Я не могла здесь и сейчас объясниться с отчимом, следовало подождать более удобного момента для разговора. Но ничего, постараюсь сказать позже, а сейчас просто отдохну душой.

Когда Лина допела, мама, менее сдержанная и более веселая, чем обычно, вдруг решила выставить меня в невыгодном свете, сообщив присутствующим:

— А Зоя у нас тоже поет неплохо, только стесняется обычно петь на людях... Она музыке училась несколько лет. У девочки одна проблема основная: у нее столько способностей и увлечений, что трудно было определиться с выбором. И рисовать она немного умеет, рисованию училась два года, но затем бросила, решив, что ей не стать вторым Рафаэлем, и пошла в музыкальную школу... Современные дети имеют больше возможность реализовать свои способности, нежели мы в своё время...— пока мама говорила, я наблюдала за лицами присутствующих: отчим с нежностью смотрел на маму, похоже, не прислушиваясь к рассматриваемой теме, выражение лица хозяина напоминало застывший соляной столб, тогда как Лина улыбалась недоверчиво и едва ли не презрительно, полагая, что мама просто бахвалится, превознося бесталанную никчемную дочь. Возможно, так оно и было... Но меня высокомерно-снисходительный взгляд Лины рассердил!

— Так пусть ваша девочка нам споёт, — вдруг предложил Петр Никандрович, зевая. — Наши детки, оба, ни слуха, ни голоса не имеют, — все в папочку пошли, в меня...

В другой момент не стала бы поддаваться на провокацию: я не чувствовала себя здесь слишком комфортно, а петь мне нравится в камерной обстановке, чтобы чувствовать сопричастность всех присутствующих. Но сегодня был плохой день. И потом, отчим уже успел налить мне коньяка небольшую дозу, подметив мимоходом, что мое настроение — "на нуле", и следует его повысить. После коньяка я всегда становлюсь немного расслабленной и смущение уходит куда-то.

— Хорошо! Я вам спою, если хозяин просит, — я позволила себе улыбнуться чуть небрежно, скосив глаза в сторону скрытого "чекиста"... Что на меня нашло? Уселась на стульчик подле рояля, пробежала по клавишам. Настроения петь не было, хотелось завыть в голос где-нибудь в чистом безлюдном поле. Одно пришло на ум: "Он виноват, что я бледна, что верить людям перестала, что сердцем я совсем одна, что молодою жить устала... не говорите мне о нём, не говорите мне о нём...Зачем напомнили о нем? Былые дни уж не вернутся. Все в прошлом, прошлое — всё в нём. Вот потому и слёзы льются..." Романс был стар и избит, его еще Плевицкая пела на старой пластинке патефонной, я его сто раз слышала... Но сейчас эти слова в душе отозвались новой болью, показались исходящими из собственного моего сердца. Чуть не заплакала нелепо.

— Деточка! — Лина подскочила ко мне, возбуждённая и сияющая. — Танцевать вы тоже умеете? Впрочем, не сомневаюсь... Не скажу, что из Вас могла бы выйти гениальная певица, но неплохая актриса оперетты или певица в филармонии, — вполне! Очаровали меня своим исполнением! Столько души, столько правды! Вы меня растрогали, поверила вашему пению, словно то вы о себе пели... Чудесно!

Пётр Никандрович вдруг улыбнулся почти по-человечески:

— Видишь, Лина, а ты еще недавно вздыхала, что молодежь сплошь бесталанна!

— Именно таких бестолочей, Петюнька, и присылает ко мне начальство, чтобы научила азам мастерства! Понимаете, деточка: заканчивают консерваторию, а петь не могут: голос не поставлен, сцены боятся. Так зачем их учили? Я же должна таким недоучкам все разжевать с ложечки, — и освободить место! — и Лина вновь театрально взмахнула руками, словно лебедь белая. Теперь-то я понимала уже причину явной драматизации всех ее слов и поступков: артистка, одно слово!

Неужели и я такова, если такая, как Лина, меня похвалила?

— Зоя, приходите к нам в театр: я устрою вас сразу на вторые роли: с вашими внешними данными, с этим меланхоличным взглядом и вкрадчивым голосом, — вы будете иметь успех, даже без диплома консерватории, которого у меня тоже нет... поверьте, я имею влияние на режиссера, правда-правда! Деточка, главное ваше достоинство: внутреннее достоинство, спокойствие и царственная уверенность в себе! — Тут я не выдержала и негромко засмеялась. И хозяин улыбнулся тоже, поймав мою улыбку: он был опытный физиономист!

— Петр Никандрович, несомненно, принадлежит по роду занятий к определенным органам. Не так ли? — Похоже, я была пьяна. Однако, хозяин не рассердился:

— Именно так. Вам, Зоя, Семен Васильевич после поведает о роде моих занятий, но, по выражению вашего лица, вижу, что вам много слов не нужно...Рад, что Семену такая дочь досталась умненькая, — настоящий парень! Мои олухи так схватывать все на лету не в состоянии, даром, что устроил их обоих в московскую милицию, но способностей к анализу в анамнезе не наблюдалось...Жаль, что оба они сегодня в загуле, наверняка, были бы рады знакомству со столь милой девушкой... Понимаете, Зоя, они сбежали от опасения, что придется присутствовать при застолье двух стариков с женами, — разве молодым хочется общения с родителями?... Извечный конфликт отцов и детей... — Он еще и шутник, медицинскую терминологию привлекает...

Однако, не скажу, что Петр Никандрович показался мне милым человеком, — дружить с таким трудно. Чувствуется в нем "двойное дно". Такие умеют быть очаровательны, но где кончается их искренность и начинается игра, — никто не скажет.

Что странно, здесь не велись беседы о военных годах: похоже, красавица Лина не любила бесед о грустном и "тяжелые" темы, она берегла себя, а муж поступал так, как хотелось жене. Поэтому в беседе обсудили новинки кино, вспомнили поэтов "серебряного века" русской поэзии, обсудили вновь недавний прошлогодний фестиваль, который мне так и не довелось увидеть...

Лина еще раз предложила мне посетить "ее" театр, обещая протекцию. Я с милой миной ответила, что собираюсь в МГУ, хочу стать переводчицей, — люблю изучать языки... Покамест тружусь в сфере связи: зарабатываю стаж, ведь, как известно, для поступления в университет необходим двухлетний трудовой стаж. Меня занесло, похоже: откуда только взялся подобный артистизм? От Лины?

И — раздался звонок в дверь. Я совсем уже забыла, что договорилась с таксистом. Взгляд на часы: конец одиннадцатого ночи.

— Совсем позабыла, дорогие мои: договорилась с юношей-таксистом, когда ехала сюда. Он нас отвезёт обратно в гостиницу. Простите, что не предупредила.

Лина с воодушевлением помчалась отворять дверь "юноше". Через минуту Матвей оказался в зале, и был насильно усажен за стол. Ему благополучно удалось отвертеться от приема горячительного, по уважительной причине: "я за рулём", но зато тарелка Матвея оказалась полна деликатесов, причём хозяйка самолично ухаживала за новым гостем. Видимо, для мужчин она делала исключение... Забавная семья... Грозный муж — подкаблучник милой жены...

Тем временем, хозяин с отчимом на несколько минут удалились в другую комнату для приватной беседы. Почему-то я подумала, что речь пойдёт о матери Эдуарда. Дядя Семён держит свои обязательства, он — человек слова.

К тому времени, когда Матвей с трудом доел свою порцию, отбиваясь от настойчивых предложений Лины о "добавке", старшие мужчины возвратились в зал, причем отчим выглядел почти довольным, а Пётр Никандрович — почти хмурым. Очевидно, дяде Семёну удалось добиться обещания в "содействии"...

Мы распростились с хозяевами ближе к полуночи. Лина пожелала нам удачи и осталась в квартире, крича мне вослед, что ее предложение остаётся в силе. Петр Никандрович проводил нас до такси и еще о чем-то посекретничал с отчимом в ночной темноте.

Я видела, что нечто перекочевало из рук Семена Васильевича в руки хозяина. Но что, — поди разбери в кромешной тьме! А и неважно: и так ясно, что "чекист" может быть во многом полезен отчиму, — особой привязанности в отношениях мужчин мне не привиделось...Впрочем, мотивы мужской дружбы зачастую трудно понять нам, женщинам...

Матвей быстро домчал нас до гостиницы. Когда отчим расплатился, и мы все уже вышли на улицу, направляясь к фойе "Москвы", Матвей выбрался наружу тоже, якобы протереть наружное стекло тряпкой, и прошептал мне вслед:

— Зоя! Я буду ждать звонка! — но отчим, однако, услышал: хмыкнул, взглянул на меня иронически, словно заговорщик. Когда мама уже вошла в дверь, мы же еще стояли перед входом, Семен Васильевич прошептал:

— Рад, Зоя: неплохой паренек, честное слово! И без игры в "лорда Байрона"...

Не стала спорить: зачем, если мысли в разброде и нет уверенности ни в чем?

— Нам нужно срочно поговорить: я разговаривала с бабушкой...— успела шепнуть в ответ, — и тут мама растворила вновь дверь в возмущении, что мы не спешим...

На этаже сидела та же самая дежурная, с любопытством смотревшая на меня. Пришлось сделать вид, что смотрю себе под ноги, боюсь упасть...Пьяна, мол... Слава Богу, тетенька не стала спрашивать о посещении переговорного пункта.

В номере удалось перекинуться словами с отчимом лишь после того, как мама удалилась "освежиться". Отчитавшись поспешно о бабушкиных сведениях, я с нетерпением ждала отклика отчима. Он задумался, не зная, как поступить. Впрочем, тут же сказал, что не стоит мудрить: скажет, что срочно необходимо везти машину на техосмотр под угрозой штрафа, все равно мама в эти дела не вмешивается и ничего не понимает. Я переспросила, и заметила, что техосмотр отчим делал лишь несколько месяцев назад, — он искренне рассмеялся:

— Зойка! Тебя не проведёшь! Иногда я рад, что вы с твоей мамой такие разные!

На следующий утро отчим сообщил матери, что имел телефонный разговор с одним из сальских знакомых-автолюбителей, и вынужден срочно уехать домой. Мама вскинулась, заметив, что ехать стоит всем вместе, и отчим не стал с нею спорить, — для вида, как я поняла.

Однако, вернувшись с вокзала, он горестно заметил, что смог купить билеты только на разные поезда! Мама сделала сердитое лицо, но дядя Семен мигом успокоил ее объяснением: он хочет, чтобы "его девочки" ехали в самом лучшем вагоне, и только на нижних полках! Но в сегодняшнем дневном поезде полно месте, однако, все нижние полки в купе разобраны, и даже плацкартные вагоны переполнены, поэтому он осмелился купить нам на завтра два билета в купе. Две нижние полки... все наши купленные вещи он увезёт с собой, чтобы мы смогли ехать совсем без поклажи.

Словом, мамино недовольство улеглось в два счета, осталась лишь грусть от необходимости расстаться с мужем на краткий срок. У меня было гораздо тяжелее на душе: я боялась за будущее отчима, переживала о маме, и еще немного грустила безосновательно.

Свой маленький роман с Эдуардом, моим мужем и возлюбленным, моим первым мужчиной, я твердо решила выбросить из памяти навсегда. Пусть пройдёт время, — я смогу все забыть. И тогда, без лишнего проявления чувств и выражения обид, мы оформим развод. Надеюсь, с матерью Эдуарда все будет в порядке. Но как жаль, что Эдуард оказался именно таким: красивым и несерьёзным! Или вероломным? Но можно ли ждать верности от красавцев? Они не виноваты, что такими родились, и женщины сами вешаются к ним на шею, чтобы украсть свой кусочек счастья... всё, забыла!

Мы распрощались с отчимом ближе к обеду. Мама собрала ему в дорогу кучу вещей: несколько чемоданов были битком забиты. И продовольственная сумка ломилась от снеди: хватило бы на целый полк солдат, не то, что одному дяде Семёну на сутки. Порой в своей заботе мы, женщины, переходим границы...

Мама распрощалась со своим мужем ласково, но сдержанно, как всегда. Я же неожиданно бросилась к нему на шею, в тот момент, когда Семен Васильевич уже готовился забраться на сиденье рядом с таксистом. Отчим прекрасно понимал мотивы моей неожиданной нежности, объяснявшейся элементарным беспокойством за него. Он еще раз расцеловал нас обеих в щеки, и уехал. Мама вдруг сказала, когда мы поднимались по лестнице, чтобы не ждать лифт:

— Я так счастлива, Зоя, что ты смогла полюбить Семена...отчима... Так я боялась, что вы не найдете с ним совместного языка... Такая невероятная редкость — ваши отношения: он к тебе как к дочери родной отнесся, и ты к нему — как к отцу. Просто чудо! Родные люди, — и те не всегда могут похвастаться подобной привязанностью друг к другу! Знаешь, ведь вчера, когда мы были в гостях, Семушка сказал Петру Никандровичу, что ты — его настоящая дочь, просто мы с ним прежде вместе не жили, у него другая жена была... — Мы зашли в номер, мама переоделась в изумительный халат, напоминавший тот, что я вчера видела у Лины, только бирюзового оттенка, — и продолжала:

— И друг поверил Семену, я думаю: он еще после твоего прихода обратил внимание, что у вас телосложение похоже и даже разрез глаз. Ну, ты представляешь?

— точно, — подтвердила я. — Мы с дядь Семеном во всем схожи, даже в образе мыслей! — слава Богу, что мама не поняла моей иронии...

И тут к нам в дверь тихонько постучали. Так негромко, неуверенно, что у меня даже сердце захолонуло. Кто, что, почему? Похоже, нервы сдают.

— Мамочка! Если будут меня спрашивать, скажи, что я уехала домой. Срочно уехала вместе с отчимом. Пожалуйста! — я ухватила мать за руку, ощутив гладкость шелкового халата, и шептала ей на ухо, словно боясь говорить вслух.

— Ну, хорошо! — Мама не стала спорить от удивления. И так же шепотом спросила: — Но кто к нам придти можешь? Что ты темнишь, Зоя? Хорошо, если вдруг, паче чаяния, тебя кто-нибудь спросит, скажу, что тебя нет. — И мама пошла к дверям с видом разбуженной королевы: с длинными рыжими волосами, распущенными по спине, с недовольной улыбкой... Хороша моя мама!

Махнув рукой, я умчалась в соседнюю комнату и заперлась на задвижку, словно испуганный заяц. Вела я себя довольно глупо, уверена, но ничего поделать с собой была не в силах. Что теперь мать подумает? Вдруг горничная пришла делать ежедневную уборку? Мания преследования развивается явно...

Однако, в соседней комнате слышались тихие голоса. Будь то горничная, мать уже позвала бы меня обратно, смеясь над моею пугливостью. Но прошло несколько минут, а меня никто не звал: мама негромко беседовала с кем-то, но не у нас в номере: очевидно, она стояла в дверях, не приглашая пришедшего к нам. Мне причудился ее тихий смех и отдаленный мужской голос. Слов никаких не доносилось, лишь отзвуки голосов.

Наконец дверь хлопнула излишне громко: мать явно давала мне понять, что некто удалился. Но я не спешила узнать, кто приходил: меня до сих пор всю трясло, пульс частил и дышать было трудно. Нельзя так переживать по пустякам! Нужно успокоиться! Я старалась дышать глубоко, всей грудью, чтобы мама не поняла по моему внешнему виду о терзающих меня мыслях.

Мама не выдержала и сама вошла в мою спаленку. В руках она держала букет роз, большой букет! Глаза ее смеялись, лицо светилось, словно помолодело, она казалась удивленной и недоумевающей:

— Зоя, что ты от меня скрываешь? Приходил некий молодой человек с явно несчастным выражением лица. Красавчик — писаный! Слов нет у меня... где ты с этим Фебом де Шатопером познакомилась? Мы же везде вместе ходили, ты одна и по магазинам не бродила даже. Когда, где? Что за любовная интрига под носом у недоумевающей старой мамаши разыгрывается? Почему ты мне ни о чем не сказала? И, похоже, хороший мальчик, а не просто красивый: смущался, краснел, запинался, сперва двух слов не мог связать, когда меня увидел. Потом успокоился и сделался весьма речист: заявил, что я, очевидно, твоя мама, судя по нашему сходству, — и наговорил мне, старушке, массу комплиментов, — так приятно!