Последний дар. Книга первая

Все трое подтверждают. Я же понимаю, что мне долго не выдержать и даю себе слово перенести все достойно.

— Вы понимаете, что вас используют и если станет известно, ваша причастность к преступлению, вас аннигилируют, — надеюсь хотя бы пошатнуть их уверенность в своих действиях, — вы посягаете на имущество Высшего.

Лекарь на эти слова только улыбается.

— Не волнуйся за нас, Алури, — ласково говорит она, — здесь достаточно изоляции, чтобы ни кто не узнал о тебе. Только то, что сообщит старший, — затем обращается к функционалам, — приступайте.

Аннигилятор, его оболочка была мужской, среднего возраста и слабой стабилизации, потому кожа была смуглее, а волосы темные, коротко срезанные, он не говоря ни слова, подошел, держа в руке механизм. Тиски, я узнал их сразу по опыту своих контактов с Патроном, их устанавливают на мою ногу, обхватив от ступни до колена.

— К сожалению, мы не можем нанести тебе сильных повреждений, твое тело слишком ослаблено, — говорит лекарь, присаживаясь на вполне обычный стул у самой двери, — поэтому придется применять только болевые приемы.

Утешение слабое, но я понимаю, что теперь придется не просто — из-за слабости, болевой блокировки уже нет.

Анигилятор поворачивает винт сбоку от конструкции и скобы сжимают две плоскости, смыкающиеся на моей ноге. От боли темнота застилает глаза, я едва сдерживаю крик. Я давно не чувствовал подобного, оболочка обычно достаточно хорошо изолирована от таких ощущений. Опомнившись, направляю все силы на удержание информационных структур. Считыватель делает знак аннигилятору продолжить. Винт заворачивается туже и я понимаю, что невыносимая боль оглушила меня, я не могу контролировать свое тело, судорога проходит, бьет скованное тело. Но каналы информации важнее. Я оставляю свое тело и сому страдать, прикрывая то, что нельзя отдавать. Третий поворот винта и я чувствую, как сминаются суставы, срываюсь в стон. Тело уже не подконтрольно мне, выгибается дугой в плену фиксаторов, сознание начинает меркнуть, но каналы я держу. Нога не ломается только потому, что лекарь останавливает допрос.

Часть 97. Проклятье функции.

Прихожу в себя, преодолевая боль и понимаю, что невольно спровоцировал своих мучителей. Оба функционала в мужской оболочке смотрели теперь на меня так, как я не желал бы. Мне понятны их мысли, ведь на мне осталась лишь тонкая одежда, что была под облачением, а состояние агонии слишком красноречиво демонстрировало оболочку.

Я, предчувствуя к чему все приведет, обращаюсь к лекарю.

— Прошу, объясни им, не надо использовать мою функцию наложника, это опасно, если факт пытки не заметят, то контакт со мной оставит на них след.

— Ты нас недооцениваешь, энгах, — смеется она в ответ, — мы получили допуск ко всем приемам дознания, поэтому твоя функция тоже послужит выяснению правды. И даже больше, — она доверительно подмигивает, как будто это я ее сообщник.

Я не верю тому, что слышу, пытаюсь опровергнуть такое утверждение, ведь подобное не возможно. И они уходят. Меня оставляют одного, но не на долго.

Возвращаются аннигилятор и еще один функционал. Меня освобождают от креплений, но только чтобы подвесить за руки на цепи.

— Остановитесь пока не поздно, вам сказали не правду, — пытаюсь отговорить их, — если станет известно Высшему...

Договорить мне не дают, сильным ударом по голове отключая от восприятия.

Прихожу в себя, понимая, что одежда на мне разорвана, а тело удерживается в неудобном положении. Резкая боль заставляет осознать все гораздо быстрее. Функционал, удерживая меня за ноги, резко проникает в оболочку, раня ее. Я едва сдерживаю крик, но все же нахожу в себе силы не выдавать свои мучения и поддерживать каналы закрытыми. Мои усилия их злят, и заставляют действовать более изощренно. Второй функционал становится позади меня, сильно натянув мне волосы, использует другой канал оболочки для проникновения. Стон от боли все же вырывается, потом я снова проваливаюсь в темноту.

Сознание приходится вместе с пониманием, что я пристегнут скобами к стене. Ноги лишь едва касаются пола, от чего руки от запястья до предплечья потеряли чувствительность. Одежды на теле больше нет. Только разорванные полосы ткани перехватывают оболочку на уровне груди и нижней части туловища. Но накопители надежно закрыты. Это единственное, что радует.

Ко мне скоро приходят. В этот раз без слов, устанавливают скобы на моей грудной клетке. Они затягиваются с каждым моим выдохом все сильнее, не давая оболочке вдохнуть достаточно. Практически удушенный, я держусь только за понимание, что каналы нужно держать закрытыми. Но потерять сознание мне не дают, вовремя ослабляя пружину скоб. Потом, все повторяется заново. На пятый раз я понимаю, что оставлен наедине со считывателем. Затянутые на моих ребрах скобы не мешают ему, сдернув мои связанные руки с креплений и уложив на пол, замкнуть контакт со всей возможной яростью. Скобы, слишком туго сжавшие грудную клетку, ломают мне ребра, раздирая кожу на них. Накопители информации остаются закрытыми, в этом я уверен даже когда теряю связь с восприятием.

Как долго длится забытье, я не знаю, только осознаю себя уже лежащим на узкой плоскости, привычно скованный в руках и ногах.

— А вы упорны, энгах, — Итир стоит рядом, сложив руки на груди, — видимо, есть ради чего так страдать.

— Вам не понять, — голос мне уже не подчиняется, а каждый вдох отдается болью.

— Думаю, вполне. Знаете, — он оборачивается к другим функционалам, — энгахи ни когда не кричат, даже если их истинные тела разрывают на части. Это для ни как табу, — он поворачивается ко мне, склоняясь, глядя в глаза добавляет, — давайте заставим этого прислужника Высшего вопить как последнего наложника в казармах.

В ответ слышится смех. Потом, мои руки и ноги тянут в разные стороны, распиная тело. Агония длится непомерно много, но это для меня не важно, боли я отдаю все, ради блокировки информации. Функционалы, присутствующие в этом месте используют меня для контакта раз за разом. Я уже не могу назвать их число, только понимание, что сил у меня все меньше.

К грани я подхожу, приходя в сознание, опущенный на колени и поддерживаемый только на прикованных руках. Двое функционалов стоят передо мной, собираясь продолжить мою пытку. Мне пока хватает сил смотреть на них. Неожиданно, я замечаю и третьего. Мне он кажется знакомым, но припоминаю с трудом.

Один из прежних берет меня за волосы, заставляя откинуть голову. От ожидания новых мучений, я сжимаю зубы, напрягая мышцы. Это их и раздражает.

— Еще сопротивляешься? Ладно, так даже веселее, — один дает знак другому и тот возвращается со стержнем и тяжелым молотом.

Я стараюсь не думать о том, что последует за этим, продолжаю смотреть в лица мучителей. Когда стержень приставляют к моим зубам, протолкнув за губы, третий, что стоял позади поворачивается уходит.

Часть 98. Право на спасение.

Когда я снова воспринимаю этот мир, то чувствую лишь кровь во рту и на губах. Осколки зубов лежат у моих колен и перекатываются на языке. Что со мной делали, я не помню, но силы почти на исходе. В таком положении меня застает тот самый третий, что ушел, как только началась моя пытка.

Он дергает за рычаг, поднимая меня цепями, пристегнутыми к рукам пока мое лицо не оказывается вровень с его. Тогда я узнаю этого функционала — Пирит. Приподняв меня за основание ног, он готовится использовать меня как и те, кто был до него. Но он продолжает смотреть мне в глаза, я же не отвожу своих.

Пирит останавливается, будто не решаясь начать контакт.

— Отвернись, — говорит мне, не меняя сосредоточенного лица. Злости или ярости я в нем не чувствую.

Понимая, что и сам не могу смотреть на него, отворачиваюсь, сосредотачивая внимание на скобах в стене и надеясь так отвлечь себя от происходящего. Но он так и не совершает задуманного, резко отпускает меня и уходит, ослабив натяжение цепей, так, что я снова оказался на коленях.

Почему это произошло, я не понимаю, но значило ли это, что у меня появился шанс спастись? Хотя бы кто-то из мучителей не согласен со своим положением. Однако, своего предполагаемого спасителя я встречаю уже в качестве аннигилятора.

Функционал нес в руках несколько тяжелых распорок. Я, уже израненный и из последних сил поддерживающий не просто каналы, а сознание уже понял, что проиграл. Распорки устанавливаются на ногах и руках заведенных за спину. К последним прикрепляют цепь.

— Не бойся, — слышу неуместное замечание аннигилятора, смотрю на него, ожидая увидеть насмешку в лице, — "Подыграй мне", — следует ментальное сообщение.

Вероятно, мое удивление было воспринято как страх, потому и не вызвало подозрений. Цепь начинает натягиваться, выворачивая суставы рук, но боли я не ощущаю. Как такое происходит, понять я не в силах, но в замен, сам погружаю свое сознание в недифференцированное состояние, воспринимаемое как дезориентацию при агонии. Сил удержать накопители закрытыми мне хватает.

— Зачем тебе это нужно? — спрашиваю я у него, когда, закончив попытки "разговорить" меня, нас оставляют наедине.

— А как ты думаешь? Чтобы помочь, — он отцепляет распорки от моих рук и ног.

— Почему помогаешь? — говорить мне тяжело, но ментальное общение сейчас для меня не доступно.

— Не уверен, что делаю правильно, — честно отвечает функционал, — но все происходящее здесь выглядит слишком странно.

— Тебе сказали почему я здесь?

-Да, за уничтожении двух групп, — Пирит вместо того, чтобы пристегнуть мои запястья к скобам на стене, опускает меня на пол, давая телу необходимый отдых.

— Почему же ты не поверил?

— Потому что о вас говорили другое, — опережая мой вопрос поясняет, — что вы пожертвовали собой ради приговоренных функционалов.

— Знаете, почему я здесь на самом деле?

— Хотел бы послушать вашу версию, — он укрывает меня полотном, сдернутым со стоящего в камере стола, изношенным и в ржавчине, скрывавшем различные приспособления на но я благодарен ему за такую заботу.

— Кому-то понадобилась информация моего Куратора. Они решили добыть ее, пока я, как носитель ослаблен.

— Что по поводу групп, которые вы уничтожили?

Я подбираю слова перед ответом.

— Группа Гуата исчезла и мы отправились на поиски, но нашли только портал светлых, — я смотрю на него, оценивая его доверие, но сомнения не вижу, — я хотел отдать свой потенциал, чтобы опечатать его, но, видимо, что-то пошло не так и никто кроме меня не покинул этого места.

Опускаю голову, заново осознавая произошедшее. Баулт говорил, что они приложат все усилия, чтобы я выдержал. Возможно ли, что они истощили себя до предела? Ради меня....

— Наверно, я все же виновен в этом, — честно отвечаю функционалу.

— Но, не в той мере, как это представляют Итир и его подчиненные, — делает он свое заключение. Я удивлен этим, но Пирит продолжает, — вот как мы поступим.

План его прост — дать мне возможность дождаться разрушения оболочки, а в Уровнях сообщить обо всем происшедшем. Осталось выбрать методы, позволяющие мне сохранить информационные каналы.

Только плану не удалось исполниться. Скоро ко мне возвращаются прежние мучители. Вместе с Итиром.

Часть 99. Дознаватель.

— Считай, тебе повезло, энгах, к тебе прислали доверенного дознавателя Старшего, — сообщает он с нескрываемым недовольством, — только не думай, что для тебя на этом все закончится.

Отвечать на это я не собираюсь, просто жду, что будет дальше. Считыватель и аннигилятор остаются стоять у стены, Итир становится спиной ко мне, посреди помещения, лицом ко входу. Снаружи слышатся шаги.

Вошедший функционал мне не знаком, я даже не могу распознать его уровень возможностей и функции. Но Итир явно обеспокоен его присутствием. Передо мной становится довольно высокий мужчина с завязанными в хвост длинными темными волосами и сильным телосложением. Он кладет руку мне на голову, от чего горячая волна опалят все внутренние подсистемы.

— Он сильно истощен, — говорит он в заключение, — осталось не долго до физиологической ликвидации. Нам это не нужно, — оборачивается он к стоящим позади, — приведите его приемлемому состоянию, тогда я приступлю к работе.

Он направляется к выходу, поравнявшись с Итиром, говорит:

— Да, и еще — не стоит больше испытывать его по функции наложника, это приведет к нежелательным последствиям.

Властность и значимость слов этого функционала становится неоспоримой, поскольку функционалы, почтительно ответив, тут же приступают к работе. Я же готов зародить в себе надежду, что смогу разъяснит ему свое положение.

Но сейчас мне достается только тяжелый взгляд Итира.

— Пришлите лекаря, — говорит он двум функционалам, отстегивающим меня от скоб, — к следующему дню он должен быть готов.

Потом действительно приходит лекарь и двое младших. Без лишних слов и аккуратности меня отмывают от запекшийся крови и перевязывают, даже вливают некоторое количество резерва. После всех процедур укладывают на металлическую плоскость, заменившую мне ложе.

— Не долго тебе радоваться, — с долей раздражения говорит лекарь, прежде чем погрузить меня в анабиоз.

Прихожу в себя так же помимо своей воли.

— Встань, — слышу команду, передаваемую больше ментально, чем словесно.

К своему удивлению, поднимаюсь легко, не ощущая боли или скованности мышц. Опустив ноги на пол, вижу перед собой того самого функционала, что прибыл по поручению Старшего Лерда. Мое тело укрыто полотном, его я прижимаю к груди, не желая снова остаться обнаженным.

— Опусти руки, — следует команда, я, не понимая смысла такого приказа замираю, надеясь, что ослышался, — опусти руки и убери покрывало, — говоря так же твердо, он рушит мои надежды, — в процессе дознания твое тело не должно быть скрыто. Таковы правила, — поясняет он. Спокойно, без доли агрессии или нетерпения, — аннигилятору безразличен твой пол. То, что творили с тобой прежде неправомерно.

Я киваю в знак осознания и благодарности, но не без неприятия откладываю покрывало, становясь перед дознавателем прямо.

— Мы будем говорить, — продолжает он, так же стоя напротив, — и от искренности нашей беседы будет зависеть, какие меры снижения твоего контроля я буду применять. И применю ли вообще, — он заходит за мою спину, скорее проводя осмотр, чем намереваясь навредить, — если я замечу неточность, стертость или сокрытие информации, которую я у тебя запрашиваю, мне придется использовать способы твоего ослабления. Их выбор будет за мной и ты будешь не в праве противиться. Тебе ясны правила? — спрашивает он, снова становясь передо мной.

Я подтверждаю.

— Тогда начнем, — он опускается на сидение, я остаюсь стоять, — я вижу в тебе брешь. Она была сделана недавно и еще не достаточно закрылась. Откуда она?

— Я высвободил свой резерв, повредив оболочку и сому, — отвечаю честно.

— Для чего?

— Чтобы запечатать источник. Через него светлые хотели прорваться в параллель.

Дознаватель молчит, вероятно, оценивая точность моего ответа. Удостоверясь, продолжает.