Словно подтверждая её слова, стоящее неподалёку древо, изжаренное пламенным порывом, всколыхнулось и с шумным вздохом осело в перевязь корней кучкой углей и сажы. В тот же миг сотни мелких белёсых корешков оголодавшими червями прыснули из-под натянутой коры соседних древ и спешно растащили нехитрые останки погибшего собрата под землю. Мгновенье и об человекоподобном исполине напоминало лишь несколько безвольно болтавшихся веток, намертво застрявших в туго сплетённой кроне. Девушки с поразительной синхронностью переглянулись и невольно сглотнули.
— Давай, вернёмся к нашим самоходным доспехам, — прохрипела Алеандр, прикидывая жрут ли друг друга всё это время тесносплетённые корни деревьев и понравится ли им животная пища. — Если их ещё не сожрали аборигены...
Признаться, Танка с большим трудом представляла где в ряду совершенно одинаковых обгоредых канибалов может находится их подвижный боевой товариш. Идя вперёд исключительно наобум, она как-то упустила из виду то, что им придётся возвращатся. От неминуемой расправы, что непременно бы устроила над горе-проводником раздраконенная травница, духовника спасло эхо.
— Недолёт! — пронёсся меж стволов зычный мужской голос, достигнув чародеек лишь самой кромкой звука.
В густой тишине этот крик казался раскалённым ножом, что топит вязкое беззвучие. Казалось, сдвинься в сторону хоть на шаг и он уже не сможет достигнуть тебя, затерявшись в неощутимой жиже. Девушки неверяще застыли, боясь столкнуться с коварной галлюцинацией.
-Ты опять проспорил, — голос слаб и затухал в мёртвой чаще.
Валент невольно поддалась следом за ним, как зачарованная живым звучаньем:
— Ты это слышала? Это же человек! Настоящий разумный человек! Мы спасены!
— Почему он не кричит громче!?! — громом пронёсся над головами низкий тяжёлый бас, больше подходящий дикому умбрану, чем человеку.
— Я бы так не обольщалась, — проворчала духовник, не привыкшая ожидать от людей хоть чего-то хорошего, особенно от тех, кто заставляет кого-то кричать.
— Лучше молчи, — сурово пресекла любые прирекания Валент и решительно двинулась в сторону источника звука, пиная тянушиеся навстречу жадные корешки.
Чаронит ничего не оставалось, как броситься следом, хотя внутреннее чутьё молчало настолько зловеще, что чародейка начала подозревать его в сговоре с злым роком.
— Повышение болевого порога — простейший трюк, — хрипло рассмеялся третий, чей голос, пусть и был слаб, звучал надменно и как-то ужасающе холодно.
Танке моментально расхотелось идти навстречу с его обладателем, но Алеандр, обнаружив простой подруги, спешно вернулась, вцепилась в бледную ладонь пятившейся назад девицы и поволокла следом, не обращая внимания на слабый протест блондинки.
— Поумничай мне ещё тут! — зарычал обладатель баса, раздражённо, зло и так раскатисто, что рядом с чародейками осыпалось стразу три дерева.
— А с идиотом интереснее разговаривать? — язвительно уточнил леденящий кровь голос.
Валент перешла на бег, боясь упустить говорившего за шумом собственного дыханья.
— Постой! — взмолиллась не поспевающая за ней духовник.
— Они сейчас подерутся, перестанут орать и мы потеряем единственный ориентир! — не оборачиваясь, бросила Эл и лишь ускорилась.
Не ожидавшая резкого ускорения, Яританна споткнулась об особенно высокий корень, и кубарем отлетела в сторону, утаскивая за собой и более лёгкую товарку. Оживившийся ковёр тут же рванулся навтречу, пытаясь вцепиться в горячую живую плоть, так удачно подвернувшуюся голодающим деревьям. В нежную кожу раскалёнными иглами впивались прыткие жгутики, ввинчивались, тянули, но непривычные к подвижной пище послушно отступали при движении тела, лишь для того, чтобы вцепиться снова в жестокой борьбе за выживание.
— Ах ты, падлюка! — смачно врезала кулаком наиболее доходному и толстому корню травница. — Я тебе покажу эволюцию в действии!
Валент, больше пришедшаяся по вкусу хищному корневищу, отбивалась с яростью, достойной берсерка. Сорвав с голых ног наиболее крепкие зацепки, она отчаянно вертелась, брыкалась, царапалась, уничтожая подспудно и менее брезгливые отростки, покусившиеся на некромантское тело.
— Тише! — вскрикнула вдруг духовник. — Замри! А теперь слушай!
— Ишь ты, какие мы храбрые! — глумливо восхитился обладатель первого голоса.
Теперь чужой разговор доносился без лишних помех и отзвуков пустынного эха, будто тёк меж деревьев не волнами, а точно направленными ручейками звуков, как может сочиться вода иль проникать энергетическая жила. Звучание было чистым, отчётливым, пусть и слегка отдалённым, выдавая расположёние говоривших с какой-то ювелирной чёткостью.
— А ещё есть чего бояться? — с каким-то удивлением, практически обидой, намеренно добавленными в интонацию, проговорил третий собеседник.
В звуках его голоса теперь можно было отчётливо уловить тщательно скрываемую боль, изнурение и повреждение лёгкого, как заметила Алеандр, возможно, даже сквозное. Становилось понятно, кто и кого именно здесь пытал, но это была далеко не та ясность, что может как-то успокоить двух потерявшихмя в Межмирье юных подмастерьев. Танка, к примеру, отчётливо поняла, что двигаться по звуковой жиле в мёртвом лесу нужно в обратном направлении и что сделать так ей никто не позволит.
— Борзой ублюдок выродился, — присвиснул басистый мужчина с неким уважением, правду настолько своеобразным и исключительно мужским, что девицы смогли разобрать только совершенно иррациональное одобрение. -Совсем авторитетов не признаёт. Предок его хоть и скот был, да место знал.
— Так-таки да? — мерзко уточнил истязаемый, и девушки с ужасающей отчётливостью смогли представить жуткую хищную ухмылку.
От таких улыбок, сладких и одновременно вызывающих озноб, хотелось нервно икнуть и осенить себя знаком Триликого, на всякий случай. Грозным мучителям она, судя по всему, тоже не пришлась по вкусу. Короткий, режущий по нервам мужской вскрик, перешёл в тихий стон и вскоре затих, оставляя после себя гнетущую тишину, чуть сдобренную надсадным больным дыханием. Боль не ушла, но человек справился с ней, подавив в себе из необъяснимого желания казаться сильнее.
Травница резко вскочила на ноги, одним махом обрывая всех присосавшихся древестных пиявок, вместе с частью сарафана и клоком волос. Девица была настроенна решительно: впереди моячили не просто живые люди, способные вывести из канибальского леса, а перспективный больной, который от оказываемой помощи отвертеться просто не сможет. Поняв, что призывы к разуму и осторожности бесполезны, Яританна поднялась следом и с тяжёлым вздохом поредупредила:
— Только идём тихо. Может быть, слышимость здесь повышенная в обе стороны.
— Думаешь спугнём? — уточнила Эл, всерьёз опасавшаяся опять отдаваться на милость духовницкому пространственному кретинизму.
Чаронит лишь выразительно закатила глаза и провела по шее мизинцем. Неизвестно, как именно расценила этот жест травница, но двигаться стала на порядок тише и осторожнее, редким оголодавшим отросткам, тянущимся к ногам, не грубила, мховые наросты не кляла и на медлительную подругу не шипела. Хотя сама Танка чудесами ловкости похвастаться не могла и шумела сразу за двоих, спотыкаясь о каждую невовремя поднявшуюся корягу и скользя слишком большими для себя ботинками на редких кочках свободной земли. Пусть за эдакое звуковое сопровождение и хотелось пристукнуть, оно неплохо перекрывало ставшие враз слишком отчётливыми звуки проводимой где-то поблизости пытки.
— Это даже не забавляет уже — с какой-то нелепой капризностью отметил обладатель густого баса, так и не добившись желаемого результата.
Сила его разочарования была так велика и основательна, что под звон отбрасываемых в сторону инструментов всколыхнувшийся энергетический фон выбил из жертвы ещё один стон. Коли болевой порог и в правду был столь высок, то последний удар принёс жертве немало страданий, и всё же это не добавило мучителям радости.
— Времени у нас вся Вселенная, — попытался утешить буйного товарища обладатель первого голоса, — что-нибудь придумается.
— Может, тогда признаете, что проиграли? — сквозь странное и очень настораживающее сипение внёс своё предложнение истязаемый, при этом тон его был таким деловым и язвительным, что добить захотелось даже неавольным слушательницам.
Не понравилась эдакая распущенность и его, скажем так, собеседникам. Двигаясь вдоль звуковой аномалии, девицы могли наблюдать, как от рыка, лишь подтверждающего идею с умбранами, начинают искриться и расходиться в ширь невидимые ранее трешины в пологе лесной тишины. Зрелище было настолько впечатляющим, что даже бойкая травница присмирила свой первичный порыв к общению, проникшись крутостью иномирного обитателя.
— Короли никогда не проигрывают! — яростно вскричал басовитый, только что ногами не затопал для большей острастки.
— Ну-ну, — снисходительно и от того ещё более мерзко пожурил его необычайно наглый для своего положения и состояния пленник, — они только сидят в своём простанственном кармане и злобно зыркают на живущих.
— Да я?!?
Яританна инстинктивно пригнулась, представляя, как над головой пролетает сгусток раскалённого пламени. Ничего подобного не произошло, что немало её озадачило и слегка огорчило. Не успевшая повторить манёвр Алеандр лишь неразборчиво икнула, словив на себя чужеродный импульс. Более чем скромный резерв рядовой травницы, никогда не отличавшийся крепостью или продуманной защитой, под силой и напором неизвестной энергии сжался неровным краем, поблек и выгнулся, изжавши ауру полой изогнутой руной. Названия той руне не сохранилос в древних свитках. Глядя на бледное с лёгкой прозеленью лицо боевого товарища, залёгшие меж бровей неприятные складки и пугающую синеву век, Яританна подумала, что называть чем-то подобным должны были явления противные и крайне злокозненные. А ещё она отметила, что Валент вряд ли смогла осознать произошедшее только что, разве что почувствовать на уровне эмоций и мыслей. Ни тех ни других лицо травницы увы не отображало. На попытки общаться жестами девушка сперва никак не реагировала, а после попыталась врезать в ухо, решив, что блондинка дразнится.
— О чём ты, выродок? — лениво, с чувством превосходства и благородной снисходительности уточнил первый голос, отвлекая девиц от назревающей потасовки.
— О проклятье вашем. Вы проиграли. Условия его нарушенны и силы больше нет.
Подвергаемый коллективным пыткам мужчина, определённо, был либо невероятно крут в плане самоконтроля, наглости и сногсшибающей гордыни, что проигнорировал прошлую реакцию, или весь гнев несдержанного палача пронёсся мимо, придясь на долю ни в чём не повинной чародейки. От греха подальше, Чаронит сразу утянула компаньонку вниз. И не ошиблась! В то же мгновенье волна отдачи пронеслась над головами, круша сгоревшие деревья и разщепляя взметнувшиеся за поживой белёсые жгутики пронырливых корешков.
— Да кто посмел? — орал не своим голосом мужчина, содрогая землю расходящейся на многие мили сковывающей волю аурой.
Алеандр Валент, пожалуй, впервые за время своей недолгой и весьма насыщенной в последнее недели жизни ощутила силу такой мощи, что цепкая и весьма упрямая сущность маленькой чародейки позорно капитулировала, сдавая бразды правления чужой воле. Перепуганная душа, стянутая в одну точку под хрупкой черепной коробкой, задёргалась пойманной в силок птицей, но тело, лишённое души и разума, закоченело фарфоровой куклой с блестяшей пустотой чуть влажных глаз.
— С ума сошла! — злобным шёпотом рявкнула Танка.
Хлёсткая пощёчина легла на неживую кожу сломленного тела, разгоняя по остановившемуся пульсу изкомканного резерва зыбь. Импульс, заданный некроманткой пронёсся по телу, обрывая сеть чужого воздействия и разом выгибая повреждённый резерв обратно. Пусть аура, повреждённая первой волной, и не восстановилось, а край резерва напоминал прокисший студень, Эл ощутила небывалое облегчение, только сейчас в полной мере прочувствовав, в какой опасности находилась и как тяжело будет восстановиться.
— Та-а-ан, — протянула она хрипло, глядя на подругу чуть осоловевшими, почти влюблёнными от притупления боли глазами.
— Вот только одержимой мне в компании для полного счастья не хватало! — проворчала не проникшаяся всей трогательностью момента Яританна. — Ползи давай. Быстрее умрём — раньше поднимут.
— Прям идеальная эпическая речовка, — разочарованно вздохнула травница и поползла следом, уже не проявляя нездорового энтузиазма от предстоящей встречи.
На поляне, что походила больше на фундамент рухнувшего святилища, так была плоска и геометрически выверена, за большим столом сидели двое мужчин в одежде старомодной настолько, что знакомые элементы на ней угадывались исключительно по урокам истории. Мужчины были коренасты, широкоплечи и достигали ростом метров трёх-четырёх, как можно было оценить из занимаемой чародейками позиции. Так что стол для них был действительно велик, почти огромен и запросто мог послужить крышей весьма просторного шалаша или землянки. Он словно вырастал напрямую из поверхности шероховатого тёмно-бурого камня, чуть подёрнутого длинными нитями вяло ползающей по округе сизой плесени. Она увивала крепкие грубоватые кресла прямо до высоких растрескавшихся спинок. Также густо пребывающая в постоянном движении мохристая субстанция опутывала и тонкий, причудливо изогнутый каменный штырь, расходящийся рядом зазубренных крюков, на которых извращённым штандартом чуть раскачивалось человеческое тело. Изорванная лентами рубашка открывала вид развороченной груди и впалого живота, где нити иномирной плесени уже успели жадно присосаться к свежим разрывам, побагровев и разбухнув. Некоторые жгуты их спускались по свободно висящим ногам, собирая редкие капли крови из прорех в истёртой ткани. Другие тянулись к разбитому лицу, уродливой паутиной затягивали его и искажали демонической маской. Казалось, в этом трупе, глумливо распятом на потеху сильнейшего, не оставалось места и капле жизни, а меж тем жизнь была. Она горела в светлых, почти прозрачных глазах и циничной кривой усмешке на тонких губах, искрилась по контуру покрывающих кожу витиеватых знаков, упрямо текла по венам такого хрупкого тела. Да, пойманный нечестивец и попиратель законов мирозданья жил с каким-то одержимым упрямством, но жалким потрёпанным видом годился в ряды умертвий, и лишь тяжёлый иссиня-чёрный плащ, чуть трепетавший на слабом поветрии был до неприличного гладким, чистым и торжественным. Не иначе, как и за этим скрывалась очередная хула для окружающих.
Одежды сидящих за столом гигантов были куда менее претенциозными. Некрашеное, сотканное грубо полотно рубах даже на вид казалось колючим; застиранными и грязными смотрелись широкие нелепые кушаки, сношенными остроносые сапоги и лишь кожаные обручи с вплетёнными самоцветами, клыками и металлическими пластинами, хоть сколь-нибудь впечатляли прихотливого зрителя. Впрочем, и здесь весь брутальный эффект портили стриженные полукругом волосы и длинные височные цепи с костяными бирюльками. Один из великанов, седой и остроносый, неторопливо вдавил в стол опустевшую глиняную кружку, будто она всегда была частью каменной поверхности.
