Первым побуждением было оттолкнуть, не позволить прикоснуться, но Асуэл смотрел с таким открытым лицом, что Влад справился с собой и подставил шею. Сразу стало легче. Исчезла и боль, и ломота.
— Не сердись на Тораста, — тронул его за рукав Фисти, и Влад снова дернулся, так что хоббит на всякий случай отступил. — Не сердись, — повторил он угрюмо. — Орман значит для него очень много. Думаю, он решил, что ты порождение тьмы и пытаешься посеять в наших душах сомнение и раздор. Посмотри ему в глаза. Он уже раскаивается в необдуманном поступке.
Мент искоса глянул на обездвиженного урукхая.
— Представляю, как бы он расстроился, если бы убил меня, — зло прошипел он. — Наверно слезы бы лил. Крокодильи. В монастырь бы ушел. Всю жизнь грехи замаливал. Только мне бы от этого легче не стало!
— Ты можешь сообщить обо всем Орману. Он накажет урукхая.
Влад не выдержал и хрипло расхохотался. Все смотрели непонимающе.
— Я представил: прихожу к магу, который, вероятно, хочет меня убить и подаю письменную жалобу на его верных слуг. Асуэл сделал то-то, Тораст сделал то-то. Растроганный Орман всех казнит, а меня милует. Ха-ха-ха.
Вольфы отошли в сторону. Казалось, не присягни они Орману — убежали бы сейчас куда-нибудь, только не видеть того, что происходит.
— Мы не знаем, как доказать тебе, что Орман — друг и добрый маг. Не знаем, — потеряно качал головой Ут. — Мы имеем только наш опыт против твоего незнания. Маг никогда не делал подлости. Ни одной подлости на наших глазах. Никогда он не делал чего-то, что смогло бы поколебать веру в него. Чем еще мы можем доказать его добрые намерения?
— Допустим, я поверил. Что дальше? — он нашел взглядом Сергея. Тот сидел у горы. В глазах тоска и боль. Нет, он не помощник. Слишком привязался к конвоирам. Эффект заложника. Может, придется его оставить пока с ними. Уйти одному. Он словно невзначай расстегнул кобуру, но эльф заметил этот маневр.
— Ты никому из нас не доверяешь? — поинтересовался Асуэл, отступая на шаг.
— Я не знаю, кому верить, — признался Влад. — Скажи, как бы чувствовал себя ты, если бы попал в чужой мир, тебя пленили на вторые сутки, а потом повезли к какому-то магу, уверяя, что он просто очаровашка. Ты бы поверил?
— Не знаю, — нахмурился Асуэл, потом поднял голову. — Скорей всего, нет. По крайней мере, пока мне не вернули бы оружие и не признали бы во мне равного, — теперь он посмотрел на мента с вызовом.
— Логично, — кивнул тот. — Но равному позволяют сделать выбор, а не решают за него. Ты намекаешь на то, что мне вернули оружие... Тогда ответь: если сейчас я решу уйти от вас, откажусь идти к Орману, что ты сделаешь?
Эльф молчал долго, потом ответил твердо:
— Отпущу.
— Но он не выживет! — попытался встрять Фисти.
— Отпущу! — бросил эльф в его сторону. — Под свою ответственность. Я знаю Ормана. Он еще никого не заставил служить себе насильно. Он уважает чужой выбор, даже если выбор смертелен. Я знаю Алдияра и знаю, что он не служит тьме. Я отпущу.
— Спасибо, — кивнул Влад. — Мне было важно это услышать.
— И что ты решил? — спросил он, пристально глядя Владу в глаза.
— Идем к Орману, — и чуть помедлив, добавил, чтобы стереть радостную улыбку с лица эльфа. — Она сказала, что я должен быть у мага, не смотря ни на что.
20 июня (4 Синего), Замок Фей.
Айла хотела прочесть что-нибудь еще о методах поиска, но роза протянула лепесток о Страже, чья усыпальница до сих пор находилась в Замке Фей, и... она не смогла отказаться. Это ведь не займет много времени. Успеет прочесть и то, что ей нужно, а пока можно просто развлечется.
Удивительная история феи, которая не хотела отдавать мужа смерти. Ее звали Гармсел. Айла впитала в себя ее жизнь, вместе со страхом и тревогой любящего сердца. Что только ни делала фея, чтобы защитить мужа. Заговаривала кольчугу и клинок, отыскивала рецепты новых сплавов, изучала кузнечное дело... Ни одна фея не зашла так далеко, как она. Айла почувствовала: если бы фее сказали, что где-то там, среди звезд есть напиток бессмертия, она бы добралась и туда. Но Гармсел смогла добиться лишь того, что ее избранник, будучи бесстрашным воином, не погиб от руки врага, а состарился на ее глазах. Когда фея поняла, что все же проиграла смерти и муж уходит, она наложила на Стража заклятие сна. Получается, он и сейчас жив. Вот только где сама Гармсел? Говорят, она покинула Флелан и обитает в другом мире, лишь изредка посещая усыпальницу. Посещает тайно, поскольку много веков ни одна фея не встречалась с ней... История жутко интересная и... романтичная.
Айла улыбнулась, вспомнив, какой переполох поднимался каждый раз, когда Страж просыпался. Ему нипочем запоры и стены, живые глаза и запрет посещать Флелан. Он выходил из усыпальницы — высокий, седовласый — и шел по облакам, бряцая доспехами. Лунная фея попыталась представить, что творится в запретном мире, когда там видят Стража. Все-таки феи к нему привыкли — он спит в их замке, а некоторые жители Флелана успевали закончить круг жизни, прежде чем Страж появлялся снова.
Дочитав, Айла не стала брать другую книгу. Что-то внутри нее бурлило, не давало сидеть на месте. Может, стоит посмотреть на Стража? Это не запрещено... вслух. Айла решительно покинула библиотеку и полетела сквозь радужные стены Замка: так хотелось добраться быстрее, что не хватало терпения идти коридорами. Лететь сквозь стены, никому при этом не мешая, получалось не у всех. Наставницы-то наверняка умели, а вот подружки-ровесницы, нет. Может, потому что не пробовали — они делали лишь то, что правильно и разрешено. Лишь то, чему учили. Айла чаще делала то, что не запрещено. Большая разница, верно? А иногда даже и то, что запрещено, как с посещением Флелана, если не понимала, причины запрета...
Последняя преграда... Словно упругая стена оттолкнула ее. Вот как? Через эту стену нельзя? А если иначе? Она сделала еще пару попыток. Рассмеялась, поняв, что не все еще знает, надо продолжать учиться. Вошла через дверь.
Усыпальница невелика. Хотя стены ее теряются в туманно-белом сиянии, чувствуется, что здесь едва хватает места, чтобы встать у ложа. От дверей сначала видны сапоги. Эльфы, пожалуй, сочли бы их грубыми, но как гармонично смотрятся на этом могучем герое. Она медленно летела вдоль ложа. На ногах нет панциря, только брюки из грубой черной ткани. Она видела в библиотеке: рыцари даже ноги заковывали в металл. Может, Гармсел решила не обременять его в вечном сне? Сражался он в полном доспехе, она видела в книге.
Металлический нагрудник с него не сняли. Интересно, кто обряжал его в последний путь? Только Гармсел или неведомый хозяин мира — сэр Ланселот тоже? На металле панциря герб: скрещенные мечи, осененные крыльями феи. Если бы здесь находился парадный щит, тот, что вешался на воротах замка, здесь написали бы девиз. Что-то она поторопилась уйти, не прочла, какой же девиз у Стража...
Вдруг подумалось: "А вот тот, кого я видела на вольфе, он такой же большой или нет? Как хотелось бы хоть раз встать с ним рядом. Прикоснуться..." — Айла помотала головой, отгоняя лукавые мысли. Разве она хочет быть изгнанницей? Разве она хочет навсегда поселиться в запретном мире? Плата за развлечение слишком высока. Вот пройдет еще веков десять, людей станет много, тогда феи наверняка прекратят прятаться за облаками. Айла будет первой, кто спустится во Флелан, переставший быть запретным.
"Но его уже не будет там...", — выдохнуло что-то внутри у нее.
"Ну и что? — она даже повела плечиком, споря с незримым собеседником. — Что мне до него? Просто один из первых увиденных мной людей. Через недельку примелькается, и будет скучно за ним следить". Для того, чтобы поразить ее, надо совершить что-то необыкновенное, а не просто проехаться на вольфе с поднятой рукой. Вот Гармсел впервые увидела Стража, когда он почти в одиночку расправился с целым отрядом орков. Конечно, она тогда помогла, иначе он бы умер от ран. Но главное — он был Воином. Героем. Такому стоило отдать жизнь и посвятить мастерство...
Айла снова осмотрела Стража. Сейчас в нем невозможно найти ничего от того молодого юноши, которого спасла фея от смерти. Даже странно как-то, будто не про него она читала в книге. Но это именно то чудовищное превращение, что делает с людьми смерть.
А вот рука... Рука будто бы та же. Так же крепко сжимает в руке меч. Кажется, назови его по имени — он встанет и пойдет сражаться. Но имя его знают только Ланселот да Гармсел. Только они и могут пробуждать его изредка. Если пробуждать часто — он умрет. Однажды просто не встанет, как ни зови. Кажется, у них даже договор такой: один раз зовет Ланселот, другой раз Гармсел. Раз в... неизвестно сколько лет — фея рассмеялась. Любая загадка ее веселила, потому что предсказывала, что ей будет чем заняться в грядущие века. Например, найти этот мифический договор.
Кончиками пальцев она коснулась меча. Какой удивительный, серо-голубой металл. Он и сейчас обжигающе холоден, хотя в замке Фей вечное лето. Говорят, такой же на ощупь лед на вершинах гор. Айла почувствовала, что клинок живет собственной жизнью. Сейчас меч вздрогнул от прикосновения. Рванулся навстречу, желая испытать. Если сильна духом — как дворовый пес ткнется рукоятью в ладонь. Если слаба — как голодный вольф оскалит зубы и растерзает.
— Тебе скучно, — шепнула мечу Айла. — Они — Гармсел, Ланселот, Страж — думали каждый о себе, искали своей выгоды... И никто не подумал о тебе. Ведь ты создан для битв, а не для того, чтобы лежать в усыпальнице. Тебе трудно здесь. Ты снова и снова представляешь, сколько злых сил смог бы уничтожить, но остается лишь вспоминать о прежних победах. Это тяжело. Наверно, невыносимо тяжело, хотя... — Айла опять широко улыбнулась, — вряд ли я могу хоть приблизительно представить это. И все же... мне жаль, что я не могу помочь. Если бы могла — отпустила бы на свободу. Но тебе нужен настоящий хозяин. Воин. А таких уже не осталось... — она помолчала. — Но надежда есть. Скажу по секрету, люди вернулись. Кто знает, может, тебе повезет...
Меч снова дрогнул. Дал знать, что все понял, готов ждать. Поблагодарил за добрые вести. Айла с сожалением убрала руку от лезвия и, поколебавшись еще мгновение, покинула усыпальницу.
Теперь к себе в комнату. Не хочется ничего читать, ничему учиться. Надо отдохнуть. Стены комнаты сегодня дымчато-голубые. Чем себя развеселить, пока настроение не заметили наставницы? Только одним: сшить платье.
Раныд, поединок сильных. Битва пятая.
"Ланселот!" — испугался Мар-ди. Попытался нащупать ногами твердую почву. Удалось сразу, хотя под ногами пружинило. Он словно находился на не полностью накачанной камере. Одно неосторожное движение — он снова полетит в бездну, но все же Мар-ди встал и кое-как выпрямился. Сердце, едва бившееся во время падения, теперь заколотилось с невиданной силой. Он не успевал дышать. В глазах потемнело. Он как рыба открывал рот, но понимал, что сейчас задохнется. Его плеча что-то коснулось, и дыхание восстановилось. Он медленно повернул голову. Посмотрел на плечо. На нем лежала огромная рука в черной металлической рукавице. Так же медленно скользнул взглядом вверх по руке, чтобы увидеть ее хозяина. Нет, не так — Хозяина, потому что перед ним стоял сам Ланселот: гигантский рыцарь в черных блестящих доспехах. Голова в темном шлеме смотрела прямо на него. Забрало опущено, за ним ничего не видно, даже блеска глаз. Кажется, что под доспехами и нет никого. Либо весь Управитель отлит из металла, либо он дух, которого нельзя увидеть, не вооружившись заклинаниями. Мар-ди почувствовал, что от ужаса сейчас упадет. Диригенс всегда понимал, что Ланселот намного величественнее его. Чем дальше продвигался Раныд, тем меньшей букашкой он себя ощущал. Стоя лицом к лицу с Черным Рыцарем, он был совершенно раздавлен его мощью. Еще мгновение — и он растечется лужицей плазмы у его ног.
Рыцарь еще раз тряхнул его за плечо.
— А ну приди в себя! — рыкнул он. — Я хочу обговорить с тобой кое-что, прежде чем ты наделаешь в штаны, — он встряхнул диригенса. — Ты знаешь кто я?
— Ланселот, — едва слышно шевельнул губами Мар-ди.
— Нет, — голос Хозяина полон яда. — Это вы меня так называете. И другие. Моего настоящего имени никто не знает, так же как и моего лица. Ланселот кто был?
— Рыцарь, — облизав пересохшие губы, прошептал диригенс.
— Не просто рыцарь, дурак, — громыхнули доспехи. — А весь такой из себя рыцарь. В сияющих доспехах, благородный до донышка пупка. Думаешь, я такой?
— Нет, — проблеял Мар-ди.
— Правильно, — благосклонно кивнул шлем. — У меня и доспехи — видишь какие? Я Черный Рыцарь. Рыцарь-бунтарь. Я скорее поклонюсь тьме, чем буду слепо верить свету, как вы учите. Ты думаешь, я спас тебя? Нет. Мне нужно, чтобы ты ответил за все. Твоя идея устроить Раныд?
— Да, — прохрипел диригенс. Плечо внезапно налилось тяжестью.
— Вот именно эта жидкая куча навоза и додумалась вызвать меня на поединок? — уточнил Управитель, склоняя голову ближе, словно захотел заглянуть не в глаза, а в самую душу Мар-ди. На этот раз диригенс только кивнул. — На что ты надеялся, мокрица? Мне действительно интересно. На что?
— Я не думал... — невнятно пробормотал Мар-ди.
— Не слышу! — рыкнул рыцарь.
— Я не думал, что Вы настолько могущественны, — еле выговорил Мар-ди.
— Ты думал Творец, который несколько сотен лет не пускает вас в свой мир — это просто какой-то маг захудалый?
"Об этом я тоже не думал, — с запоздалым раскаянием усмехнулся Мар-ди. — Ареопагит не может его найти, даже нащупать не может, но отправил меня сюда, будто я смогу справиться".
Рыцарь услышал и это.
— Кажется, наш маленький герой поумнел. Мозги у тебя заработали, будто мощный процессор вставили. Только, видно, не пригодится тебе улучшенный комп. Чем расплачиваться будешь?
— Расплачиваться? — тупо переспросил Мар-ди.
— Ага, — с готовностью кивнул рыцарь. — Или ты думал, что я в случае проигрыша потеряю мир, а тебя, если ты проиграешь, только по попке отшлепают. Иди, мол, и больше не балуй?
— Нет. Я готов отдать все, что вы потребуете, — он смиренно склонил голову. — Даже свою жизнь.
— Вот и чудесно. Ее-то мы и возьмем, — рыцарь отступил на шаг и Мар-ди увидел, как он достает из ножен гигантский меч. Если таким по голове плашмя стукнуть, в грудную клетку голова уйдет. Диригенс вскинул подбородок. Он не лукавил. Смерть его не страшит. Он прожил достойную жизнь. Не напрасную жизнь.
— Ха! — усмехнулся рыцарь. — Маленькая шестерка готовится принять мученическую смерть? Вас к этому готовят, шахидов, я знаю. А вот сможешь ли ты перенести жизнь?
— Что? — Мар-ди словно опять разом поглупел. Хлопал глазами, как идиот на ярмарке.
