Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ну, и я в «древесное бессознательное», то есть, в «сны трав и деревьев» не просто так полезла, хоть мне сын и говорил, что там для меня безопасно. Выбралась на крышу придуманного сарая. Смотрю — а по ней вьюнок стелется, все края заплел и подбирается к середине. Я подпрыгнула и зависла. Тьфу, ты, напасть! Он меня ловит. Ну, если тут кругом зелень — то и самой надо ею прикинуться. Взяла, да стала шарообразным кустиком с кучей мелких веток и листьев. А что — мне так проще. И поплыла по воздуху. Нарочно к вьюнку поближе сунулась — а он от меня! Аж с крыши свалился. Я — вниз. Там обалденные деревья с толстыми ветвями и кучей развилок. Именно на такие я в детстве любила забраться и спрятаться, однажды даже заснула там, как только не свалилась. Но теперь меня туда тянет не просто воспоминаниями, меня затягивает порочная страсть, как алкаша — винный отдел, у меня во рту вкус древесного сока стоит — тягучий и терпкий, я этот аромат влажной коры всем телом ловлю, как кобель — запашок течной суки. Я же — отпрыск Омелы. Значит, тоже омела — древесный паразит. Всю жизнь старалась ни от кого не зависеть, ни у кого на шее не сидеть, и на тебе! Кирпичом по всей паразитской морде...
Нет, не сооблазнюсь. Мало ли что там, в этом бессознательном? У меня другие приоритеты, хотя древесного сока я бы сейчас отхлебнула. Эх, почему у меня нет с собой того нагханского вина из цфишшты? Ладно, проехали. Пролетели, то есть. Медленно и аккуратно лавирую между веток, да они и сами от меня шарахаются, лечу вперед, к слабому просвету между деревьев, и свет разгорается, а ветки редеют. Подо мной расстилается поляна, заросшая цветущей снытью. Ажурные белые зонтики покачиваются под легким ветром и одуряюще сладко пахнут. Под ними почти не видно листьев, а уж земли — тем более, но именно снизу доносится журчание ручейка... нет, тысяч ручьев... нет, бурление Темных Вод — Воды Жизни и Воды Смерти... сознание затуманивается. Стоп! Я там уже была и сейчас мне туда не надо. Перевожу внимание вверх — что там? Небо, очень похожее на Туман оси миров. Такое же смутно-неопределенное. Взгляд вязнет в нем, как в трясине. Туда мне тоже не стоит. А что впереди?
Что-что, фазенда!
Я аж слегка остолбенела. Такая классическая фазенда из мексиканского сериала, которой совершенно не место среди яблонь, берез, розового вьюнка и целого поля цветущей сныти. Того и гляди, выйдет на порог рабыня Изаура, распахнет черны очи и стечет по стенке в картинный обморок — «Куда меня занесло?!» Я не удержалась и заржала. А, да, и тут подбегает этот, как его, Леонсио, что ли? «Ах, сеньорита, проклятые компьютерщики перепутали декорации!» Ржач перешел все мыслимые пределы, аж внутренности свело. Аромат сныти печально угас. Но дурацкая фазенда как стояла, так и осталась стоять, хотя никакой Изауры и Леонсио, конечно, на пороге не появилось. Что же это за бредятина? Надо взглянуть. Подлетела вплотную и примостилась на перилах террасы. Выглянула веткой из-за столбика. В кресле-качалке сидел какой-то хмырь в пончо и шляпе, курил трубку и что-то горячо обсуждал с черным пернатым монстром, напоминающим химеру кота, совы и человека, причем, человеческим у него был разве что рост и манера сидеть на табурете, а морду он унаследовал от кошачьих предков, и только нос был не кошачьим — длинный, костистый и крючковатый. Ух ты, неужели Кецалькоатль?
— Нет, Змея мы не позвали, — сказал мексиканец, сдвигая шляпу на затылок. — Знакомься — Кикиих!о, он — оич. Не бог, не Обладающий, просто маг. Но крайне интересный собеседник и заядлый спорщик. Ки, знакомься — Омела.
— Дочь Омелы, — поправила я. — Росток, точнее.
— Неужели? — хмырь поднял брови. — Ну, как хочешь.
— Очень приятно! — сказала я. — Оич — это ведь раса?
— По-вашему — вид, — заявил крылатый монстр, сверкнув клыками. — Но на Терре... Земле нас называли то богами, то демонами, то гарпиями, то грифонами. Невежды.
— Ты присаживайся, составь нам компанию, — продолжал хмырь. — Вина, пульке, матэ?
— Сока, — ответила я, перемещаясь на табуретку, как по мановению, появившуюся одновременно с приглашением.
— Ах, да, — рассмеялся мексиканец. — Как там у вас? «Шок пью»? Держи — березовый шок, специально для тебя.
Заглянула в стакан. Светленькое-прозрачненькое. Сунула ветку, втянула...
— А-а-а! Ой, простите. Действительно — шок, — выдохнула я. Жидкость была одновременно ледяной и обжигающей, сладкой и горькой, густой и летучей, и все — в превосходной степени.
Хм, надо повторить. Когда я допила, оба мужчины смотрели на меня оч-чень внимательно, словно искали какие-то, им одним ведомые, изменения.
— ?
— !
— !!!
Странный диалог в переглядках прекратился, и хмырь хлопнул в ладоши.
— Ки, я выиграл! Гони таль... камень.
— Кто бы мог подумать, Ксочи... Все-все, молчу, просто Ксо, — оич поднял крыло, щелкнул внезапно появившимися из него когтями и выложил на стол крупный бочкообразный кристалл насыщенно-зеленого цвета.
— У чики прекрасная переносимость бреда, — нет, не так... «Бред» было сказано с большой буквы, оно слышалось, как имя собственное.
— А кто это — Бред? — спросила я. — «Рейв-бред-хлеб, и нам без него жизни нет»?
— Жизни без него, действительно, нет, — отозвался мексиканец Ксо. — Особенно твоей. Вы называете его — Хаос. Мы с Ки недавно поспорили, родственно ли это царство тебе или же ты изредка пользуешься его возможностями. Ну и...
— Я принес эту выпивку, — кивнул оич. — Если бы ты начала плеваться, мы бы поняли, что возможностями бреда ты пользуешься по необходимости и через силу.
— Но ты получила от нее удовольствие, — подхватил Ксо. — И стало ясно, что в тебе немало от Хаоса, хотя ты...
— Весьма упорядочена снаружи, — продолжил оич. — И вхожа в царство Чар.
— И тогда мы вспомнили почившую сеньору...
— Омелу.
— И помянули.
— Да, хорошо помянули, приятно вспомнить. И поспорили, много ли ты от нее унаследовала.
— И? — спросила я.
— Что «и»? — спросили меня.
— Много во мне от нее?
— Абсолютно все! — заверил Ксо. — Вплоть до парадоксального сродства Бреду и Чарам.
— Ну, неудивительно, — вздохнула я. — Фактически, произошло деление... аварийное. Дальше можно провести аналогию с другими растениями, хоть вон с тем алоэ, — я указала на цветок в кадке.
— Неужели не понимаешь? — смуглое лицо мексиканца пошло морщинками от выразительной гримасы. — Смотри!
Ксо материализовал в одной руке бокал, в другой — стеклянную бутылку. Налил бокал до середины зеленой жидкостью. Потом подкинул бутылку и поймал уже глинянную плоскую флягу. Жидкость из нее была красной и оказалась в бокале сверху, не смешиваясь с зеленой. Фляга была выкинута... в неизвестном направлении, и в руках мексиканца остался только бокал.
— Можно разделить так! — продолжил Ксо и разорвал его вдоль. Два «полбокала» зависли в воздухе, и несмешавшиеся жидкости оказались в них в равных долях.
— А можно вот так! — ставший целым бокал был порван поперек, и в одном «полбокале» оказалась зеленая жидкость, а в другом — красная.
— А еще... — это уже оич потянулся к бокалу.
— Молчи, грусть, молчи! — вскрикнул мексиканец и смахнул остатки бокала на пол. — В общем, Ки проиграл.
— Вчистую, — вздохнул монстр.
— А с чего это вы вспомнили мою мать? — спросила я. — Вы были знакомы?
— Были ли мы знакомы, — протянул мексиканец. — Были ли мы знакомы... Да, мы были знакомы. Понимаешь, я же хозяин не только этой, как ты сказала, фазенды, — он обвел рукой дом и сад вокруг него. — Я — властелин всех растений, что способны грезить.
— То есть, видеть сны.
— Именно! Ты сны видишь? То-то. А омела — ...
— Растение. Паразит. Но Омела — моя мать и ни в коей мере не растение и не паразит, как и я.
— Ого!
— Чика себе на уме. И она!
— Ха-ха-ха! Наносит ответный удар. Вот, чика вываливается откуда-то вместе со Змеенышем...
— Говорит что-то про дикий тмин...
— И землянику, не забудь землянику! — мексиканец просто рыдал от смеха.
— Да, дикую землянику.
— И прекрасный сад превращается в усадьбу из какой-то холодной части Европы.
— Заметь, в заброшенную усадьбу!
— Кислый щавель, кислая вишня, кислая земляника...
— Земляника сладкая.
— Ладно, сладкая, — мексиканец слегка успокоился. — А еще вот это, — он поманил пальцем, и с дерева сорвалось яблоко, полетало вокруг него и прыгнуло в руку. — Разве это — яблоко? Скажи мне, Омела...
— Я — не Омела!
— Скажи мне, чика... что это такое? — и швырнул его мне.
Поймала. Принюхалась, оглядела наливное-золотое со всех сторон.
— Антоновка. Полагаю, это сорт Золотой Монах. Назван в честь...
— Конической бутылки, — мексиканец, наконец-то, успокоился. — После того, как ты сманила у меня центральное дерево и запитала его от самих Темных Вод — я заинтересовался тобой. Мне понравились, скажем так, кое-какие твои решения. Именно потому, что силы в них вложено по чуть-чуть, а результат впечатляет. И тогда я заинтересовался своими соседями.
— Да, ты мне рассказал послезавтра, — бросил оич.
— И вышел на гиперов.
— Гипербореев.
— Ты же в курсе, что Создатель, Хранитель, Наблюдатель... и все другие ваши недодемиурги родом из Гипербореи?
— Интересный был проект, — вздохнул оич. — Жаль, что так неудачно закончился.
— Погодите, — сказала я. — Мне кажется, вы все времена перепутали.
— Да? — мексиканец посмотрел мне в глаза. — Может быть. Это не важно. Потому что еще до того, как вышел на гиперов через тебя, я взял этот лес, по соседству с ними, и превратил в место для отдыха. А ты пришла — все испортила. Так что — должок! — и он погрозил мне пальцем.
— Я же не знала...
— Незнание симптомов не освобождает от лечения.
— Похоже, в вашей трубке совсем не табак!
— Очень похоже, — выдохнул мексиканец. Он вдруг сделался невероятно серьезен, даже печален. И не скажешь, что только что ржал, как конь. — Но это не отменяет все сказанное нами. Мне, как соседу, — он подмигнул. — Нежелателен пожар в вашем доме. Гиперы уже один проект бездарно просрали, и я решил, что ты им поможешь.
— Просрать следующий?
— Ох, я в тебе не ошибся! У вас чудесная команда подобралась, я смотрю. Нет, не просрать. Гиперы не умеют ладить ни с ванами, ни с лоа. Ты должна взять этот пункт на себя. Учти, проект «Веер» — твой единственный шанс не кануть в небытие. Если он погибнет в ближайшее время, ты исчезнешь вместе с ним. И если это случится — не надейся на остальных... как ты их назвала — «ростки Омелы»? Да... тогда все, совершенное тобой — будет несовершенным. Тобой, Омела!
— Я — не Омела!
— Оставим пустой спор. Слушай. Двум лоа игры на ваш поток... хм, Веер... наплевать. Да, удобный плацдарм, и не более того. Потеряют — другой найдут. Но тут застряло много ванов, среди них — та, к которой привязан один из двух братцев. Она же любит... одного очень странного перца, без взаимности. Сюжет стар, как мир. Гиперы думают, что держат этого лоа за яйца, а на самом деле они ловят ветер. Его забота о вашем потоке зависит от капризного чувства, которое сегодня есть — завтра нет. И знай: эти двое порознь не ходят. Как только где-то задержится один — тут же проявляется и второй. Так что «создал свое отражение, чтобы его победить» — сказки для идиотов. Если есть правила игры — будут и те, кто их обходит. Среди картежников есть шуллеры, среди шахматистов — те, кто обращается к помощи вычислительных машин, среди игроков в нарды — те, кто умеет выбрасывать нужное число на костях. Их ловят, их бьют, изгоняют, калечат и убивают, но само явление продолжает существовать.
— Единственный способ изгнать Арти — выгнать и Ару?
— Нет. Изгнание ничего не даст, а способов много. Один из доступных — снизить накал игры, перестать состязаться. Но вы ж так устроены, что едва научились головку держать — сразу рванули наперегонки. И друг друга зубами, зубами... гиеныши.
— Это не про меня.
— Я и говорю не про тебя. Я о той четверке рас, которой, в основном, заселен Веер. Найдите себе другие развлечения. Или, второй способ — вооруженное перемирие, которое будет время от времени вспыхивать мелкими стычками. Тоже приемлемо, хотя требует строгого паритета между братьями. Опасность в нарушении паритета одной из сторон. И тут опять это ваше стремление повыпендриваться. А сейчас равенством сил даже не пахнет. Пока гиперы будут отщелкивать или уничтожать захваченные Арти миры — он продолжит завоевание. И останется от Веера одна костяная ручка...
— Зачем вы это мне говорите? Я же ничего не решаю.
— Ну, сделай так, чтобы решать. Войди в их команду, стань одной из них, стань над ними.
— Мне власть не нужна. Тем более, во всем Веере. Мне бы разобраться с Рифеями у себя, на Ирайе. Я ведь даже приказывать не умею. Говорю, что делать — а на меня смотрят и ржут... Ну, не головы же с них снимать?
— Может, и головы, — улыбнулся мексиканец. — Это как раз несложно. Но пока и не нужно. Помнится, ты говорила: «устроить все так, чтобы они сами, по своему желанию делали то, что мне надо».
— Я так не говорила.
— Ну, примерно так. И это в твоей власти. Мало того, именно к этому твоя сила приспособлена лучше других. Помнишь, кто создал оружие для убийства воплощенного совершенства?
— Опять попрекаете Бальдром...
— Нет, хвалю! Это было красиво. И, поверь, последствия его власти были бы много хуже последствий его смерти.
— Ну, иначе и убивать не было смысла. Но что могу я, а не Омела, и сейчас, а не тогда? По моему следу идет убийца, а убивать его самого нельзя — при разрушении ауры проснется голодная сущность и засосет мир, где это произошло, а то и два-три соседних, и куда двинет потом — неизвестно.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |