-Колония Эос: после введения в строй испытательной станции с Красным Маркером — вспышка массовой истерии, четырнадцать человек госпитализировано с галлюцинациями;

-Евросектор: три инцидента с беспорядкаит за сутки на фоне ''культовой активности''. Юнитологи снова на марше.

-Буэнос-Айрес: столкновения между силами безопасности и отрядами радикальной группировки Круг, устроившими себе в городе склады с оружием.

-Мы теряем землю под ногами, — буркнул он. — И пока они ссорятся, единственное, что работает — это танец трёх полубезумных ветеранов под фонограмму дыхания.

Он встал, подошёл к стеклу, за которым лежал фрагмент Черного Обелиска — неподвижный, как всегда. Тёмный. Молчаливый. Но не безжизненный.

-Ты ведь не просто машина, правда? — прошептал он. — Ты слушаешь. Ты чувствуешь. И, чёрт возьми... ты ожидаешь.

-Осторожней с антропоморфизмом, — сказала Рашид, появляясь за спиной. -Если он начнёт реагировать слишком хорошо, нам придётся решать, как его останавливать.

-Как всегда. Сначала вызываем, потом судорожно ищем, как загнать обратно в коробку.

-Может, его вообще не стоило будить.

Максим повернулся и усмехнулся:

-Ты это учёным скажи. Они же первыми туда лезут. А потом зовут таких, как я, чтобы держать за руку, пока всё не взорвётся.

На следующий день Равель приказала временно приостановить сеансы. Все участники на медобследование. Один из них, бывший техник, сорвался.

-Он начал говорить на незнакомом языке, — сообщила Рашид. — Монотонно. Без остановки. Никаких структур — просто поток. Будто транслировал что-то.

-Пси-паразит? — спросил Максим, осматривая пустой зал купола.

-Пока не ясно. Скорее имплантация паттерна. Или ложная реплика. Мы направили данные в аналитический отдел.

Максим молчал. Глядел на отполированный, блестящий фрагмент Обелиска в центре зала. Он всё так же лежал в магнитной изоляции, но теперь казался чуть более... внимательным.

Раньше казалось, что он просто вибрирует, как старый трансформатор. Сейчас — будто наслушивался. Как хищник, затаившийся в зарослях.

-Вы чувствуете это? — тихо спросил он у Равель.

-Да, — так же тихо ответила она. — Он начал различать... не звуки, а намерения. Мы нащупали грань.

-Потрясающе. Теперь главное не перейти через неё, прежде чем поймём, что за ней.

-Он может пытаться адаптироваться, как все предыдущие разы. Или имитировать реакцию. Или просто... развлекаться. Кто знает, как думает существо, у которого язык — это вибрация, а эмоция — резонанс?

Максим обернулся к ней. Глаза его были усталыми, но трезвыми.

-Если он начнёт опять отвечать, вы знаете, что это будет означать?

-Что контакт состоялся.

-Нет. Что мы нащупали слабое место. И обратной дороги может не быть...

Позже, ночью, Максим сидел один в операторской, рассматривая лог-файлы сессий. Звук. Темп. Частоты. Всё было математикой. Но между графиками будто проступало что-то ещё — неформализуемое, зыбкое.

Он включил запись последнего успешного сеанса — тот, где группа танцоров-энтузиастов достигла семи процентов подавления.

Где-то на шестой минуте, именно в тот момент, когда один из участников произнёс фразу '''я вижу тебя'', система зафиксировала нелогичную реакцию.

Краткий импульс. Как будто Обелиск... мигнул. Или откликнулся.

Не сильным сбоем. А как человек, который поворачивает голову, когда слышит своё имя.

Максим отмотал назад. Переслушал снова. Потом ещё раз.

-Нет, — пробормотал он. — Ты не просто слышишь. Ты ждёшь чего-то. Тестируешь нас.

Глава 24

Автор: Верховный Проповедник Джейкоб Даник

Дата: 2512 год (по земному летоисчислению)

"Истина в Камне, Спасение в Единстве"

Братья и сестры во Плоти и в Духе,

Вы слышали ложь EarhGov. Вы видели, как они оскверняют Священные Обелиски, вырывают из них силу, чтобы обратить её в оружие, в прибыль, в власть для своих гнилых элит. Они называют нас фанатиками. Они говорят, что Конвергенция — это болезнь. Но они лгут.

Обелиски — это не инструмент. Они — Путь.

Правительство Земли и их корпоративные хозяева видят в Обелисках лишь источник энергии, ещё один ресурс для эксплуатации. Они не понимают, что Камни — это глас Божий, зовущий нас к высшей форме бытия.

Они вырезают из них детали для своих машин.

Они продают фрагменты на чёрных рынках.

Они запрещают нам изучать их истинную природу, потому что боятся Истины.

Но мы знаем. Мы слышали Шёпот.

Конвергенция неизбежна!

Они кричат, что те, кто принял Единство, стали "некрофанатами", "мутантами", "угрозой". Но разве не ясно, что это преображение? Что это следующий этап эволюции?

Тела наши хрупки.

Разумы наши разделены страхом.

Но в Единстве мы станем цельным.

Конвергенция — не конец. Это освобождение.

Время подчинения закончилось.

EarthGov думает, что может править вечно. Они думают, что их законы, их оружие, их пропаганда защитят их от грядущего. Но они ошибаются.

Их солдаты — всего лишь мясо в броне.

Их корабли — груды металла, лишённые духа.

Их правительство — сборище трусов, дрожащих перед тем, чего не могут контролировать.

Мы не будем ждать их разрешения.

Братья и сестры, час близок!

Откажитесь от их лжи!

Примите Шёпот.

Готовьтесь к Восхождению.

Те, кто цепляется за свою "человечность", будут сметены. Те, кто сопротивляется Единству, станут лишь топливом для нового мира.

Мы — Круг. Мы — первые. Мы — последние.

Конвергенция грядёт. И мы встретим её с распростёртыми объятиями

* * *

В XXVI веке новый 2512 год в ''Локусе'' решили отпраздновать с размахом, в России эта традиции за пятьсот лет не умерла и даже не претерпела радикальных изменений. Елка, застолье, концерты по ТВ. Даже иностранные коллеги не видели ничего плохого лишний раз отдохнуть от утомительных рабочих будней. Мари Равель делала много тостов в честь достигнутых успехов команды, пожелала всем успехов и, разумеется, много похвалы было в адрес Максима. Его ''инопланетный геном'', послезнание и взгляд представителя иной эпохи, давший свежих идей, позволил существенно продвинуться в понимании природы Маркеров...

Но Максиму плевать. На него напала хандра. Уже после корпоратива он дома завалился на диван в гостевом зале и в полутьме сверлил взглядом потолок. Родная эпоха, реальность, куда он никогда не вернется. Мать, девушка, друзья, работа... И Карверы. Почему-то он не испытывал ни капли сожаления по поводу убийства Шифа или того юнитолога при похищении, но отправленные на тот свет супруги даже не им лично продолжали лежать тяжким грузом на душе.

-Ты сегодня весь вечер как будто неживой, -вошла в комнату Женя. -С кем-то поругался?

-Скажи, Жень, я сволочь или нет?

Она присела рядом.

-Откуда такие мысли?

-По моей наводке и рекомендации правительственные агенты убили двух невиновных людей. Женатую пару, у которой остался малолетний сын. Убили за то, что они могли бы совершить, благими намерениями пробудив своими действиями некролуны... Мне показали запись в качестве подтверждения.

Женщина задумалась, затем провела рукой по лицу Максима.

-Я не наивная глупая девочка, живущая в черно-белом мире. Что ценнее жизни двух или ста людей? Жизни двадцати миллиардов людей! То, что тебя это вообще гложет говорит только об одном.

-О чем?

-Ты не сошел с ума и у тебя остается совесть.

-Еще я пристрелил Белова с Шифом, -признался парень. Ему требовалось с кем-то поделиться накопленным грузом.

-Ты рассказывал.

-Только Шиф не мутировал в нежить... Я его перед эвакуацией с ''Омеги'', перед толпой вояк и ученых... хлопнул. Выстрелом в лицо. В тот момент во мне взяла верх злость на этого заигравшегося с чужими жизнями мудака.

-И тебе за это...

-Ничего. Никаких выговоров, санкций, штрафов. Начальство само было недовольно Шифом.

Евгения покачала головой.

-Ну, даешь.

-Я, честно, ожидал от тебя упреков, осуждений.

-А смысл? Тебе и так нелегко.

* * *

К лету 2512 года Земля заметно изменилась. Не внешне — с орбиты она всё ещё казалась прекрасной: сине-зелёный шар с белыми спиралями облаков. Изменения были глубже, системными. Там, где прежде сохранялся хрупкий порядок, теперь начала ползти трещина. Мировая обстановка постепенно, но неуклонно катилась в пропасть.

Колонии на Марсе и Церере стали первыми, кто заговорил о ''самоопределении''. За ними подтянулись Тейваз, Гершель, южный купол на Европе. Формально всё происходило в рамках дискуссий, дебатов, мягкого давления. Но все понимали — это прямая дорога к бунту. И EarthGov это знал.

В ответ правительство Земли все же решилось по старой дороге — запугивание, изоляция, подавление. На Марс были направлены колониальные войска, спецотряды десантировались в окрестностях Олимпа и Арсида, заявив о необходимости гарантировать порядок и защиту от внутреннего экстремизма. Протесты, разгоны, первые бомбёжки по скоплениям террористов — так на официальном языке называли всех, кто требовал независимости.

На одном из спутников Юпитера, Ганимеде, даже состоялись показательные военно-полевые суды — древняя форма правосудия, забытая с начала XXVI века. Несколько десятков инженеров, учёных и активистов были расстреляны за попытку госпереворота и саботаж. Резонанс вызвал панику, затем ярость.

Юнитологи, давно перешедшие грань между религией и культом, подлили масла в огонь. Их подпольные ячейки стали появляться даже там, где прежде идеи Обелиска считались глупостью. Риторика сменилась: теперь Обелиски — не просто инструмент духовного вознесения, а способ обретения подлинной свободы от угнетающего порядка. В их пропаганде EarthGov выставлялось как паразитирующая система, боящаяся будущего. Культ продолжал стремительно набирать последователей, особенно среди молодёжи на отдалённых колониях, потерявших веру в Землю и её руководство. Критическая масса нарастала. Точка невозврата давно пройдена.

На фоне этого разброда повсеместный запуск Красных Обелисков выглядел как отчаянная попытка перехватить инициативу. Земное правительство не желало терять контроль ни над технологией, ни над обществом.

Но даже в стенах ''Локуса'' мало кто верил, что удастся сохранить равновесие...

Над головами гудели строительные краны, забивая сваи под дополнительный экранирующий купол Плащаницы. Его неустанно собирали уже третий месяц — монолитные листы из метаматериала весом в десятки тонн, укреплённые экранирующей решёткой. Официально для локализации остаточного излучения от осколка Черного Маркера...

-Девятнадцать и шесть. Падает, но всё равно выше нормы, — озвучил техник, глядя на дисплей спектрометра.

-Больше двадцати процентов сдвинуть не можем, — раздражённо бросила Анисса Рашид. — Мантры, танцы, благовония — черт бы это всё побрал.

Максим молча наблюдал за происходящим из-за стеклянной перегородки. Его не устраивал ни метод, ни результат. Почти полгода впустую. Достижение двадцатипроцентного подавления активности Маркера — максимум. За всё это время не удалось воспроизвести полный ритуал североамериканских племён, описанный в архивных записях. Не хватало деталей. Знаний. Или, может, веры.

''Слишком по-человечески... Мы воюем с машиной. С разумной. Древней. Заражённой... ''

В лаборатории то и дело вспыхивали споры между биофизиками и этнологами. Одни требовали вернуться к консервативной методике экранирования, другие настаивали на ''психоакустических вмешательствах''. Кто-то даже предложил использовать музыку Баха в специфичной 432-герцовой настройке. К делу это имело примерно столько же отношения, как полировка гроба к воскресению покойника.

Пора валить, подумал Максим.

Он уже начал прощупывать почву. Координаты секретной колонии, пароль для опознавания у него были, заучил наизусть, а после избавился от носителя информации. Директор АСИ, старый лис, дал их неофициально, ещё тогда. Не верил в успех с Обелисками. Легендарный объект вне юрисдикции EarthGov. Место, где можно отсидеться или начать всё сначала.

Но для бегства нужен повод.

И спутники. И женщина, которой доверяешь спину.

Он вздохнул, глядя, как внизу начался очередной ''ритуал'': пять добровольцев в белых халатах с вышитыми символами двигаются по кругу, напевая древний гимн племени хопи. Одна из участниц читает текст с таблета — в двадцать шестом веке архаика идёт рука об руку с технологиями. Ни один из датчиков не зафиксировал изменений излучения. Осколок Маркера оставался стабилен, молчалив и равнодушен.

Максим вышел из помещения. На экране его браслета мигало срочное уведомление: ''Брифинг по Красному Обелиску. Начало в 17:00. Офис заместителя директора АСИ Мари Равель. ''

-Чёрт... — пробормотал он. -Они правда решили его и тут строить...

Конференц-зал лабораторного блока напоминал маленький амфитеатр. На экране крутилась голограмма Красного Обелиска в разрезе: ось из редкоземельных металлов, шесть модулей с наноструктурной памятью, система пассивного охлаждения, интеграция с ядром ''Икара'' через тройной фильтр для обработки сигналов. Всё красиво, всё продумано. Всё до боли знакомо.

— Итак, -заговорила Мари Равель, скрестив руки на груди. — Мы вынуждены признать: фрагмент Черного Маркера не дает нужного эффекта. За полгода нам удалось снизить активность зараженной материи лишь на двадцать процентов. И это предел. Даже с учетом всех ритуальных практик.

-Тибетские монахи будут разочарованы, — пробормотал Максим, крутя в пальцах старую ручку. — И я тоже. Я рассчитывал хотя бы на апокалипсис с душой.

Никто не рассмеялся. Даже Рашид молча листала планшет. Напряжение в зале можно было резать ножом.

-Поэтому, — продолжала замдиректора, игнорируя реплику. -Мы приступаем к строительству Красного Маркера. Проект одобрен директоратом. Протокол ''Красный-0'' приведён в действие. Нам выделили материалы, доступ к квантовому литографу и зеленый свет на интеграцию артефакта с ''Локусом''. Как вы знаете, такие же установки монтируются в крупных мегаполисах Земли и на ключевых колониях.

Максим хмыкнул:

-Потрясающе. Цивилизация в шаге от вымирания, и что мы делаем? Строим Красные Обелиски, как в последний раз. Симметрично, красиво, под линеечку, а главное — знакомо. Чтобы все дохли по инструкции.

Равель скользнула по нему взглядом, но промолчал. Остальные тоже делали вид, что не услышали. Только Рашид устало закрыла глаза.

-Установка займет три месяца, — продолжала Мари. — Параллельно мы переводим все эксперименты в новый режим. Максим, ты будешь участвовать в этапе стабилизации.

-Как мило, — язвительно сказал он. — Меня не спрашивают, хочу ли я лезть в пасть очередной версии технологического Сатаны, зато дают красивую роль. В следующем акте я станцую ламбаду на костях разрабов.

Равель посмотрела на него с той самой холодной французской вежливостью, что обычно предшествует подписанию смертного приговора.