— Агния, я снова тебя спрошу, — перебил ее отец Игорь. — Милостыня и пожертвования — дело тайное, между твоей душой и Богом, и не мое дело мешаться. Но все же, я беспокоюсь о твоей судьбе, тем более что о тебе больше некому волноваться, после смерти всех родных. Ты уверена, что не попадешь в неприятности из-за этих денег? Ты же знаешь, чтение Псалтыря обошлось бы тебе куда меньшими тратами, а мы бы вспоминали и так того, о ком ты просишь...
— Нет, это меня не устраивает, правда, отец Игорь, пожалуйста! — Агния даже за руку его ухватила, стараясь убедить. — Это ведь совсем другое. Я вас очень прошу молиться о прощении грехов Вячеслава. Это же не то же самое, что Псалтырь. И я от чистого сердца жертвую эти деньги, никого при этом, не обижая и не ущемляя. Они же...
— Так, и что тут у вас происходит?
Она даже застыла в первый момент, с ужасом узнав голос Вячеслава Генриховича. Тихий, да. Но от этого не менее напряженный и злой. И с растерянностью, некоторым страхом глянула на священника.
Тот был всего лишь удивлен, что к ним кто-то подошел. И Боруцкого, похоже, не знал.
Агния понятия не имела, что он здесь делает. Неужели Федот все же ему все рассказал? И она еще не знала, что ему сказать. Однако не стоять же и дальше к нему спиной? Вряд ли, чтоб Боруцкому понравился такой подход. Потому она резко обернулась. И испугалась еще больше, потому что Вячеслав Генрихович смотрел то на нее, то на священника чуть прищурившись. И с тем своим выражением в глазах, которое и ее, вроде бы знающую его не первый день, заставляло неметь.
— Ты какого хрена сюда деньги бухаешь, а сама на лапше сидишь, а, Бусинка? — спросил Боруцкий, разглядывая при этом не ее, а священника. — Ты че, попам отдаешь деньги, которые на себя должна тратить, а не в протекающих сапогах ходить?!
— Вячеслав Генрихович! — Агния успела возмутиться раньше отца Игоря. — Это же церковь, здесь нельзя такое говорить!
— Та ты шо? — Боруцкий насмешливо хмыкнул. — Кто сказал? — перевел он глаза на нее. Подозрительные, изучающие.
— Послушайте... — попытался вмешаться отец Игорь. — Я не знаю, кто вы и почему ругаете ребенка, — он даже попробовал выступить вперед, словно пряча за собой Агнию.
Судя по еще больше потемневшим глазам Вячеслава Генриховича, это было неправильное решение.
— Так, а ты у нас кто?
У Агнии холод прошел по позвоночнику от взгляда, которым Боруцкий смерил священника. И почему-то появились неприятные мысли. Очень нехорошие. О Саше, о разговорах всяких, слышанных краем уха в ресторане...
Не собираясь допускать дальнейшего развития нелепой ситуации, она вывернулась из-под руки отца Игоря и подскочила к Вячеславу Генриховичу. И растерявшись, схватила его за руку, забыв обо всем, что так старательно пыталась не делать в эти дни:
— Вячеслав Генрихович, вы, наверное, что-то не так поняли, послушайте, ничего такого не случилось. И деньги я сама...— попыталась она объяснить ему.
— Ага, сама. Типа я не знаю, как они умеют людей на бабки разводить. Тем более если сироту или вроде этого. Еще и впаривать тебе будут, что это для твоего же блага, — с издевкой заметил Боруцкий.
Но внимание, вроде бы, переключил на нее. И руку не оттолкнул, наоборот, притянул ее к себе ближе за ладонь, и крепко сжал, заставив Агнию стать совсем рядом.
— Ты, Бусинка, иди в машину, там Федот во дворе сидит, — отпустив ее пальцы, Боруцкий легко сжал плечо Агнии. Потянул, подталкивая ее к выходу. — А я тут поговорю, потолкую...
— Нет, Вячеслав Генрихович! — Агния начала испытывать отчаяние. — Вы не понимаете! Я сама приносила им деньги, и просила, чтобы они молились...
— Да, я ж и говорю, что они тебе весь мозг задурили, — Боруцкий отмел ее возражение недовольным передергиванием плеч.
— Агния, ты не обязана никуда уходить, если не хочешь, — вдруг вмешался отец Игорь, наблюдающий за всем этим. Священник явно не понимал, что здесь происходит. И, как показалось Агнии, решил, что все так, как ему представлялось, и ей грозит что-то. — Никто не заставит тебя, можешь поверить.
Агния почувствовала, как пальцы Вячеслава Генриховича гораздо сильнее сжались на ее плече. Не до боли. Нет. Просто так, словно он и правда поверил, что она сейчас попробует отойти от него и остаться в церкви.
— Агния, иди в машину, — велел он таким тоном, что и вода, наверное, замерзла бы.
— Нет, — она покачала головой, подняв лицо к нему, почему-то уверенная, что ей не стоит уходить. — Я пойду, — тут же поторопилась объяснить она, когда Боруцкий тяжело глянул на нее, — но с вами, Вячеслав Генрихович. Вы не поняли, и не слушаете меня, а я пытаюсь объяснить, что сама деньги приношу. И никто меня не заставляет, ни отец Игорь, ни еще кто-то. Это мое решение.
— И на... с какой стати? — скривил губы Вячеслав Генрихович. Но все же немного расслабился, вроде, и уже так не сжимал ей плечо. Но и не отпускал. Держал, почти прижав к себе.
Агния поняла, что увильнуть не удастся. Если только она не хочет, чтобы все закончилось как-то плохо.
— Я просила их молиться за вас, — тихо призналась она, не глядя на него. — Чтобы прощения грехов... ну, отмолить, что ли... Все, — испытывая неловкость и не решаясь сейчас посмотреть ему в глаза, Агния обхватила себя руками.
Он молчал несколько секунд. Только пальцы, продолжающие держать ее, снова сжались крепче.
— Агния? — опять вмешался священник, — может, ты все-таки подойдешь ко мне? И мы все решим с твоим знакомым, я уверен.
Она покачала головой на предложение отца Игоря. И заставила себя посмотреть на Боруцкого.
Тот стоял совсем близко к ней и смотрел на Агнию... ну, может, удивленно? Она не смогла придумать название этому выражению его лица и темных глаз. Никогда не видела такого у Боруцкого.
— В машину. Быстро, — тихо велел он, увидев, что Агния на него глянула.
И, не обращая уже внимания на священника, наблюдающего за ними с опасением, потянул Агнию к боковой двери. Хорошо еще, что и сам пошел с нею. Агния послушно пошла, через плечо, глянув на отца Игоря взглядом, который, как она надеялась, выражал ее полную убежденность, что все будет в порядке.
Глава 21
Федот ждал их у машин. Вячеслав предпочел пока проигнорировать выражение лица друга. У них еще оставалось достаточно нерешенных вопросов, и он не собирался это спустить на тормоза.
Проигнорировал Боров и взгляд, которым малышка глянула на Федота. Обиженно, насуплено, из-под своих сдвинутых бровок. Поджав при этом губы. Ну, точно, поняла, кто ее сдал. Федот ответил на этот недовольный взгляд ухмылкой. А Агния, похоже, собралась что-то сказать, даже повернулась. Но Боров прервал ее, снова ухватив за плечо и не дав начать:
— В машину, — отрывисто напомнил он, махнув рукой в сторону автомобиля.
Удостоверился, что она именно туда и пошла, а сам развернулся к Федоту:
— Не вздумай сейчас слинять, — предупредил Вячеслав друга, — мы еще не закончили с тобой.
— Не, ну у меня и свои дела есть, вы тут сами разбирайтесь, а я двину...
— Ты за мной двинешь. Я сейчас ее домой отвезу, а ты меня дождешься, и мы завершим разговор, ты мне так и не сказал, что натворил. А я не идиот, чтоб поверить, будто ты не при делах. Не сейчас, тем более, — выразительно глянув на церковь, "намекнул" он.
— Слышь, Боров, твоя девка сама просила, чтоб я не светил ее. Так что нечего на меня наезжать, — Федот раздраженно бросил окурок под ноги и втоптал в снег. — Кто я такой, чтоб мешать человеку ее же деньги на ветер выкидывать? Если мозгов нет — свои ты ей не вложишь, а если умная, то рано или поздно до нее дойдет, что ни хера не выйдет из этого, и никакие ее пожертвования попам твоих грехов не отмолят.
— На твоем месте, я бы молча сел и поехал за мной, а не пытался умничать, — предупреждающим тоном рыкнул он, и пошел к своей машине. — И не нарывайся, уже и так лоханулся по полной.
Злоба плеснулась в Вячеславе с новой силой. Причем так, что захотелось тут же заехать Федоту по морде. За все. За клуб, с которым еще ничего не успели выяснить и решить, так как Бусинка во дворе церкви появилась. За то, что раньше ничего про деньги и ее чудачества не сказал, а девчонка на голодном пайке сидела. За то, что сейчас лез с гребанными комментариями, в которых Вячеслав не нуждался. Бусинка, конечно, зря деньги на ветер выбрасывала. Только его бесило, что Федот так об этом отозвался. Боров еще сам не знал, как относиться к ее заявлению и поступку.
Серьезно, он во всю эту хрень с душой и отмаливанием в церкви — слабо верил. Вообще, не верил, по ходу. Но когда Федот прикалываться начал... Не его это долбанное дело, в конце концов! Она, между прочим, о нем заботится, пусть и в такой... ну, ладно, и правда дурацкой форме. И ему даже приятно, наверное. Хоть и тупо столько денег выбрасывать черт знает на что. И все-таки Боров не хотел, чтоб Федот глумился с его Бусинки и ее поступков, таких же чистых и открытых, какой и была вся она. Даже детских, по сути, а все равно, выворачивающих у него все изнутри.
Пытаясь хоть на какое-то время успокоиться, он рванул двери и тяжело опустился на водительское место. Завел машину и только тут понял, что рядом никого и нет. На пассажирском месте, где всегда сидела Бусинка, ее сейчас не было. Он резко обернулся к заднему сидению и глянул на малышку. Она сидела по центру, обхватив себя руками за пояс, все еще в дурацком платке, почему-то разозлившем Вячеслава больше всего остального, и смотрела на него грустными и настороженными глазами.
У него в груди словно кол по центру вколотили, так закололо. Совсем как пять минут назад, когда этот поп велел Агнии отойти от него и остаться в церкви, а Вячеслав на какую-то пару мгновений поверил, что его малышка именно так и сделает. Так и захотелось обхватить ее двумя руками и прижать к себе с дурным рыком: "мое! Не пущу! Никому не отдам!". И как же его попустило, когда Агния сама к нему прижалась, не послушав долбаного попа. Что бы там между ними не происходило, а она его выбрала, к нему потянулась. Только сейчас с какой радости назад залезла?
— Ты чего? Ты боишься меня, малышка? — у него голос осип от этой треклятой колющей боли внутри. И страха, что и правда боится. Вот же ж, блин.
В настороженных глазах Бусинки появилось недоумение:
— Нет, Вячеслав Генрихович, — она мотнула головой и как-то неуверенно сжала губы, — а надо, да? Вы сейчас очень на меня сердитесь?
Он отвернулся. Закрыл глаза и только теперь понял, что вцепился в руль мертвой хваткой. Разжал пальцы, вздохнул и покачал головой, отвечая на ее вопрос:
— Если не боишься, то чего, вдруг, сзади уселась? — продолжая свои попытки совсем успокоиться, уточнил он.
— Ну, я думала, что вы злитесь. И сейчас так думаю, если честно, — Агния неуверенно повела плечами. — Не хотела вам мешать или раздражать вас еще сильнее. Я ж не специально, Вячеслав Генрихович, — она вдруг наклонилась вперед, стараясь заглянуть ему в лицо. — То есть, специально, конечно, — потупилась Бусинка, наткнувшись видно, на его недоверчивый взгляд. — Я специально приходила в церковь, и знала, что делаю. Но злить вас этим не хотела. И чтоб вы знали, тоже не хотела.
— Это я как раз понял, — он хмыкнул и завел двигатель. Выехал со стоянки, удостоверившись в боковом зеркале, что Федот едет следом, а не смылся. — Ты мне другое скажи, как тебе такое, вообще в голову стукнуло? С какой стати ты бабки решила сюда выбрасывать? — Боров глянул на нее в зеркало заднего вида и вдруг ругнулся, вновь зацепившись глазами за ее платок.
Это его бесило Конкретно. Будто бы показывало, что кто-то другой имеет на нее большее влияние. Тот же поп, который его малышку еще и за руки хватал, когда Боров вошел в их церковь.
— Сними это с головы, блин! — зло потребовал он.
Бусинка удивленно моргнула, но послушно потянула платок. А ему аж дышать легче стало, когда он увидел ее волосы. Его она. Только его. И никому Вячеслав между ними стать не позволит.
Агния как-то неловко свернула ткань, сжала в руках, перебирая пальцами. Но на свой вопрос ответа он что-то не слышал.
— Бусинка, я тебя еще раз спрашиваю, ты с какого дуба рухнула, что решила на такую чушь деньги тратить, а сама голодная сидела?
— Ну, не голодная, что вы, совсем, — попыталась возразить малышка.
— Ты еще поспорь! Че я, не помню, как у тебя в холодильнике ни хрена не было, и ты даже чая себе купить не могла? Еще и от денег отказывалась, блин! — он даже по рулю хлопнул ладонью, опять начав заводиться. — Сколько ты сюда денег отнесла? — он глянул на нее в зеркало заднего вида.
Бусинка смотрела на пальцы, дергающие этот дурацкий платок. На него глаз не поднимала. И молчала
— Бусинка, — с предупреждением в голосе произнес Вячеслав.
— Две семьсот, — едва слышно буркнула она в ответ на это предупреждение.
— Сколько?! — Он не просто офигел. Боров даже обернулся, отвернувшись от дороги, уставившись на девчонку. — Ты что, вообще себе денег не оставляла?! Ты с голоду решила подохнуть? Или просто дура?
— Вячеслав Генрихович! Мы же так врежемся!
Ого, теперь он видел разницу, Бусинка и правда испугалась. Так вцепилась в спинку его сиденья, что пальцы побелели.
Было б с чего. Он же не идиот, посмотрел сначала, что дорога пустая. И скорость у него черепашья.
— Тьфу на тебя, нашла когда бояться, — фыркнул Вячеслав, сев нормально. — Ты чего переполошилась так?
— Так ведь разбиться можно, Вячеслав Генрихович, — все еще испуганным голосом пробурчала малышка. — Врезаться в столб. И насмерть.
Он со смешком покачал головой.
— Не боись, малышка. Не пропадем. Сам подохну, тебе не дам, — со смешком пообещал Вячеслав, пытаясь ее успокоить. Подмигнул он Бусинке в зеркало. — Ты с темы-то не спрыгивай, давай, объясняй, как ты до фигни такой додумалась, и все бабки на это ухнула? — он повернул руль, заехав в ее двор.
— Не все. У меня часть была уже. Я раньше откладывала понемногу с каждой зарплаты. Ну, думала, вдруг вы меня уволите, или случится что-то, надо же, чтоб были какие-то деньги. Так что я не всю зарплату, не думайте. И мне хватало на все, и сапоги я же новые купила...
— Твою ж... — он оборвал себя, глянув на ее лицо в зеркале. Ну, что с ней делать? — Не всю зарплату. Бл...ин! Да, зато все, что до этого копила — спустила! И на что? А про сапоги, лучше молчи, вижу я, что ты купила, — скривился он. — Ради чего, Бусинка? Ты мне объяснить можешь, как ты до такого додумалась?! — Боров заглушил двигатель и обернулся к ней.
Она снова уставилась на свои колени.
— Ну, вы сами, наверное, в церковь не ходите, да? — непонятно, спросила или констатировала она, — а много всякого... — Бусинка закусила уголок губы. — Я не мешаюсь, не думайте. И ничего такого. Просто... профессия у вас, такая...вы много чего делаете. И делали, наверное, — бессвязно и путанно бормотала она, глядя на свои ладони. — Нет, я понимаю, что вы так... не знаю, ну привыкли, может. Или надо вам так, и вы не хотите иначе. Но и просто знать, а ничего не делать, я тоже не могу, Вячеслав Генрихович, поймите. Вы обо мне заботитесь, помогаете, поддерживаете. Ну, а я о вас, о том, о чем вы, может, и не думаете. И неважным считаете. Или не положено вам... Но ведь не так это. Вы не сердитесь только. Но это же ваша жизнь, ваша душа... И важно... Очень.
