что случилось один раз, то и второй может не замедлить.

А у королей работа нервная. И молоко им за вредность не выдают...

Ричард искал человека, который не станет ждать от него выгоды. Не увидит в нем короля. Просто станет другом.

Не нужно ему плечо, на котором надо плакаться, ничего ему не нужно. Просто знать — есть кто-то, кто выслушает, поймет и не предаст. И на эту роль Ричард выбрал Лилиан Иртон.

Не свою жену — увы. Мала и глуповата. Спору нет, она хорошая, добрая веселая и милая девочка, но глубины ей недостает. Или это пока по малолетству?

Лиля вот тоже не могла когда-то похвастаться особым пониманием. Жизнь настучала по голове. Резко и качественно. Кровью пришлось платить не ей, но чужие могилы всю жизнь на душу давить будут.

И близнецы, которые уже называют ее мамой...

Сейчас она приходила в себя. Потом она еще расправит крылья, еще взлетит. Но — позже.

А пока — дом, дети, работа... и Ганц, который все чаще оказывается рядом.

Бежать из страны Лиля и не собиралась. Отлично понимала, что прятаться придется всю жизнь. А она — не сможет. Простите — это не американское кино, где убийца бодро притворяется подсвечником, а невеста — дворецким. Это — жизнь.

Она не сможет не работать. Да и... куда она от всего этого табора?

За прошедшее время Лиля так вросла в Лавери, что даже в Иртон возвращаться было страшно. Да и незачем. Один раз съездила, посмотрела...

Иртон оживал.

Соляной промысел, янтарь, рыба разной засолки, всякие поделки вроде вязания и шитья, спокойствие и достаток. Эмма не воровала, Тарис оставил вместо себя весьма толкового управляющего — и в деревнях на Лилю только что не молились. Голода здесь больше не знали. Да и замок был вычищен, подновлен, где надо, радовал глаз новыми укреплениями и стеклами в окнах.

Уют и спокойствие. Как же это отличалось от грязного свинарника, в котором когда-то очнулась женщина...

Но приезжать сюда не хотелось. Может быть, в старости...

И тянулись дни, сливаясь в недели и месяцы...

* * *

— Лилиан, можно?

Ганц постучался, потом вошел. Лиля кивнула, мол, проходи, не отвлекаешь.

Ганцу, хоть и считался ее женихом, но с вниманием не лез. Они по-прежнему были сотрудниками, соратниками, они отлично работали вместе... даже всерьез не целовались. То, что у них было — в двадцать первом веке не сошло бы даже за робкую дружбу. Гулять под руку, Ганц периодически целовал ее в щеку — но и только.

Настоящий джентльмен.

И Лиля не могла для себя решить — раздражает ее это или вызывает уважение.

Тем более, что монахом Ганц не жил. От своих людей Лиля знала, что мужчина два раза в неделю навещает одну милую даму. Вдову пекаря с несколькими детьми.

По борделям не ходит, и на том спасибо. Да и вообще, Ганц оказался... он был рядом, да. Но не вместе и не вместо. Он просто был.

Не вылезал, не навязывался, не...