— Я? — спокойно переспросила дыра. — Я — это ты.
— Да? — недоверчиво прищурился я. — А почему у меня лица нет?
— А зачем тебе оно? — вновь переспросила странная фигура. — Не в лице дело... Дело в том, — говорил он медленно и почти без интонаций, — что мы с тобой встретились...
— Ты — глюк, или мое бессознательное, или, может, ты волна? — поинтересовался я осторожно.
— Я, — ответило оно, — твой Зеркальный Двойник. У каждого есть свой Зеркальный Двойник: ведь весь мир — это сложная система зеркал. Я уж не говорю о Двойниках Третьего Порядка, о Полуторных Двойниках — это всего лишь частные проявления общей картины.
Я медленно кивнул. Мне казалось, что из черной дыры сквозит ледяным холодом. Я старался на нее не смотреть, но и не прятал глаз.
— Закурим? — предложил я, доставая смятую пачку. — Сигареты хоть и иллюзорные, но табак нормальный.
— Я не курю, — растягивая слова, произнесло оно.
Прозвучало это как приговор суда, но я и бровью не повел — чувствовал, что бояться его нельзя, иначе... А потом, как бы оно курило? Рта ведь у него нет...
— Ах да, — ответил я, прикурив, — я и забыл. Давненько мы не виделись.
— Да, — согласилось Нечто, — давно. Если тебе так будет проще, я — это просто анти-"ТЫ".
— Ну, я как-то так и понял, — сказал я.
Помолчали.
— Я ждал, что ты придешь, — заговорил наконец Двойник. — Я давно тебя жду.
— Мастер Иллюзий меня тоже почему-то ждал, — сказал я, выпуская искрящийся дым к вершине своего мерцающего купола.
— Но не так, как я, — возразил Двойник. — Мы с тобой — единое целое, не забывай.
— Да забудешь тут. — Я нахмурился. — Последнее время я особенно остро чувствую твое присутствие.
— Как тогда? — спросил он. — В долине у поезда?
— Да при чем тут поезд, — отмахнулся я, — почти везде и всегда, начиная с Земли еще.
— Да, — если бы у него было лицо, он бы, наверное, усмехнулся, — расстояния не имеют значения. Итак...
— Итак, — повторил я, изогнув левую бровь.
— Ты действительно хочешь войти туда ? — Слово "туда" он произнес с некоторой паузой.
— Да как тебе сказать, — я следил за клубами улетающего к потолку сигаретного дыма, — не столько хочу, сколько уже, наверное, должен. Должен войти туда, потому что так надо .
— Ну что ж, — вновь дохнуло льдом, — ты говоришь правильно. А знаешь ли ты, что если ты войдешь туда, то ты изменишься абсолютно? Возврата назад уже не будет... Никогда не будет.
Его глухой басовый тембр вновь прозвучал с каким-то гулким эхом фатального приговора.
— Я уже догадался, — ответил я. — Возможно, именно поэтому я должен войти туда.
— Но теперешний ты исчезнешь, — продолжал он. — Твое место займет совсем другая личность...
— Но ведь это все равно буду я? — спросил я.
— Одна тысячная — возможно, — он слегка качнулся на конусообразном стебельке, который обозначал у него ноги, — а количественно и качественно это будет уже не человек, глядящий на киноленту, а художник, который нарисовал человека, глядящего на киноленту, — так, наверное, понятней?
— Все во Вселенной меняется, — парировал я. — Чем я хуже?
— Что ты знаешь о законах Вселенной, мальчишка, — без всякой интонации произнес он.
— Все, что в меру моих скромных возможностей, — ответил я, пожав плечами.
— Вот именно, вот именно. — Он чуть качнулся вперед, что должно было, видно, означать кивок. — Но для того чтобы войти внутрь, раз уж ты так решил, — продолжил он, — тебе придется меня убить.
— Убить? — удивился я. — Опять? Ты не обижайся, но я уже наубивался досыта. Не стану я тебя убивать.
— Возможно, я некорректно выразился, — ответил Двойник. — В принципе это можно назвать "слиянием". А потом, другого выхода нет. А точнее, входа... Понимаешь?
Я промолчал.
Он начал медленно увеличиваться в размерах, постепенно закрывая собой завораживающее зеркало.
— В театре Но есть два персонажа, — его голос звучал будто сквозь деревянную маску, — Ваки и Ситэ.
Я почувствовал, что плавно движусь вверх, — вода забурлила, и на поверхности показался мокрый бесцветный дощатый настил... Под зеркалом возникла полукруглая деревянная сцена.
— Ваки, — продолжало мое наваждение, — это тот, с кем все происходит, тот, кто ждет и созерцает события... — Он поднял отростки рук вверх, над головой, продолжая увеличиваться в размерах... — Ситэ — это тот, кто... что происходит с Ваки: бог, герой... царь сюжета... тот, кто становится действием и смыслом... Сейчас я — твой Ситэ, а ты — мой Ваки... Вокруг нас множество теней, советников и помощников — это называют Цурэ...
Из досок сцены перед зеркалом возникла зеленая мочалка, которая стала расти — это оказалась карликовая сосна, на вершине которой поднимался вверх мой Двойник. В черной, дышащей холодом дыре возникла белая маска японского театра. Маска противно улыбалась...
Я инстинктивно схватился за автомат, но оказалось, что моя рука сжимает рукоять изогнутого меча дао.
У Двойника же в бесформенном отростке возникла длинная катана, на которой сверкнуло два блика — красный и синий. Он отвел меч назад, за спину, острием вниз... Он замер...
Я встал на полусогнутых коленях, взяв свой дао обеими ладонями, растопырив локти. Черная, с ярким бликом, полоска лезвия шла передо мной слева направо.
— Все в целом рождает ощущение воплотившегося сна, — продолжал прикрывшийся маской Двойник, вперив в меня две мертвые черные щели "глаз". — Сна, который может быть в сию секунду нарушен любым резким движением или всем, что чуждо для данной условности... Важно, чтобы внимание не отвлекалось от кромки лезвия, движения должны происходить как в трансе... Даже в момент плача или убийства воздевается лишь одна рука, отягощенная сном или предательством...
Мы продолжали стоять в этих позах — я старался сохранять расслабленное спокойствие.
— Посмотри на себя, Ваки, — глухо продолжал он говорить сквозь щель отвратительно слащавой улыбки. — Как же забавно заставить тебя существовать, а самому как следует спрятаться... Как прекрасно оживить куклу с парой пронзительных зрачков, которая запечатлеется навсегда в душе каждого зрителя.
Я оглянулся по сторонам и увидел огромный переполненный зал с темными силуэтами голов...
— Эта кукла — единственный подвижный объект среди миллионов застывших тел... Как это напоминает одержимую бесами стиральную машинку... Агрегат, который сгорит синим пламенем после скачка напряжения... Да... У кукловода, как и у первопричины, — нет лица, нет тела... Ты — кукла, Ваки. Ты коллективная душа этого сгустка теней, этой бесплотной толпы заговорщиков, о существовании которой так легко забыть, глядя на тебя, Ваки... Цурэ ничего, кроме тебя, не замечают... Да и ты тоже... Видно только черный плевок, несколько штрихов на твоем фоне — и все... А ты ошибочно принимаешь это за собственную значимость... Да и разговоры здесь — это диалог двух иллюзий, которые тащат шлейфом за собой тесно сгрудившуюся толпу невидимых вдохновителей... Теперь, Ваки, ты понимаешь, где ты находишься? Ты понимаешь, в чем ты участвуешь? Ты на острие меча... Но у меча есть эфес и руки, что держат его... Кто здесь важнее? Никто... Все важно... Просто ты — ты с одной стороны, а я — с другой... Вот и все... Понял?
Я все понимал...
Он говорил тягуче и тоскливо, будто читал малоизвестный самому себе текст. От его голоса по коже моей бегали мурашки. Руки мои пульсировали, ожидая движения, и я резко, по параболе, пустил лезвие меча под корень разлапистой сосны.
Ствол хрустнул, и сосна распалась на сотни маленьких осколков стекла.
Он уперся конусом ног в доски сцены и плавно выставил катану в мою сторону.
Откуда-то сверху, между двумя разноцветными бликами, на лезвие его меча упала капля, рассеявшись мельчайшими точками.
Я полностью слился со своим мечом, с его формой, с его инерцией и его скоростью. Но все это продолжало бурлить внутри меня — я замер, держа меч параллельно сцене...
Ситэ не шевелился, прогнувшись дугой, а я старался не думать о зрителях в зале.
Неожиданно сверкающее лезвие катаны вспыхнуло в моих глазах перпендикулярной плоскостью... Даже сам не осознавая этого, мой дао полукругом блокировал острие, нацеленное в мои глаза... Раздался сочный звон металла, пронесшийся по арене эхом, и вновь тишина...
Он медленно убрал меч влево и опять замер.
Я же повернул смертоносное жало боком, на уровне глаз.
Мы вновь продолжали стоять, как две статуи со взведенными пружинами.
— Тебе следует думать о себе только то, чем ты являешься...
Сразу после этой фразы Двойник нанес серию рваных прямых ударов удивительной силы... Раз-два-три...
Я отпрыгнул в сторону. Мой дао двигался по сложной восьмерке, отбив в плавном движении выпады Ситэ.
— Когда ты умрешь, — забубнил он из-под маски, — ты станешь чистой энергией, поэтому упорствовать тебе лучше только для развлечения...
Внезапно мне показалось, что я увидел сверкающий красно-синий пропеллер... Призрачная сталь вихрем обрушилась на меня...
Подчиняясь движению Ситэ, я начал танец, извиваясь, словно ртуть, чувствуя, как мой меч звенит и скрежещет от молниеносных ударов существа в маске... В ушах гудело от свиста и визга стали. Я действовал абсолютно машинально, а перед глазами у меня стояло лицо монаха из пещеры, который показывал мне свои плавные движения рук и кистей...
— Дэ-э-э-э-э-э-э-э-эн!!!
Сперва я не обратил внимания на этот отчаянный окрик — я был своим мечом, я был его движением...
— Дэн! Осторожнее!!!
Боковым зрением я уловил, что мой купол засиял ярким светом, а справа возникла женская фигура, вытянувшая свои руки вперед...
Меч Двойника отскочил от границы света моего купола и исчез... исчез вместе с его ехидной маской... Зато сам он... Он стал как-то странно шевелить своим шерстяным туловищем, стал раздвигаться... И вдруг раздвоился...
Я скосил глаза вправо, опустив дао к доскам сцены, — рядом со мной стояла Ирина, выставив вперед сцепленные ладони. Над ней тоже был купол света, только зеленовато-желтый.
Она смотрела не на меня, а на фигуру с дырой в лице, которая колыхалась, подчиняясь порыву неясно какого ветра...
Двойник вдруг сильно уменьшился в размерах, и обе фигуры превратились в деревянную игрушку: кузнец и медведь с молотками, бьющие по наковальне.
Тонкими, протяжными голосами они запищали:
Два веселых кузнеца,
Два веселых кузнеца,
Два удалых молодца
И не разобьют яйца...
И не продадут лица...
Два веселых мертвеца...
Постепенно дурацкая песня сменилась бормотанием и бульканьем, а фигурки покрылись бурым дымом и исчезли...
— Он мог тебя убить, — сказала Ира, нервно закуривая сигарету.
Я стоял на мокрых досках, тяжело дыша и упираясь мечом в сцену.
— Ну, ты же пришла, — сквозь вдох ответил я.
— Что за ерунда... Управляющая программа не должна была отреагировать на Странного, — эти слова произнес темный силуэт Криса, который склонился над невесть откуда взявшимся компьютерным интерфейсом управления, который тускло мерцал возле рамки огромного зеркала. На его очках играли красно-синие блики.
— Где вы пропадали? — Я почти шептал от усталости.
— Просто ты исчез из вагона. — Голос Ирины немного дрожал. — Мы сошли на платформе и увидели тебя с этим... ох-х-х... Дэн... я с ума с тобой сойду...
— Как показывает практика, — я вдруг почувствовал безумную слабость, — это не так уж и страшно... Выпить нету?
Ирина протянула мне железную флягу.
Я трясущимися пальцами отвинтил крышку, сделал несколько крупных обжигающих глотков...
Ира обняла меня за плечи. Так мы стояли и смотрели на это зеркало — тот самый замок, который суждено было отпереть моей любимой, темное, ничего не выражающее, мерцающее таинственными бликами: это и была та цель, ради которой все и началось? Ради которой погибло столько хороших, честных, жадных, честолюбивых и глупых людей? Что должно отразиться в нем? Какое зазеркалье?
Ирина посмотрела мне в глаза, и я ответил ей взглядом. Вновь, как и прежде, я тонул в этих бездонных глазах, где еще вспыхивали золотые искорки... Словно все начиналось заново, только совсем с другим сюжетом...
Зеркало стало издавать легкое гудение, но по-прежнему оставалось тусклым.
— Ирина, у вас есть ключ? — спросил Крис, продолжая что-то настраивать на пульте.
— Ключ? — переспросила она растерянно.
— Да, — подтвердил лжебиолог, — нужно активировать сам портал, чтобы мы могли туда войти. А потом мы все должны будем приложить ладони вот к этому следу пятерни, чтобы система считала наши ДНК. Это необходимо для перемещения.
— А! — Ирина расстегнула ворот комбеза и извлекла из внутреннего кармана S-образную змейку белого металла и отстегнула с нее цепочку.
Она уже было протянула руку Крису, но я остановил ее движение. Она вопросительно и с некоторым недоверием посмотрела на меня.
Я молча полез в свой карман и извлек ту часть талисмана, которую снял с тела Кожевникова, — точно такая же змейка, только темного металла.
Я протянул талисман Ирине.
На мгновение глаза ее расширились, она вновь бросила на меня пронзительный взгляд, в котором сверкнули слезы, затем медленно взяла мое подношение и с тихим металлическим щелчком соединила обе части, некоторое время разглядывая их, а может, пряча глаза.
— Вот, Крис, возьмите. — Она вновь протянула руку.
— Спасибо, — ответил Крис, поглощенный пультом управления.
Вдруг портал загудел громче, и зеркало засияло сотнями оттенков красного. И опять два огонька стали вращаться вокруг.
Затем мы подошли к пульту и оставили на нем отпечатки наших ладоней.
Ирина заметно нервничала — она готовилась исполнить свое предназначение.
Мы стояли все втроем перед гудящим и сверкающим порталом.
Краем глаза я заметил выступившие из темноты черные силуэты с торчащими в руках стволами. Затем черноту осветила серия ярких вспышек и оглушительного грохота. Я почувствовал безумную боль... Тело Ирины корчилось в судорогах, а из дырок в комбезе брызгали фонтанчики ярко-алой крови... Глаза ее вылезли из орбит... Криса я не видел... Больно... Черт... Как же больно... Жутким режущим шоком обожгло шею... И кровь хлынула в мое горло... Я захлебнулся... Я наклонился в сторону зеркала, инстинктивно схватив Ирину за плечо... В глазах у меня потемнело... Пальцы разжались... Последнее, что я запомнил, — это глухой звук, с которым мой дао выпал из рук, упав на доски... Безумная боль... Вот, значит, что такое смерть... Обидно — нас все-таки убили... Я умер...
Я приближался к подножию колоннады: величественные древние колонны из чистого железа тускло поблескивали, словно жадно впитывая в себя энергию заходящего солнца. Болела голова, так как я выпил двойную дозу сомы и процесс уже начался... Стрекотали насекомые, раздавались выкрики ночных птиц, собиравшихся принять свою ночную вахту. В ветвях слышался шелест и чириканье множества обезьян — не может Арджуна без них. Они его поддержка — глаза и уши. Он конечно же давно знает о моем приближении — их блестящие глаза внимательно следят за мной из полумрака крон деревьев.
