Судя по тому, что за все время движения по долине навстречу попались только велосипедисты и одно транспортное средство класса "самобеглая коляска", лодки тут основа транспорта.
Автотранспорт в деревнях вполне присутствует, вот только в большинстве своем в полуразобранном виде врастает в местный чернозем.
Народ весь при деле, копошится на полях, рубит лес, чинит сети и смолит лодки. Попадаются охотничьи партии, множество лесорубов, собирателей с огромными корзинами за плечами.
— Что собирают, интересно?
У стоящей на развилке бронзовой статуи Будды, презрительно смотрящего на дорогу, сидит троица бритых, одетых в желтое монахов.
Не знал бы, где нахожусь, решил, что путешествую по индокитайской глубинке.
Промышленность гордо представлена дымящейся кучей земли, небольшой лесопилкой, гончарной мастерской и кузней.
Дымящаяся куча оказалась местным кирпичным заводом. Если бы не выемка готового кирпича из соседнего земляного холма, и ровные ряды уложенного на предварительную просушку кирпича-сырца, ни за что не угадал бы, что это такое. Технологии третьего тысячелетия до рождества христова шагают по новому миру.
Лесопилка поразила еще больше.
Три станка с приводом от паровой машины. Все, как в выцветших фото начала века. Ржавый клепаный котел, гигантское колесо маховика, здоровенный шатун, ременный привод к станкам и небольшому — киловатт на пять, электрогенератору.
Хотя, если подумать, какие еще варианты тут возможны? Бензина нет, электричества нет — какие столбы линии электропередач? Откуда? Здравствуй, век дров и пара.
Так что в ближайшее время ожидать восточноазиатского экономического чуда не приходится — нет предпосылок.
Пока нет.
Бейджин встречает живой очередью, вытянувшейся перед блокпостом, вынесенным за пределы городской черты. Если бы не блокпост, нипочем бы не догадался, что мы въезжаем в местную столицу. Поселок, как поселок, разве что чуть больше остальных.
На блокпосту все стандартно, бруствер из мешков с землей и крепкий шлагбаум поперек дороги.
"Стражи дороги" — просто восточный филиал махновцев на выезде.
Вроде как форма и оружие у них есть.
Но форма, как и стволы у всех разные и порядком подзапущенные.
Давя децибелами из пневматического ревуна, идущая головной бронемашина протискивается мимо вереницы повозок, тачек, велосипедов, рикш, во, даже скутер попался — берут бензин где-то.
Белым людям невместно ожидать в одной очереди с дикарями. Особенно если белые люди приехали на единственном на всю округу бронеавтомобиле. Бремя белого человека обязывает, знаете ли.
Аборигены такой постановке вопроса возмущаются, но без огонька, так для порядка. А вот стражи на КПП мало того, что не спешат поднять шлагбаум, так еще и имеют наглость лезть с вопросами к белым людям.
— Бах! Бах! Бах! Бах!
Длинная очередь из FALки проверяет земляной бруствер на прочность. Тихий стреляет не поверх голов, а именно в бруствер.
— Бах! Бах!
Добавляет короткоствол пулеметчика.
Этот вообще метит под ноги разбегающимся, как тараканы, постовым.
— ХРЯСЬ!
Бронемашина сметает шлагбаум.
Но дальше не едет.
Соскочивший с брони пулеметчик отлавливает старшего постовых и, тыча в лицо бляхой орденского патрульного, проводит воспитательную работу. Щекастый, круглолицый азиат с глазами навыкат затравленно улыбается, мотая башкой в такт рывкам разбушевавшегося пулеметчика.
Политинформация проводится на английском, но лексикон у пулеметчика крайне скуден. Все вертится вокруг еллоу, манки, фак и прочих не требующих перевода оборотах речи.
Чисто по-человечески я понимаю парня. У него стресс, после того, как им термиты подзакусили. Ему-то что, он может Орденом прикрыться.
Но мне-то еще обратно тут ехать.
Причем уже без брони.
Наконец, Тихий счел политинформацию законченной и отозвал вошедшего во вкус бойца.
Прохрустев задними колесами по остаткам шлагбаума, броневик двинулся дальше.
Н-дэ, нахулиганили мы тут. Служивых обидели. Причем не просто обидели, а на глазах у многочисленных зрителей. Сейчас мы уедем, а служивые отыграются на очереди у КПП. И очередь это прекрасно понимает, отчего провожает нас взглядами, даже более злыми, чем у охранников.
На развилке, перед трущобами городских окраин, Вольф и группа Тихого пересаживаются в "Татру". Им сейчас прямиком к расположенному где-то на отшибе местному офису Ордена.
А я на бронивичке пристраиваюсь за "Попрыгунчиком". Багги — мой лоцман в заезде до места ночлега.
— Грета, радость моя, а нас тут не прирежут спящими? — мне откровенно не по себе от вида местных трущоб.
— Да, мне самой тут неуютно. Там в горах или саванне все просто и понятно. Не можешь победить, просто убеги. А тут? Тут наш опыт жизни в саванне ничто. Даже не ноль — отрицательная величина, — девушке явно не хочется в город и она этого не скрывает.
Но, есть такое слово — надо.
— Есть неподалеку одно надежно место. Пристраивайся за нами и будь готов давить все живое.
— Как скажешь, — запрыгиваю на подножку броневика.
— Русский, ревун не жалей. А то и правда давить придется. Тут обдолбанных через одного, могут и не заметить, — багги с буксом срывается с места. Нервничают ребятишки.
С первоначальными выводами о размерах города я сильно ошибся. Оставив за спиной квартал лачужек, машины выскакивают на вершину холма, с которого можно охватить взглядом весь город в целом.
Тысяч пятнадцать-двадцать населения можно давать смело. В России некоторые райцентры меньше.
Бейджин покоится на трех китах, это порт, рынок и храм. Все остальное лишь обертка для этой конфетки.
Порт — лес мачт, косые паруса джонок, закопчённые трубы двух небольших пароходиков и стремительные обводы вполне современных катеров и яхт. Лабиринт свайных причалов и построенных прямо на них домишек с развешанными между домами сетями. Чуть дальше блестят цинком вполне современные арочные модули складов, контейнеры, штабеля бревен и досок. Затем опять деревянные лачужки.
А еще это пропитавший все вокруг запах гнилой рыбы, водорослей, дыма и опилок.
В порту царит адская суета. Рыбаки вернулись с дневным уловом, и сейчас весь этот хаос растекается по прибрежным улочкам, общим направлением потока в сторону рынка.
Артель грузчиков таскает доски с причала в двухмачтовую джонку. Бригада негров выгружает уголь из трюма ближнего ко мне пароходика. Хотя с неграми я погорячился, это их угольная пыль покрасила.
Городской рынок облюбовал плоскую вершину ближайшего к реке холма. Тоже все логично, с приходом дождей спокойная вода озера пенным потоком разлива бросается на берега и на берегу становится неуютно. А торговля любит стабильность и не любит потрясений. От того рынок и стоит на гарантированно недоступном для разлива месте.
Собственно рынков не один, а два — верхний и нижний.
Нижний — рыбные, мясные, овощные и прочие ряды. Место сбыта продукции местных аграриев.
Верхние ряды, они и есть верхние. Не какие-то дышащие на ладан навесы, а вполне капитальные строения. И суеты там поменьше, а охраны побольше.
Торгуют в верхних рядах оружием и боеприпасами, медикаментами, различными товарами из-за ворот, местными стройматериалами и мебелью.
Что там и как на рынке, узнаем завтра, когда немного разберемся в местных реалиях.
Продравшись через очередные трущобы, выкатываемся в район поприличней. Тут ведь, как селятся.
Самые авторитетные граждане отстраивают вполне себе скромные дворцы и виллы.
Вокруг вилл кольцом селятся чуть менее авторитетные соплеменники. Тут строения тянут максимум на добротный коттедж.
Еще дальше широкое кольцо застройки типа — кто во что горазд. Причем совершенно не понятно, они так на постоянку обосновались или это времянки на первое время.
Оглохнув от несмолкающего ревуна бронемашины, наконец-то добираемся до конечной точки маршрута.
Низкорослый, очень широкий в кости, и от того похожий на гнома, китаец закрывает мощные деревянные ворота за вкатившейся во двор техникой.
Все! Конвой дальше не идет — приехали.
Спрыгнув на мощеный камнем двор, оглядываюсь по сторонам. За спиной длинный периметр высокого, прочного на вид, деревянного забора. Справа постройки хозяйственного толка. Судя по всему, склады или гаражи машин на пять.
Судя по запаху, слева стена местного общепита. Обязательно зайдём, но чутка попозже.
А нам прямо. В новенькое кирпичное здание под по-восточному изогнутой черепичной крышей. Здание совсем новое, древесина потолков и балок не успела потемнеть от времени и копоти отнюдь неэлектрических светильников.
Первым делом — зайдем на ресепшен, определимся с номером, и во сколько это обойдется по финансам.
Вторым — помоемся.
Грета обмолвилась, здесь имеется восточный вариант бани. Страсть как хочу погреть косточки и отмокнуть от дорожной пыли.
А потом уже и порубать можно. Не спеша, обстоятельно, и обязательно запить это дело. Запивать буду до состояния — только бы до койки добраться.
— Как здесь с ношением оружия?
— Законным считается открытое ношение любого оружия.
— Грета, за ночь с техники колеса не снимут?
Есть у меня подобное беспокойство. Излишняя вера в людскую честность, с этим не ко мне.
— Здесь нет. Заведение очень дорогое, но это неизбежная плата за качество и безопасность.
Очень дорогое, это пятнадцать экю за ночь. Баня, парковка, завтрак-ужин, девочку в номер за отдельные деньги.
Небольшая прихожая с тремя дверьми. Прямо туалет-душ. Направо двухместный номер, облюбованный братом и сестрой. Налево моя каморка.
Каморка номера достаточно убога — один в один одиночная камера тюряги не очень строгого режима, но в тоже время вполне комфортна для непритязательного постояльца. Мне тут не срок мотать, а перекантоваться пару дней. Низенькая, но толстая — в ладонь деревянная дверь, голые кирпичные стены, массивная двуспальная кровать, вешалка, тумбочка, табурет и керосиновый светильник на стене. Хотя, пожалуй, светильник заправляют не керосином (откуда бы ему тут взяться), а каким-нибудь маслом местного производства.
Самое то, что нужно, чтобы спокойно провести ночь.
Санузел совершенно неожиданно порадовал теплой — почти горячей водой и наличием очень приличной сантехники оттуда. Такой вот сюрреализм, зажигаешь масляную лампу и при тусклом свете плещешься под упругими струями горячей воды.
Вот только душем душу не обманешь — каламбур да-мсс. Водолазам баня положена.
Поначалу, баня откровенно разочаровала. Наполненная горячей водой деревянная кадушка, плавающие на поверхности воды разноцветные лепестки и миленькая банщица, с безразличием автомата подливающая горячую воду.
Только я начал раскисать в кадушке, как бездушная банщица выгнала меня на мороз. + 22-24С на улице, а в помещении бани еще теплее, но после горячей ванны прохладно. И обидно.
Впрочем, отмокание было лишь прелюдией к основному действу. Далее мое грешное тело натирали маслом, скоблили, мяли, массировали, пока, наконец, не отправили повторно отмокать в подостывшую кадушку.
И все это удовольствие за два экю.
Как же хорошо глубоко — до хруста в суставах потянуться и не ощутить ставшей привычной ломоты в пояснице. И руки-ноги уже не деревянные. Воздушные баллоны акваланга штука не самая легкая. И как я их по много часов на себе таскал?
Н-да. Хорошо. Голова вот только чугунная, но это лечится крепким сном, а не баней.
С мыслью, что неплохо бы завтра повторить помывку, залезаю в свежий комплект белья (грязный обещали постирать и утром принести в номер) и отправляюсь на ужин.
Местный общепит для обеспеченных граждан в точности соответствует моим представлениям об этом типе заведений.
Чистенько, аккуратненько, с теплым светом вычурных светильников, многочисленными драпировками на стенах, живой музычкой в исполнении смазливой девушки с отличными вокальными данными и похожим на лютню музыкальным инструментом.
— Не помешаю? — не мудрствуя лукаво, подсаживаюсь к моим молодым попутчикам, расслабленно беседующим с седым, как лунь, сухощавым старикашкой и очень дорогой на вид женщиной.
Старика я уже видел, когда во двор заезжали, но как-то мельком. Старик как старик, увидел и забыл. А он, похоже, тут за главного. Иначе с чего бы халдею за стойкой так его глазами есть?
И еще штришок, под рукой пожилого китайца лежит стопка газет — от "Жэньми?нь жиба?о" с портретом смотрящего в светлое завтра Цзян Цзэми?ня, до какой-то совсем уж унылой газетёнки, ленинская "Искра" и та лучшего качества была.
Много я тут газет видел? Да еще чтобы их читали?
Да ни одной.
А тут сразу стопка.
Больше того, если судить по пометкам и подчеркиваниям, газеты не просто читали, с ними работали.
Непростой старикан, очень не простой.
И спутница у него под стать. Или не спутница?
Хм, дорогая дама сама по себе. И если у нее есть отношения со стариком, то отношения эти сугубо деловые.
А почему дорогая?
Вы видели женщин под пятьдесят с идеально гладкой кожей, подчеркнуто высокой грудью и тонкой талией, при отнюдь не девичьей филейной части?
Серьги, брошь в виде бабочки тонкого золотого плетения, пара колец с явно натуральными рубином и изумрудом лишь приложение к искусству пластических хирургов и косметологов.
Я такого раньше тоже не видел.
В Союзе подобных чудес пластической хирургии не было даже в телевизоре. А постперестроечная Россия до подобного еще не дозрела.
— Садись, — Грета уверенно хлопает по лавке возле себя. И тут же что-то поясняет собеседникам относительно моей персоны.
Разговор идет на английском, поэтому я улавливаю лишь общую канву разговора.
— Русский, ты коммунист? — хитро прищурив и без того узкие глаза, интересуется пожилой китаец. Причем интересуется пусть и с акцентом, но на великом и могучем.
Вот это поворот! Я вообще-то пожрать собирался, а не о марксизме рассуждать. Тем более что я в нем не силен.
А что это у нас так дорогая барышня напряглась? Не владеет русским?
Или не знала, что старикан на нем говорит?
Ставлю сотку экю против стреляной гильзы — старик намеренно перешел на русский.
Ишь, как напряглась — лицо само безразличие, пальцы спокойно лежат на столе, но я этих симптомов еще там насмотрелся — нервничает дама.
— Нет, наши коммунисты кончились, пока я был еще слишком молод для дела Партии, — врать старику смысла никакого, тем более за бесплатно.
— А если бы был чуть старше? — гнет свою линию старик.
— Без разницы. Той Компартии, которая вела народ к победе над разрухой и фашистами, под руководством который мы первые полетели в космос, уже нет. А то, что есть, безвольно просрало величайшую Страну. Да что там страну — ИДЕЮ просрали. Так что......, мне с этими людьми точно не по пути. Меня кстати Дэн зовут.
— И меня Дэн, — представляется старик, но руки не протягивает. То ли у них этот обычай не принят, то ли мне по статусу не положено. — Дэн Лунь.
