Принцип подобия

— Целест... — протянула руку и коснулась — шеи, мокрой от постоянно текущей слюны, подбородка и израненного лица.

Горячечные пальцы. Пахнут цветочно — всеми цветами, что встречали в холле, на лестнице, гнили вместе с трупами.

— Что? Урод. Извини, какой уж...

— Целест, — повторила она, бережно осязая каждый выступ коллоидного шрама, поблескивающие зубы, кость возле опустелой глазницы. Она рванулась и обняла его, тесно, тепло и одуряюще-нежно; захлебываясь рыданиями и сбивчивым шепотом:

— Целест. Прости меня. Пожалуйста, прости меня.

Он не двигался.

Амбивалент. Убийца. Древние книги — вспомни их, Голод, Чума, Война и Смерть — целых четверо. Их успешно заменил один. Девочка с лунным взглядом, которая так скучала по нему.

Целест погладил смоляные волосы, задев обкусанным указательным пальцем заколку. Удобный момент — бей, но лезвия торчали так же бессмысленно, как заголенные кости правой половины лица. Вербена плакала, а он пытался утешить.

У нее остро выпирают лопатки, а сердце стучит часто-часто.

— Не плачь. Ладно? Ну не плачь.

Отстранилась так же резко, как забирала в объятия.

— Целест. Я звала тебя. Я ждала тебя.

"Знаю", кивнул он, вспоминая котлован гниющих мертвецов — бескрайнее море червивой плоти; Элоизу с закрытыми глазами (и тоже этот чертов цветочный запах!), мать-плакальщицу, огонь и границу, бледного призрака-Рони, рассеявшегося в темноте и Горация с щупальцами. Декстру, ставшую красно-черной губкой и плесневую пленку на зрачках Ависа — тоже.

Амбивалент. Враг. Клятва.

Уничтожить.

Тонко рвалась кожа на костяшках, но Целесту хотелось скорее спрятать руку — прости, не про тебя. А может, проткнуть висок, солнечное сплетение, уютную ямочку под подбородком — после того, как Вербена была сверху, Целест прикасался губами к такому невинному и интимному месту.

Вербена дотронулась до лезвий, промолчала и, аккуратно миновав коричневатые от капель яда, шипы сжала ладонь. Потянула и толкнула в кресло, на ногах удержаться не удалось. Целест плюхнулся в уютную плюшевую сердцевину. "Здесь умер мой отец", подумал он, но следов крови не осталось.

Только уют и персики.

— Вербена, я...

"Пришел убить тебя? Отомстить? Поклялся ликвидировать Амбивалента? Просто хочу спросить, какого дьявола ты взбесилась и прихлопнула Мир Восстановленный, как назойливого комара?"

Вербена устроилась на подлокотнике — много ли места надо хрупкой девочке-подростку, даже если она всадник Апокалипсиса? — ерошила взлохмаченные и не слишком чистые волосы Целеста, закрывала единственный глаз, будто играя в жмурки, и улыбалась, когда он щекотал мякоть ладони ресницами.

Она поцеловала его.

— Позже. Ты ничего не ел больше суток, верно?

Целест пожал плечами. Как будто это имело значение. Я ведь уже мертв, потому что Амбивалент не пощадит никого...

Вербена протянула кусок хлеба, слегка тронутого черствинкой и золотистый, как маленькое солнце, персик. Бокал вина она держала двумя пальцами — средним и указательным. "Осторожно. Прольешь", — едва не предупредил Целест.

"...какого черта я делаю".

— Просто сидишь здесь. Со мной, — ответила Вербена.

"Ах да. Телепатия прилагается", — он кивнул, и зажмурился, когда Вербена прильнула, по-кошачьи потерлась о грудь и уткнулась носом в затылок. Нужно действовать, но Целест ничего не мог придумать, поэтому грыз персик, хрупал жестковатым хлебом, только теперь ощущая голод — и правда, больше суток не ел; Вербена протянула бокал с вином, не отдавая. Пей из моих рук.

Почему бы и нет?

Светлые глаза дрожали то ли от каких-то оставшихся, невыплаканных слез, то ли оттого что расплывались жирными белыми сгустками свечные огарки. Скоро догорят, и комната погрузится в темноту. Электричества в Виндикаре давно нет. Виндикар — мертвый город, разрушенный Амбивалентом.

А вино сладковато-терпко на вкус.

Ударило в голову с полглотка — много ли надо полубольному измученному Магниту? Целест сжал запястья Вербены.

— Почему, черт возьми? Ты же...

"Прелестная танцовщица, богиня Виндикара... боги порой жестоки, но чем провинился Виндикар?"

Вербена болтала длинными ногами. Она босая, у нее миниатюрные ступни — ребенка, не взрослой женщины. Седина возле заколки чужеродна, словно накрасилась маминой краской, нацепила "взрослое" платье и украшение. Встряхнуть бы ее, да...

"Я хотел уйти. С тобой, и еще Рони захватить, но вообще-то — с тобой. Зачем тебе этот Виндикар, зачем мир-то уничтожать?"

— Времени мало, — Вербена вздохнула. Целест дожевал и хлеб, и персик; она сползла с подлокотника к нему на колени. Теребила мочку уха и щекотала растрепанными волосами. Заколка поблескивала — однотонно с глазами, словно каменный цветок тоже хотел плакать, вместе с хозяйкой.

— Я расскажу все. Ты ведь пришел за этим? — она вновь дотронулась до лезвий. — Я расскажу, Целест. Хотя сама всего не знаю...

По потолку бегали тени. Теплое дыхание пахло виноградом и персиком. К черту рассказы — бросим все и все-таки уйдем, лично мне плевать, что ты Амбивалент, да хоть сама смерть с косой.

Лезвия по-прежнему торчали. Целест вогнал их в кресло.

— Да. Я Амбивалент.

Будто выплюнула, да не слюну, а что-то горькое или гадкое, вроде мокрицы. Вербена шмыгнула носом, прежде чем продолжить:

— Они меня так называют. И назвали давным-давно, еще до моего рождения... это все ученые, дешифраторам мозги запудрили, а те уже вам. Ученые и хранители Архива.

— Главного Архива? — уточнил Целест.

— Ну да. Иерусалимский Архив, — заученно проговорила Вербена, и предупреждая лишний вопрос:

— Это место моего рождения. Мои первые слова.

— Ты никогда не рассказывала, где родилась, — прозвучало упреком.

— Я не помнила. Правда. Не торопись, Целест, у нас мало времени, но рассказать я должна все по-порядку.

Мало времени. Боковым зрением отмечал, как тлеют и корчатся в агонии фитили, мокрый воск пачкает стеклянный стол, застывает непрозрачной лужицей. Мало времени... почему?

Рано.

Время можно использовать по-разному. Темно-розовые губы и прерывистое дыхание. К черту древние истории, мне хватило вымороженного подвала и железного получеловека, который потребовал платой смерть. У меня вырезали лицо, но не тело, едва не прошептал Целест, однако Вербена продолжила, и он проглотил наваждение.

— Вы, Орден Гомеопатов и Магниты, считались единственным средством против эпидемии. Уничтожать одержимых, исцелять подобное подобным... только это не лечение, Целест. Это просто убийство.

"Ты говоришь об убийствах?" — но не спорил, пожал плечами и кивнул.

— А еще задумайся, почему знания Архива — запретны, почему контрабандисты выцепляли книги и диски по одному, почему Архив спрятан под землей? Что можно прятать? Рецепты изготовления оружия? Наркотиков? Разве Мир Восстановленный не... восстановил все это? Что на самом деле они прятали столько лет?

В таких случаях полагалось знать ответ. Целест догадывался, хотя и не складывалось немного.

— Тебя... но тебе восемнадцать. Или ты впрямь вечно юная богиня? — он засмеялся, раззявив обезображенную челюсть; в зеркале бара мелькнуло отражение — вроде пиратского символа, "Веселого Роджера". Целест решил смотреть на Вербену. Более приятное зрелище.

Она рассмеялась тоже.

— Лекарство от эпидемии. Его изобрели давным-давно. Гораздо раньше, чем появились Магниты.

Пустую глазницу тихонько дергало. Боль расплывалась куда-то вглубь, гематомным пятном. Целест потер лоб, а затем теснее прижал Вербену. Ее тепло успокаивало:

— Не понимаю. Извини.

— Не понимаешь — чего? Почему не воспользовались лекарством? А разве толстяк и бой-баба, — Вербена фыркнула, — недостаточно объяснили? Власть Магнитов, людей со сверхспособностями — страшно. Но Магнитов-то мало, всего тысяч десять на Виндикар, все города и Пределы...

Она запнулась.

"Было", — уточнил Целест. До того, как ты поубивала большинство.

— ...а представь, если бы каждый стал... таким. Амбивалент — панацея. Подобное подобным, по вашему принципу, только не уничтожение, — она вырвалась из объятий и взмахнула руками, точно собираясь взлететь.

— Не уничтожение. Пробуждение.

Головная боль закралась за уши, теперь пилила шею. Целесту чудилось, будто взвалили целый валун, скалу, размером с Цитадель — или все ее развалины. Пробуждение... панацея. Вербене не идет быть умной. Нет, серьезно. Она милая девочка и универсальный убийца, но не...

— Чужие слова, — перехватила, видимо, мысль и обиженно надула губы. — Ладно, я сама не сразу поняла. Только ты уж дослушай...

"Мало времени", — огарки пузырились. Огонь захлебывался белым жиром.

— Оно в моей памяти. Как... у человека-машины.

Вербена дернулась, хлестнув Целеста по губам и шее волосами, и заговорила низким ровным голосом:

— Проект "Альфа": кодовое название "Амбивалент". Универсален. Заморожен. Эпидемия продолжается. Разработан проект "Бета": пожиратели. Поглощение чужой силы (пометка: силы зараженных, именуемых здесь и далее "одержимыми") без наличия собственной. Предрасположенность только к одному виду атаки: физической либо психической. Пометка: проект запущен. Генетическое вмешательство: проведено. Ген: рецессивный, с проявлением в одном случае из двадцати тысяч. Дополнительные примечание: легенда о самозарождении, разработка философской базы. Разработано: Орден Гомеопатов. Название "пожиратели" не годится: негативное восприятие. Принять наименование: Магниты.

— Твою мать.

Не выдержал, заорал. Шуточки Амбивалента, смерть — как скучно. Сладкий десерт на последок, с объятиями, поцелуями и подражанием уроду из мерзлого подвала.

Целест ненавидел Вербену.

Выхватил лезвия из плюшевой массы кресла — свистнуло протяжно, подстреленной птицей.

Остановился.

Тонкая струйка крови текла по ключицам Вербены. Убил? Смертельное ранение? Ха-ха, я подловил (панацею) Амбивалента, я (пожиратель) спас мир... во второй раз...

Вербена осторожно вернула его руку на место. Укоризненно мок рваный кошачий порез, неглубокий, но болезненный — наверняка болезненный. Хорошо, яд весь в плюше остался.

— Прости, — сказал Целест.

Поцеловала, будто клюнула.

— Ничего. Я понимаю. Мне тоже было нелегко это все... вспоминать.

— Слушай. Так получается, Магниты никакие не... то есть, мы вот высасываем одержимых, верно?

— Именно так, — Вербена смотрела куда-то в сторону. На закрытую дверь Элоизиной комнаты, закрытой наглухо, как заколоченный гроб. Недоставало гвоздей и лаковой черноты.

— Вот черт.

Целест хмыкнул.

— Я гребаный упырь. Не хочешь загнать мне осиновый кол в сердце? — еще один обрывок древних легенд. В конце концов, Мир Восстановленный всегда был продолжением мира-до-эпидемии и безраздельно тосковал по нему.

От близости Вербены бросало в жар. Или от каши в голове, кипящей и булькающей каши. Лезвия зачем-то... кстати.

— Но кто ты, Вербена?

— Амбивалент. Мой отец создал меня втайне от остальных хранителей Архива. Вот только слишком поздно понял вторую причину, по которой проект "Амбивалент" заморозили, а во всех записях обозначили как опасный. Не только из страха перед пробужденными — сверхлюдьми. Я оказалась слишком сильной.

— То есть? — от головной боли мир рассеивался в древесную труху. Кое-где мелькали блики — свечи, бокалы, хлебные крошки. Персиковая косточка на краю стола напоминала крохотное сердце. Из-под двери комнаты Элоизы сыпались комья земли, будто мечтал оттуда выбраться беспокойный мертвец.

"Еще один упырь", отсутствующе подумал Целест. Не смешно.

— Слишком сильной. Я могу все — как воин, как мистик... но пробуждать по-настоящему — нет. Только превращать людей в своих рабов, в "разумных одержимых". Отец едва не застрелился, когда понял это.

— А.

"Что говорил человек из стали? Невозможно уничтожить? Всемирное зло? Враг? Недурно постарался. Как его звали? Пеней? Точно, и Дафна, прелестная нимфа..."

— Отец стер мне память и научил танцевать. Мы бродили по Пределам и городам, может быть, скрывались от хранителей Архива, — не знаю. Десять лет он искал средство исправить то, что создал...

Вербена наклонилась близко-близко. Тронула языком заголенные зубы и дыру в щеке — осторожно, чтобы не поранить. Целест зажмурился, отвечая на поцелуй.

— Он нашел его.

— Что-нибудь гадкое? — блеклая попытка пошутить. Целест угловато улыбнулся: извини, меня огрели мешком по черепу. Не в лучшей форме.

— Ты мог бы догадаться. Ты же из Ордена Гомеопатов. Принцип подобия, — в тот момент погасла одна из свечей, а вторая задрожала, как эпилептик в припадке. Вербена тоже мелькала, тенью с лунными глазами, нечеловеческая красота.

— Магниты. Вы.

Целест рванул кресло. Поролоновая мякоть вывалилась бледно-желтыми комьями. Целест рванулся прочь, отталкивая Вербену — прости, я не могу больше, — к окну, за которым темнота собиралась по капле, словно дождевая вода в специально оставленной посуде. Распахнул окно, изгоняя запах воска. С улицы пахнуло дождем.

— К чертям.

"Не хочу знать. Не хочу".

— ...Объясни мне, Вербена, почему ты убивала? Почему убила собственного отца, пробуждала... — слово было терпковато-сладким, как давешнее вино, только на языке свернулось в уксус, — разумных одержимых, разгромила Цитадель? Элоизу — за что? Магнитов? Винсента, Тао, Ависа, Декстру... че-ерт! В Пестром Квартале целая яма мертвецов. А Тао сжег себя, уничтожая тех, кого ты держала здесь. Я не хочу знать остальное. Ответь: почему.

Ливень выхлестнулся из неба. Бил тяжелыми летними каплями, заставляя волосы Целеста потемнеть до каштановых. Он дышал свежестью, раздувая ноздри — единственную ноздрю.

Вербена жалась к креслу. Похожа на кошку, которую пинком прогнали, — Целест почувствовал себя последним мерзавцем. Амбивалент — не оправдание. Она девчонка... и *его* Вербена.

— Я ничего не помнила, Целест. Честно. Ничегошеньки. Я не прикидывалась, и не играла с вами... то есть, теперь понимаю, для чего отец привел меня в Виндикар. Но у него ничего не получилось. Потому что я была слишком сильная, без памяти и силу контролировать не могла. Вот так я и убила его. А потом... я жила, как обычный человек, и была обычным человеком. Меня даже тесты ведь не "выявляли"...

Вербена сорвалась на рыдания как-то внезапно и тихо. Целеста словно хлестнули — мокрой тряпкой, по шраму и дыре в глазнице.

— Прости, — оторвался от улицы и дождя. Вернулся. Обнял, конечно, любая ссора заканчивается примирением, даже если уничтожен целый город.

— Я вспомнила в тот день, когда...

Не договорила. Но — куда понятнее, урод в зеркале скалился безумной пустотой, а внутри что-то дергалось и кровоточило, будто тысячу скрепок прямо под сердце вогнали. Целест сполз на колени.

— Прости. Прости меня.

— Я пыталась! Пыталась сдерживать! Я наказала только тех, кто... и то — не всех, толстяка и бой-бабу, и тех, кто лыбился, пока тебя уродовали... А потом спряталась здесь... Но я не могла больше удерживать силу. Я уже была — Амбивалентом.