— Элим или Лами?
— Ну, если это Элим... то он сильно хезнул здоровьем. Хотя, наверно, кто-то из более старых, истощившихся и вовсе забытых божеств. У него лицо еще до нашей встречи было таким... будто нарисовали. И каменная корона.
Вейлин недоверчиво хмыкнул:
— Неужели кто-то из Древних Королей? Уже сколько веков о них даже не слышали. И вы его... Пустотой?
— Смертью. Правда, не поручусь, сильно измененное состояние было, но что оно транслировалось через эфирку — хреново, случайно могла убить и вас.
— Какой вы интересный термин используете.
— Какой?
— Земли мертвых называете "астрал".
— А... на одном из малоизвестных тут языков значит — "звездный". Если хорошо присматриваться, астральная материя состоит из мелких звездочек, и она очень пластична, достаточно внимания и хорошего воображения, чтобы в астрале строить дворцы и выращивать сады и леса, создавать моря, степи и горы за одну ночь. Даже магом не надо быть... эдлэ Вейлин! Идея!
Бедняга от моего вопля аж вздрогнул.
— Пишите... передавайте, то есть, — говорю ему. — Надо найти лишенных магического дара людей, обладающих хорошим воображением, вот имена троих, они живут в Керемнице или окрестностях, недавно проходили свидетелями по делу о "спящих в тумане". Надо поискать и остальных из подобных клубов, кто остался жив и в здравом уме. Да, имена: Киаран, баронет Хоэльский, весьма достойный молодой человек; Иймен из Керемницы, бывший переписчик в городском архиве, сейчас, наверно, без дела слоняется, болтун, но хорошо идет на сотрудничество, Эльма из Керемницы, о ней у меня почти ничего нет, надо посмотреть в бумагах по делу "спящих...". Найти. Предложить работу на благо Империи. При согласии привезти сюда. Я их научу всему, что знаю и умею сама — по астралу. Для Дерека сделайте пометку — "это тоже связано с нашей общей знакомой".
Вейлин посмотрел на меня оживившимся взглядом, может, я ошибаюсь, но у него даже щеки слегка порозовели, а потом спросил:
— А живописцев — можно? Есть, правда, еще и поэты, мастера слова, но абсолютно бездарные к магии, только у вторых нет пространственного воображения, как у первых... Специфика живописи.
— Вполне, — отвечаю. — И скульпторов. Сделайте пометку от своего имени, ведь это вы предложили. И еще... — я очень внимательно посмотрела на него. — Возможно, есть маги с выгоревшим даром, но не потерявшие волю к жизни. Последнее особенно важно. Они тоже подойдут. Нужно предложить им. Ну и... — да, сработало, у "пупсика" разгорелись глаза, но он мгновенно притушил промелькнувшую в них надежду. Я вздохнула. — Придется мне распрощаться с этими апартаментами. Не потому, что дыра в полу, — кивнула я на соседнюю комнату, где вертелось трое магов разной специализации, только что на вкус не пробуя обломки паркета и каменную пыль. — А потому, что это вопрос безопасности всех, кто окажется рядом во время очередного перехода астральной магии в явь. Скажите подготовить самый маленький, но хорошо защищенный полигон и перенести туда стол, стулья и нормальную койку, а не это, — я ткнула пальцем в сторону открытой двери в спальню. — Безобразие. Можно просто матрас и одеяло.
И пошла в спальню — поговорить с девушкой-телохранителем. Да, надо спросить ее имя, а то в этом бедламе я им то ли не поинтересовалась, то ли забыла. Она стояла около кровати, теребя кисточку покрывала и явно собираясь все перестелить сразу же после ухода дознавателей. Действительно, нужное дело, учитывая измятый вид траходрома... С кем же она так? Неужели с этой развалиной? Кивнула, отозвала ее в сторону.
— Эдлэ...
— Вэль Никана.
— Очень приятно. Вэль Никана, я не ревнительница нравственности, но мне не все равно, с кем вы развлекались. Одно дело, если кроме нас троих: вас, меня и эдлэ Вейлина, здесь никого не было, и другое дело — если, когда я спала или выходила в астрал, тут был кто-то четвертый.
— Кроме нас троих никого не было.
— Стало быть...
— Стало быть, я... развлекалась с эдлэ Вейлином.
— Ого! — только и сказала я уважительно. — В таком состоянии еще что-то может.
— Он же... Ничего вы не понимаете, вэль Хюльда, — потупилась, а даже не порозовела, значит, ни хрена не смутилась.
— Может быть, может быть. Впрочем, это меня не касается. Мне нужно теплое одеяло, жесткий матрас и простая мебель. Сейчас эдлэ Вейлин узнает, какой из подземных полигонов можно надолго занять, и мы туда переберемся. Я буду спать в испытательной зоне, вы с эдлэ Вейлином при этом будете находиться в помещении для наблюдателей. Поверьте, это оптимальное решение.
— Да. Я сама об этом подумала.
— Почему не сказали? Прошу вас, вэль Никана, если что-то пришло вам в голову, говорите, не стесняйтесь. Даже если это, мягко говоря, не соответствует действительности, мы с эдлэ Вейлином смеяться не будем. А ведь оно может оказаться и единственно верным решением! Что будет, если вы его утаите? — девушка кивнула, и я продолжила. — И еще, давайте отставим эти "вэль" и "эдлэ" на самую дальнюю полку. Слишком долго и церемонно. Я — Хю, ты — Ника, он — Вей или Вейли. Согласны?
— Да, вэль... Хю.
— Отлично, Ника! Пошли, спросим, что выяснил наш... обольститель юных охранниц.
Вейлин встретил нас сведенными вместе бровями и пальцем, прижатым к губам. Вслушивался во что-то еще полминуты и заявил:
— Насчет полигона устроил, мебель выберете сами на складе...
— Ника знает, какую, распорядится сама.
— Хорошо, — удивление едва промелькнуло в глазах и угасло. — Еще: сюда движется шаманская кодла в полном составе.
— Это сколько?
— Трое.
— Твою ж...
Тут раздался шум и ругательства на орочьем, и все это старушачьим скрипучим голосом с подвываниями — работа на публику. Я так и видела, как бабуся идет на тройку силовиков, размахивая руками, а из рукавов у нее высовываются разозленные духи и щелкают длинными, как ножницы, клювами.
— Вейли, скажи охране — старичье пропустить. А то ведь она не остановится, пока все не оглохнут.
Тот закрыл глаза, сосредоточился, и вопли прекратились. Зато шорох, топот, шум чего-то мелкого, стучащего друг об друга, возобновились, в спальне что-то со скрипом отодвинули... и в дверь кабинета торжественно вплыла бабка в синей стеганой душегрее и юбке до полу, богато расшитой тесьмой, стащила головной платок из-под шапочки, промокнула им вспотевший лоб и уголки губ, шумно отдулась, и схватила меня за руки. Ее тираду я поняла с пятого на десятое, потому что мать дома на орочьем только ругалась, а Сурхвал считал хорошим тоном даже для ругани употреблять общеимперский. Так что знания орочьего у Хю, а, значит, и мои, исчерпывались двумя десятками общеупотребительных фраз, которые в черном буфере знали все.
За бабкой в синем завалилось еще две примечательных личности: дедок с тухлой лапой на шее и тихонькая согбенная тетка, помладше буйной старушки лет на десять. Дед, даром, что мелкий, как воробей, а вошел, выпрямившись и развернув грудь, будто гордая птица индюк, и одет был как индеец — весь в замшевых шмотках самошитного происхождения и цацках из косточек и перышек, и не грязный, вонь распространяло именно его новое украшение. Тетка — щупленькая, тонкокостная, с усталым бесцветным лицом, тащила пудовый булыжник, а в нем шевелилось нечто нематериальное, но чрезвычайно плотное и энергичное. Не пырмыргуй ли? Вообще-то любимый гномский дух, но приручить его — надорвешься: туп, своеволен, прожорлив, и способен проедать почти любые препятствия, как физического, так и магического плана. Боится только щитов и сфер тьмы и смерти. А тихонькая шаманка, заметно, что дружит с этой дочерней стихией. Я сперва думала, что с рухташами, духами горных пород, но эфирный аромат выдал присутствие смерти.
А бойкая старушка окружена такими же, как она, бойкими духами воздуха — не сильфами, твариками помельче и поглупее, принявшими облик птиц, особенно меня порадовали цапли в рукавах и кулички в бусах и пуговицах, поминутно высовывавшие оттуда длинные любопытные носы. Связка витых ракушек на поясе тоже была заполнена до отказа, и тянуло от нее болотом — никак, мелкие тинники спрятались. Прямо не бабуся, а царевна-лягушка в старости: махнет рукавом — и сопатка долой, цапля зарукавная клювом, как бритвой, отрежет.
Но рукавами она больше не махала, а, взявши меня за запястья, поднесла ладони к своему лицу и забормотала:
— Афтех, Вийда, харха инеш, кэзр хугыш эйхте... — для меня это был набор слов, два из которых я поняла, но не поручусь, что верно.
— Что ручей вам нажурчал? — спрашиваю. — Простите, уважаемая, но не понимаю по-орочьи.
Бабка остолбенела.
— Стыдно, госпожа! — наконец произнесла она с горечью. — Родного языка не знать! Я, Нохта, дочь Цапли, пришла к тебе от всего Леса, Хоброк Усмиритель и Удха Ят — от Великой Степи, а ты, значит...
И резко отпустила руки.
— Ну, простите, уважаемые, — пожала плечами, дескать, какая уж есть. — Я не виновата в том, что сказали духи. Надеялась, что поможете отвести беду от наших с вами предков. Сколько веков они берегли нас — пора нам о них позаботиться.
— Не сердись, госпожа, — отодвинул бабку дедок. — Глупая она, одно слово — птичка! Чирик-чирик. Мы к тебе за тем же пришли, духи говорят — плохо, чужаки идут, воздушных бьют, водных бьют, земляных бьют, одни огненные еще стоят как-то, а остальные нас просят помочь, да куда нам против такой своры. Я, вон, одну тварь разделал, а бэлэк ялкыр всех потерял, сам еле жив остался. Помогай, госпожа Вийда! — и повалился в ноги.
Мать моя родная... орки ж никого господами не называют, у них сам великий вождь, когда объединяются племена — "старший брат", и к нему на "ты", а госпожа или господин — это титулы божественные, давно уже не звучавшие.
— Дедушка, встаньте! — поднимаю его, а он из рук выскальзывает. — Да вы что, сдурели — госпожой меня называть? Ну, я — Вийда, и что с того? У меня что, третий глаз от этого вырос или хвост проклюнулся? И без вас мне никак не справиться. Наши мертвые отбиваются в Тихих Лесах, и леса те стали страшными, злыми. Помогла им продержаться, но одной меня там точно не хватит. Удха, ты в царстве мертвых давно не была?
— Да, госпо... Вийда. Декады уже полторы, как сходила.
— Пути торила для померших?
— Не без этого. Вот, еще прошлой весной...
— Погоди. Нижних обитателей знаешь?
— А то ж... Смотри, собачку на них откормила, — и булыжник с пырмыргуем показывает.
— Это ж пыр...
— Был пыр, а стал — завер, охотник на нижников.
— Страхоедов?
— И болеедов, и тхотов. Душеглота пока еще не завалит, а остальных — сожрет, не подавится.
— Хорошо. Все вещи с вами? Идем, устроимся на новом месте, там и договорим. А потом — в астрал.
— Э? — дедок округлил глаза.
— Пошли, — говорю. — На новое место. Оттуда нам удобнее будет в земли мертвых ходить, чужих духов гнать. Остальным безопаснее, тем, кто вокруг нас.
— Кочуем, значит? Чтоб хуманы со страху не обгадились? — съехидничал дедок, но Удха на него глянула исподлобья, и тот осекся.
— Идем...
Тут как раз подошла прислуга с тележкой из библиотеки, да, нехилая вышла кучка спецлитературы, и мы потащились на новое место. Спускались ярусов то ли семь, то ли восемь — специально не считала, а на глаз — так дошли до самого низа, где под ногами сплошная базальтовая плита, в которую вплавлены стены. Тележку пришлось левитировать, что, учитывая ее перегруженность и относительную узость прохода, я делала весьма аккуратно и сосредоточенно, не до счета ярусов было. Вейлин трудился минут пять, открывая замки — от чисто магических с системой аурной и голосовой идентификации до механического потайника с полусотней точек, которые нужно было нажать в определенном порядке.
Мы вошли на полигон, и, не успела еще закрыться дверь, как услышали дробный топот — это Ника напрягла двух силовиков транспортировкой барахла. Кстати, тряпье с траходрома, обвешенное жучками, они прихватили полностью. Да, забавно придумано, вместо моих магуйских шалостей показывать службе постельные игры охранницы с секретарем. И, сдается мне, Ника получила на это "добро" у Дерека. Признаю, подковерные интриги трехсотлетнего менталиста мне не понять, хотя попытаться стоит. Но это после.
Силовики тут же слиняли, а прислуга разложила мои матрас и одеяло на полу испытательной зоны, туда же кинули все подушки, рядом пристроили тележку с книгами, и мы вшестером уселись в кружок. Еще бы эмалированный чайник и пиалы в руки — и полный Тюратам. Подозвала парнишку, по виду более сообразительного, чем его старший сослуживец.
— Тей-фре сюда притащи, в посуде этак на полбочонка, и не бурды, а чтоб заварили покрепче. Пирогов, с чем там, в жральне, найдется. Каких-нибудь фруктов. И, это... отхожее место тут есть? Здорово. Хорошо, хоть такое. Тогда еще воду и мыло для умывания. Все запомнил? Да, эдлэ Вейлин передаст, чтоб тебе отпустили. За счет Конторы, конечно! Да, Вей? Вот и прекрасно.
Убежал.
Посмотрела этак с прищуром на дедусю Хоброка, на Удху Ят, на птичью бабушку, и спрашиваю:
— А скажите мне, уважаемые, вы на небо путешествовали? И каким способом?
Шаманы выпучили глаза и переглянулись, Вейлин хотел что-то вставить, но я остановила его жестом.
— Как? Как все — духи несут, — ответила Нохта.
— Ну, да, — хмыкнул дед. — Тебя-то стаей надо нести. А я мал-мало сам умею. До пятого неба хожу.
— Ну, а я дороги торю, мне положено, — почти прошептала Удха, и я поняла, что в племени, а то и не в одном, она исполняет похоронные обряды.
— Что ж, прекрасно. Все вместе в гости пойдем, в Тихий Лес, хоть он уже совсем и не тихий. А потом поглядим, что с остальными духами приключилось. Ника, следи за состоянием тел — всех, не только моего. Если что-то не то почуете — бегите с Вейли в укрытие. Кто-то должен будет рассказать, что случилось.
Глава V. Точка невозвращения.
Мы вышли в астрал вместе. Дедуся Хоброк мало изменился внешне, но теперь силы, которыми он владел, стали зримыми. В его глазах исчезли зрачки, зато появилось алое свечение, временами выплескивающееся наружу мелкими язычками пламени, и вокруг головы заплясали крошечные искры огненных духов — еще не бэлэк ялкыр, саламандры, но уже готовые в них превратиться иий, "зародыши", а чуть подальше обозначился большой и ленивый рухташ, напоминающий неопрятную серую глыбу с брылями. Нохта, оседлавшая долгоносую "птицу", выглядела помолодевшей и похорошевшей, ну, точно — царевна-лягушка, зелененькая и ротастая, а Удха Ят оказалась странным существом, напоминающим орка лишь цветом кожи: длинноносым, лохматым и с огромными непроницаемо черными глазищами на пол-лица, на поводке рядом с ней летела ее "собачка" — толстый червяк с трехгранной зубастой пастью. Вокруг нас кружилась туча воздушников: куличков, одноглазых прозрачных рыбок и тоненьких радужных змеек; кувыркались трехлапые жабенята-тинники и шишки-лесовички — свита Нохты.
— Бабушка, — говорю. — Отошли от себя этот детский сад, тамошним хищникам они на один зуб! — обиделась, но щелкнула пальцами, сказала: "ффох!", и те сразу исчезли, отчего стало намного тише.
