— Ну ты и скажешь, жена, — Грегор усмехнулся. — У нее две работницы, пятеро работников, а она оказывается "одна с хозяйством управляется".
— Так за ними пригляд постоянный нужен, а на мне еще Николка, да и третий кто, может, даст Бог, появится... уж больно мне последнее время по утрам неможется.
— Дай-то Бог, — согласно кивнул Грегор, — может девочка теперь будет. Я знаю, ты о дочке все мечтаешь. Может, поэтому сиротку и пожалела, и оставить предлагаешь. В общем, я тоже не против, мне кажется, неплохая девочка, так что пусть остается, коль по душе тебе. Я и деньги ей готов платить, если помогать тебе станет. Глядишь, так и на приданое себе скопит.
— Вот и хорошо, — улыбнулась ему Римма, — пойдем скажем ей об этом.
Вернувшись в обеденную комнату, Грегор заметил, что Алина, пододвинув свой стул поближе к стулу Николки, что-то рассказывает ему, и пользуясь тем, что тот, раскрыв рот, с восторгом слушает ее, ложку за ложкой докармливает ему все, что лежит у него в тарелке. Заметив их, девочка напряженно выпрямилась и замерла.
— Я говорил ей, чтоб не кормила Николку с ложки, что он сам должен есть, но она не стала слушать, — тут же сообщил им Арни, с усмешкой глядя на девочку.
Та потупила глаза и тихо проговорила: — Я лишь немного помогла ему, а то он баловался с едой...
— Вот и хорошо, спасибо, — заулыбалась ей Римма. — Значит, сейчас все вместе чай пить будем, а то у нас с Николкой вечные проблемы... Все уж чай пьют, а он никак суп не доест.
— Да, будем чай пить вмести, — радостно закивал Николка, а потом повернулся к Алине. — А ты пло волка далеше рассказаишь?
— Мам, ты же всегда говорила, что он сам должен есть, и что сказки за столом не рассказывают, — Арни с укором посмотрел на мать.
— Ну от одного раза он есть не разучится, — улыбнулась та, а потом повернулась к Николке, — а вот сказки мы больше рассказывать не будем, ни про волка, ни про зайца, зато мы сейчас все вместе чай пить будем с пирогом, — она принялась расставлять чашки на столе.
— С пилогом я люблю, — заулыбался Николка, — мине самый болишой кусок дай.
— Дам, обязательно дам, — Римма разрезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам.
— Если можно, Вы мне не кладите пирог, пожалуйста, — тихо проговорила Алина, — я просто так чай попью. Я наелась уже.
— Ты стесняешься или действительно наелась? — Римма испытующе посмотрела на нее.
— Действительно наелась, спасибо.
— Что ж, жаль, конечно, что ты пирог не попробуешь, но может в другой раз, — Римма села и взяла чашку с чаем. — Ты хоть сахар себе в чай положи. Что пустой-то пить?
— Я не пью чай с сахаром, — качнула головой девочка, — с сахаром вкус чая теряется. А чай у Вас очень вкусный, Вы в него и мяту, и душицу добавляете. Мне такой нравится.
Она допила чай и отставила чашку: — Благодарю Вас. Все было очень вкусно. Спаси вас Господи, — она поднялась из-за стола. — Пойду я, если позволите.
— Не торопись, Алина, сядь, — обратился к ней Грегор. — У меня разговор к тебе. Вернее даже не разговор, а предложение. Выслушай, пожалуйста, потом подумай и ответь. Хорошо?
— Хорошо, — Алина опустилась на стул. — Я слушаю.
— Я хочу предложить тебе остаться у нас.
— Остаться у нас? — перебил отца Арни, от удивления даже привстав со стула.
— Помолчи, сын! — резко одернул его тот. — Тебе никто говорить не позволял. Сиди и чай пей, а коли допил, иди погуляй, и в разговоры старших не лезь!
— Да она ничуть не старше меня... — обиженно проговорил Арни.
— Я сказал тебе: помолчи! Еще хоть слово услышу, накажу! — Грегор грозно посмотрел на сына, а потом вновь повернулся к Алине. — Так вот, я хочу тебе предложить остаться. Будешь за Малышом своим ухаживать, да жене моей по хозяйству помогать. Не бесплатно, конечно. Я жалованье тебе положу. Не очень большое, половину жалованья работниц, но и дел у тебя будет не так много, к тому же кормить, поить и одевать тебя полностью будем. А не понравится что, всегда уйти сможешь... Так что соглашайся.
— Что Вы... Мне нельзя... нельзя наниматься на работу, никак нельзя, — девочка испуганно замотала головой.
— Почему нельзя? — удивленно переспросил Грегор.
— Нельзя, никак нельзя... — упрямо повторила она, ничего не поясняя.
— Но ведь, как я понял, Малыша своего ты не бросишь, и даже если я отдам его тебе, идти с ним тебе все равно некуда.
— А Вы можете мне его отдать? — в глазах девочки загорелась надежда.
— Нет, не могу, хотя бы потому, что знаю, что ты останешься с ним бесприютной.
— Я в монастырь с ним вернусь, — тихо проговорила девочка, — отец-настоятель вернется и примет меня с ним.
— А ты уверена, что примет? Ты видела когда-нибудь, чтоб монахи один против воли другого шли? Ты уверена, что игумен тебя послушает, а не ту монахиню, что мне пса твоего отдала?
Алина задумчиво склонила голову, явно что-то припоминая, потом тихо проговорила: — Возможно, Вы и правы, только мне все равно нельзя наниматься к вам на работу.
— Хорошо, не нанимайся, — вступила в разговор Римма, — поживи просто у нас... как гостья, поживи. Сможешь помочь, хорошо, а не захочешь, и спросу с тебя никакого нет. Да и не понравится что, уйти всегда сможешь.
— Хорошо, — девочка кивнула, — так я могу. Спаси вас Господи за доброту вашу.
— Вот и хорошо, — кивнула Римма, — пойдем, я тебе покажу, где ночевать будешь.
Прошло несколько дней. Грегор не мог нарадоваться на пса, который с появлением девочки ожил и с удовольствием взял на себя обязанности сторожа, да и на саму девочку. Она была тихой, спокойной, очень доброжелательной и старалась всем и всегда помочь. Римма попросила ее присматривать за Николкой. И она с явным удовольствием присматривала за ним, играла с ним, рассказывала ему сказки и притчи, причем такие что, ненароком услышавший их Грегор, сам заинтересованно остановился послушать и не ушел, пока не дослушал до конца. Николка был в восторге от девочки, имя Алина не сходило у него с уст. Теперь он соглашался спать, лишь если укладывала его она, а есть, лишь если она сидела рядом.
— По-моему не прогадали мы, что девчонку оставили, — с улыбкой обратился Грегор к жене перед ужином.
— Не то слово, — Римма усмехнулась, — не девочка, а клад. Меня лишь смущает, что от денег отказалась она.
— Ничего. Не хочет брать деньги, подарок какой-нибудь подарим, платье, например, справим новое или еще что...
— Про платье и не знаю, согласится ли... своеобразная она очень, Грегор. Я тут вчера предложила ей какое-нибудь из моих платьев для нее перешить. Нехорошо, — говорю, — что ты прям, как монашка ходишь, ведь ты сейчас не в монастыре. Выбирай любое, какое нравится. Так она аж с лица спала. "Нельзя мне" — говорит, потом видит, что расстроилась я, взяла за руку, в глаза заглядывает и так жалобно: "Вы только не обижайтесь Христа ради. Я не потому что побрезговала, мне, правда, нельзя". А почему нельзя ничего не говорит.
— Ну не хочет другое, такое же ей сошьем, только новое. Будет у нее два. Не расстраивайся. Запугали, наверное, в монастыре девочку, вот и отказывается она от всего. А поживет с нами и наладится все.
В это время в дом вбежал Николка.
— Мам, — жалобно захныкал он, — скажи Ални, чтоб не обижал Алину, она холосая... а он столкнул ее в кучу навоза и кличит, что она глязная побилушка и должна там сидеть или идти в монастыль... и еще лепьями кидается в ее. И в меня попал. Во... — он показал на застрявший у него в голове репейник.
— Да что же это такое! — всплеснула руками Римма, — Да как он смеет такое вытворять? Грегор, да как же это?
— Побудь тут и Николку с собой оставь. Я разберусь.
Грегор вышел во двор и зашел за хлев, где держали скотину. Именно там работники складывали навоз, перед тем как вывезти его на поле. Однако Алины нигде видно не было. Лишь у дальнего конца хлева стоял Арни.
— Где Алина? — спросил у него Грегор.
— Сбежала ваша нищенка, — усмехнулся тот.
— А ну иди сюда!
— Это зачем? — Арни вместо того, чтобы подойти к отцу попятился еще дальше от него.
— Я бегать за тобой не буду, — грозно проговорил Грегор, — или сам подойдешь или вообще прочь со двора ступай.
— Ну подошел, — Арни несмело приблизился к отцу.
— Это правда, что ты столкнул девочку в навоз?
— Больно надо мне ее толкать. Она сама упала, — хмыкнул Арни.
— А ты ей упасть не помог часом?
— Говорю же: больно надо мне то...
— Судя по твоему поведению надо. Зачем никак не пойму, но видно зачем-то надо, раз делаешь.
— Да не трогал я ее.
— А Николка говорит, что трогал.
— Что он понимает. Мал он еще, вот и говорит ерунду.
— И ты не кричал, что она грязная побирушка и должна сидеть в навозе или идти в монастырь? И репьями в нее не кидался?
— Ну кричал, и что с того? Смешно же, что она в навозе перепачкалась. Ну и репьями пару раз кинул... Ну и что?
— А то, что тебе сейчас еще смешнее будет, потому что ты сейчас же спустишь штаны, — расстегивая и снимая с себя ремень, проговорил Грегор.
— За что, пап?
— А вот выпорю, может и поймешь за что, — хмуро ответил он.
Отпустив сына, Грегор мрачно спросил:
— Понял за что, или продолжить?
— Понял, — глотая слезы и всхлипывая, проговорил Арни.
— Не будешь больше обижать девочку?
— Не буду.
— Тогда иди разыщи ее. Найдешь, извинишься и попросишь вернуться.
— Я не пойду ее разыскивать. Я не знаю, куда она пошла и где ее монастырь.
— Хорошо, девочку разыщу я, а ты извинишься и попросишь у нее прощения.
— Извиняться перед этой нищенкой я не буду! Можешь продолжать пороть, я не буду просить у нее прощения!
— Ах так? — Грегор схватил сына за ухо. — Не будешь, значит? Тогда я тебя сейчас посажу в подвал, и будешь ты там сидеть без еды, пока не извинишься. Понял?
— Сажай. Все равно не извинюсь, — упрямо заявил сын.
— Что ж, значит, сидеть там будешь, пока не образумишься.
Грегор, держа его за ухо, отвел в подвал и запер там.
Потом он зашел в дом, рассказал жене, что наказал Арни, и предупредил, чтоб она не смела давать ему еды, пока тот не извинится перед девочкой.
— Неужто отказался извиняться? — Римма сокрушенно покачала головой. — Тогда правильно, пусть голодный посидит, быстрее образумится, нельзя так себя вести. Алина-то куда ушла, он не сказал?
— Далеко все равно не уйдет от пса своего, — усмехнулся Грегор, — пойду пройдусь по округе, наверняка, где-нибудь сидит, плачет.
— Ты скажи ей, что по глупости это он, мал еще, вот и куролесит...
— Она его что ль намного больше? Ведь ровесники они, поди.
— Девочке видать, много хлебнуть пришлось, вот и повзрослела рано, — печально сказала Римма. — Нашел бы ты ее, право, поскорее, а то уж больно нехорошо вышло.
В это время дверь тихонько раскрылась и на пороге показалась Алина. Она несмело замерла у входа, а потом негромко спросила:
— Римма, Вы не дадите мне расческу, пожалуйста?
— Да, конечно, Алина. Сейчас принесу. А где ты была? Мы уж думали, сбежала ты. Идти искать тебя хотели.
— Я на речку ходила, — еще тише проговорила девочка. — Вы сердитесь, что разрешения не спросила? Извините, в следующий раз спрошу, — она потупилась.
— Да не сердимся мы, мы знаем, что Арни обидел тебя. Ты не сердись на него, он глупый еще, — Римма подошла к ней. — Ой, да ты волосы все мокрые и с репьями в косу заплела... Господи, — она взяла ее за рукав платья, — да и платье у тебя все мокрое. Стирала его на речке что ли? А ну пошли, причешу тебя и переодеться тебе что-нибудь найду.
— Не надо, — Алина испуганно попятилась. — Вы мне только расческу дайте... а платье почти высохло у меня, не надо.
— Ничего себе высохло... с него не капает только. Пошли, и не спорь, ишь удумала в мокром платье ходить. Хорошо еще погода жаркая, а то ведь и простудиться так недолго.
Римма решительно взяла ее за руку и повела в свою комнату. Там она, не слушая никаких возражений, заставила девочку переодеться в свое платье, а потом расчесала ей волосы и выбрала из них все репьи.
— Ну вот, теперь совсем другое дело, — проговорила она, удовлетворенно рассматривая девочку. — Вот теперь и ужинать можно идти.
Сев за стол и прочтя вместе со всеми молитву, Алина удивленно посмотрела на Римму, и тихо спросила: — А Арни где? Почему он не пришел ужинать?
— Наказан, — не вдаваясь в подробности, ответила та.
— Папа выполол его и в подвал посадил, — хитро усмехнувшись, пояснил Николка, — Папа сказал, он тепель вообще есть не будит, пока не облазумится.
Алина отодвинула стул, встала и в упор посмотрела на Грегора: — Это из-за меня, да? Пожалуйста, выпустите его. Он же просто не знал кто я, поэтому так себя вел... — она судорожно сглотнула и продолжила: — Он думает, я дармоедка и нарочно все придумала, чтоб жить у вас и вы меня кормили... Ему необходимо объяснить, что я не такая и все... Не надо его так наказывать, пожалуйста.
— Алина, сядь, — Грегор строго посмотрел на нее, — с собственным сыном я разберусь сам.
— Это, конечно, Ваше право, — Алина упрямо нахмурилась, — но это жестоко и вряд ли пойдет ему на пользу. К тому же его нельзя не кормить, он растет. Почему Вы не хотите по-хорошему поговорить с ним и все объяснить? Он не глупый, он должен все понять и так.
— Алина, сядь! Я все объяснил ему и попросил перед тобой извиниться, он этого делать не хочет. Так вот, пока он этого не сделает, он будет сидеть там, и пререкательств на эту тему я не потерплю. Поэтому сядь и ешь, не надо мне еще больше портить настроение, он уже и так испортил его достаточно.
Алина, угрюмо насупившись, села и молча принялась за еду. Поев и выпив чай, она поблагодарила и, подхватив Николку на руки, повернулась к Римме: — Я пойду поиграю с ним, а потом уложу его. Хорошо?
— Конечно, иди, спасибо, — кивнула та.
Алина с Николкой на руках вышла, а Римма обернулась к мужу:
— До чего странная девочка. Ее обидчика наказали, а она расстроилась.
— Да уж... — Грегор хмыкнул, — Я тоже такого не ожидал. Оказывается, она ушла платье стирать, а не потому что обиделась... — он поднялся. — Пойду, прикажу работникам завтра же с утра навоз на поле вывезти. Не дело, что за хлевом они его складывают.
Часа через два к Римме подошла Алина.
— Я уложила Николку, — тихо проговорила она, — он уснул.
— Вот и хорошо, — Римма ласково коснулась волос на ее виске, и поправила выбившийся локон. — Спасибо тебе.
— Я могу забрать свое платье?
— Я отдала, чтоб постирали его. Завтра вечером тебе его постиранным и отглаженным вернут.
— Зачем? Ведь я хорошо постирала его... — растерянно заметила Алина.
— Никто не спорит, что хорошо, только ты его стирала без мыла и в холодной воде. А тебе его выстирают в горячей и с мылом. Да не волнуйся ты так. Никуда не денется твое платье.
— Хорошо, спасибо за доброту Вашу, — Алина потупилась и тихо добавила: — А можно еще попросить Вас?
— Конечно. Что ты хочешь?
— А можно мне еще кусок хлеба с мясом попросить... — она еще ниже склонила голову.
