Эрик пришел от увиденной сцены в восторг, да и я, чего уж скрывать, не осталась к ней равнодушной. Судя по эху голосов, что слышались от нарисованных матросов, они тоже всласть повеселились.
'Не везет милорду, — услышала я. — То в ванной чуть не утонет, то похлебкой обварится, то ремень на гамаке лопнет, то мазь от ожогов с мазью от москитов перепутает...'
Да, судя по всему, ла Локо приходилось тут совсем не сладко. Он избавился от ведра и принялся ругаться на винчетском диалекте. Эти ругательства настолько заинтересовали Эрика, что он прервал свое хихиканье и спешно принялся конспектировать их в свой блокнот.
— Развлекаешься? — спросила я Эрика.
Он, кажется, впервые по-настоящему заметил мое присутствие и повернул в мою сторону голову. В этот момент мир изменился, вокруг снова царила нарисованная ночь, исчез котолюд, исчезли матросы с палубы, а за ними и половое ведро.
— Не то чтобы, — ответил он, легко справившись с удивлением. — Скорее работаю. А ты кто?
Я не стала обижаться на него, потому что помнила слова Торвальда о том, что он может меня не вспомнить.
— Я — Селена, — ответила я. — А ты?
Он принялся морщить лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.
— У меня тут дело, — сказал он наконец. — Очень важное.
А вот чего Торвальд мне позабыл сказать, так это то, что амнезия Эрика касается не только моей персоны. Судя по всему, себя Эрик тоже не помнил.
— Какое? — поинтересовалась я.
Он снова наморщил лоб.
— Ну, это не так просто сформулировать, — сказал он. — Я делаю так, чтобы с тем розовым что-нибудь случалось. Неприятное.
— А зачем? — спросила я.
Собственно, о мотивации Эрика я догадывалась, но было интересно, что он сам скажет.
— А он мне не нравится, — ответил тот без раздумий.
— И все?
— А надо больше?
— И долго ты намерен этим заниматься? — поинтересовалась я.
Он пожал плечами.
— Ну, у меня много идей. Вот смотри...
И он снова опустился на палубу и принялся спешно записывать в свой блокнот какую-то трехэтажную формулу.
— Как тебе? — спросил он.
— Замечательно, — ответила я. — А что эта штука делает?
— Ну, в конечном итоге, ломает ему заднюю лапу, — ответил Эрик. — То есть ногу, конечно. Левую. У лодыжки. Заметь, всего полтора чара!
— Удивительно, — сказала я. — У тебя прямо талант. А ты когда собираешься возвращаться?
— Куда? — не понял он.
— Обратно, — ответила я.
Я на секунду задумалась. Этот Эрик не помнил даже себя самого, так что объяснять ему, куда возвращаться, не объяснив того, что с ним случилось, возможности я не видела. Придется объяснять.
— Я за тобой прилетела, — сказала я. — Ты — маг-практикант в Страже, вчера во время нашей операции ты серьезно пострадал. Переломы, сотрясение мозга, кома и все такое. Тебя подлечили, но ты не проснулся. Мы выяснили, что твой дух или душа, уж не знаю точно что, я не специалист, в теле отсутствует. Вот меня за ней, то есть за тобой, и послали. Так что есть предложение возвращаться обратно в тело. Как тебе идея?
Он внимательно выслушал меня, покивал, правда, без особого понимания во взгляде, но его ответ меня обрадовал.
— Хорошая идея, — сказал он. — Я б поддержал. Куда идти?
Ответ-то порадовал, а вот вопрос — не очень. Я, если честно, до последней минуты отчего-то полагала, что этот вопрос как-нибудь сам собой решится. Зря.
— А ты не знаешь? — с последней надеждой спросила я.
— Нет, — ответил Эрик.
Правильно говорят: надежда — глупое чувство.
В какой-то степени Эрик Рок
Я не помню и не знаю себя. Сколько я здесь пробыл, понятия не имею. Нравится ли мне здесь? Не знаю. Кажется, все-таки нет. В любом случае, если за мной пришли, надо возвращаться. Вот только плохо то, что как это сделать, ни я, ни Селена не знаем.
— Вообще мне было сказано, что к тебе меня отведет твоя тень, а я должна буду тебя поймать и возвращаться. Но очень может быть, что обратно придется выбираться самим. Как именно не сказали. Может быть, Торвальд просто и сам не знал.
— Кто? — переспрашиваю я.
Соленый морской ветер играет моими волосами, мачты поскрипывают, за бортом поднимаются и опадают волны. Очень приятная ночь.
— Торвальд, шаман. Мы его арестовали по делу Свита. Не помнишь? Это он меня сюда отправил.
Я не то чтобы не помню... Я даже не знаю, как это — помнить. То есть, что такое память я знаю. След того, что произошло в прошлом. Со мной произошло. Вот только у меня такое ощущение, что со мной никогда ничего не происходит.
— Нет, не помню. А где моя тень, что привела тебя сюда?
— Вот...
Она кувыркается с моего плеча и превращается в светловолосую девушку, чуть повыше меня ростом. Одета в красное платье, а под ногами у нее тень. Черная, глубокая, совсем на нее не похожая. Такая знакомая, такая родная. Я присаживаюсь рядом и касаюсь ее ладонью. Меня обжигает холодом, множество колючих ледяных иголок впиваются мне в ладонь. Тень тоже тянется ко мне. Честно сказать, мне не очень нравится, что она не со мной.
— Верни мне ее, — прошу я.
— Я бы с удовольствием, вот только понятия не имею, как это сделать, — говорит Селена. — Думаю, что как только мы вернемся, то и тень к тебе тоже вернется.
Между прочим, когда она выглядит как человек, голос у нее не такой, как у летучей мыши. Мышь пищит, приходится вслушиваться. Селена говорит негромко, но вслушиваться не надо и вообще есть что-то такое музыкально-привлекательное в ее голосе. А еще я ей почему-то верю. Верю, что если бы она могла, моя тень уже была бы со мной.
— То есть, идей, как возвращаться, нет? — спрашиваю я.
— Есть. Я собираюсь поступить именно так, как мне сказали.
Она кладет мне руки на плечи и вдруг что-то происходит. Меня отрывает от палубы корабля и тащит куда-то наверх. Я выкручиваю голову и вижу, что Селена снова стала летучей мышью и, маша крыльями, держит меня в своих задних лапках. Несмотря на разницу в размерах и весе у нее очень даже неплохо получается. Я смотрю вниз, на бескрайний океан и стремительно уменьшающийся в размерах корабль. Восторг охватывает меня. Я лечу!
— Йюухуууууууууууу!!!
— Ты чего орешь? Я тебя сейчас чуть не уронила от неожиданности.
— Это от радости, — отвечаю я. — Извини, я не хотел. Не знал, что ты такая сильная.
— Ты смеешься? В реальном мире я даже Илиса не подниму, когда мы в звероформах. Не то, что тебя.
— А кто такой Илис?
— Лис-оборотень. Рыжий такой. Не помнишь?
— Нет, — отвечаю я. — А ты? Тоже оборотень?
— Нет, я вампир, — говорит она.
Кто такие оборотни и кто такие вампиры, я откуда-то помню. Хотя нет. Не помню. Скорее знаю. Как знаю и то, что то место, которое исчезает внизу, называется кораблем. Я знаю, чем я там занимался, пока меня не нашла Селена. Знаю, но не помню.
Внизу уже ничего нет. Корабль исчез. Есть только бесконечное синее пространство. Вокруг — оно же, только оттенок другой, не такой яркий.
— Смотри, — указываю пальцем вдаль, там, где среди синевы зеленеет берег. — Может нам туда?
— Завидую твоему зрению, — бормочет Селена. — Если бы не ты, я в этой серости берега и не заметила бы. Да, думаю, что имеет смысл лететь туда.
Берег вырастает, заполняя горизонт. Селена снижается, отпускает меня. Я мягко приземляюсь на песок, она превращается в девушку и приземляется рядом.
— Я тебя снова поймала, — громко говорит она и берет меня за руку.
Как мне кажется, говорит она это не мне, а словно надеясь, что ее услышит еще кто-то. Но тут никого нет, во всяком случае, мы никого не видим. Мы идем по лесу, по тропинке, которая петляет между деревьями. Пахнет свежей листвой, но в лесу тихо, тут почему-то нет птиц или зверей. А Селене тут совсем не нравится, она ускоряет шаг и почти тащит меня за собой. Для девушки такого сложения она очень сильная, у меня глупое ощущение, что она сейчас меня от чего-то защищает. По-моему, наоборот должно быть, даже если она вампир.
Деревья постепенно расступаются, а тропинка превращается в довольно широкую дорогу. Мы проходим мимо большой поляны, заросшей густой травой. Тут красиво, пахнет цветами и свежескошенным сеном. На поляне кто-то есть и Селена, взглянув туда, крепче сжимает мою ладонь.
— Давай-ка, быстрее пойдем, — говорит она. — Не то чтобы я кладбища недолюбливаю, скорее даже наоборот, но это мне совсем не нравится.
Я ее не понимаю, но задать уточняющий вопрос просто не успеваю, потому что вижу, что к нам идет девушка. Мне откуда-то знаком ее облик. Она красивая, как мне кажется. Черные короткие волосы, ростом с меня, разве что чуть постарше. На ней желто-оранжевое платье, а на шее ожерелье в виде ящерки. А Селена, кажется, нервничает. Девушка не одна, за ней, шагах в двадцати, идут какие-то люди, но они останавливаются, стоит ей подойти к самому краю дороги. Она смотрит на меня и улыбается. У нее очень приятная улыбка.
— Я давно тебя жду, — говорит девушка и протягивает мне руку.
На дорогу она не заходит, стоит на обочине, я делаю к ней шаг, но вампирка меня не пускает, тянет к себе.
— Давай ты не будешь отвлекаться на таких, как она, — говорит Селена строго.
— Давай ты не будешь говорить моему брату, что ему делать, — решительно отвечает черноволосая.
Так это моя сестра? Да, верно, очень похожа. Вот только я не помню никакой сестры. С другой стороны я вообще ничего не помню.
— Пошли быстрее, — тянет меня Селена. — Это не может быть твоей сестрой.
Она лжет. Я вижу: это сестра. Знаю, что это она. Вырываю руку, отталкиваю Селену, шагаю к сестре. Она берет меня за руку. Рука у нее холодная, холоднее, чем у Селены, и она с силой тянет меня к себе. Теперь мы оба стоим среди травы, а люди, что стояли поодаль, вдруг оказываются рядом и окружают нас. Они молчат и улыбаются. Кажется, они рады, что мы встретились.
— Как ты вырос, — шепчет сестра. — Прямо жених. А был таким маленьким. Дай, я тебя обниму, братец.
Она кладет мне на плечи свои холодные руки, заглядывает в глаза. Глаза у нее темные, похожие на потухшие угли, а пахнет от нее легким дымком.
Вдруг меня вырывает из ее рук и отбрасывает на дорогу. Это Селена. Оттолкнув тех, что стояли у нее на пути, она зачем-то решила вмешаться. Миг, и она снова на дороге, хватает меня за шиворот, поднимает и тащит вперед, словно я кукла. Я пытаюсь вырваться, но она держит крепко. Сестра кричит нам вслед что-то, но разобрать ее слов я не могу, потому что сосредоточен на том, чтобы разжать пальцы вампирки. У меня не получается, хватка практически мертвая. Ну что же, она сама этого хотела.
Я вспыхиваю костром, и Селена сама отскакивает от меня. Я — пламя, жаркое, яркое. Делаю шаг навстречу сестре, она догоняет нас, спешно шагая по обочине дороги. Селена, прошипев что-то себе под нос, заступает мне путь.
Мне становится весело. Я — огонь, я — пламя, я — пожар. Разве можно меня остановить, разве можно меня удержать? Я смеюсь, а там, за спиной у Селены начинает смеяться моя сестра.
— Отойди! Пусти меня к ней, или я пройду по пеплу, что останется от тебя! — говорю я.
— Эрик, прекрати немедленно! — шипит на меня Селена. — Твоя сестра давно умерла. Это не она! Эрик!!!
Это слово бьет меня по ушам. Эрик? Это мое имя. Так меня зовут. Почему я раньше не знал этого?
И тут же из-под ног Селены на меня бросается что-то черное. Обхватывает меня, обволакивает, тушит мое пламя, опрокидывает на дорогу, проходит сквозь меня, падает у моих ног. Я знаю что это. Это моя тень вернулась. Поднимаю голову. Встаю. Селена стоит напротив меня, а за ней, у обочины, тянет к нам руки черное обгоревшее женское тело. От ее платья остались истлевшие лоскуты, на шее у нее ожерельем висит ящерка-огневка, на спинке которой играют язычки пламени. Селена косится на обгоревшую, шагает ко мне.
— Это не она, — повторяет Селена, — пойдем, Эрик.
Я смотрю в обгоревшее лицо. Плоть сморщена, сквозь нее проступают обуглившиеся кости. В глазницах пусто, но я чувствую ее взгляд.
— Нет, — говорю я Селене. — Ты не права. Это — моя сестра. Диана. Она умерла много лет назад.
Диана молчит и тянет ко мне руки. Даже отсюда я чувствую сильный запах пепла. Я качаю головой. Беру Селену за руку, поворачиваюсь, и мы идем прочь. Диана больше не преследует нас, но я все еще чувствую спиной взгляд ее пустых обгоревших глазниц, а запах пепла еще долго не оставляет меня. Мы идем молча, не оборачиваясь. Вокруг — лес, но лес мертвый. Голые стволы деревьев, сучковатые ветви, без единого листочка. На земле — редкая черная трава. Дорога поднимается на холм, и лишь достигнув его вершины, я оборачиваюсь. Далеко, на краю старого кладбища, среди мертвого леса стоит одинокая фигурка.
— Мы еще увидимся, Эрик, — долетает до меня ее голос. — Я найду тебя. Обещаю.
Поворачиваюсь, и мы снова идем по дороге. Вокруг — черная пожухлая трава, серое небо над головой.
— Спасибо, — говорю я Селене. — И извини за то, что хотел тебя сжечь.
Она улыбается в ответ, чуть обнажив клыки.
— Я понимаю, — отвечает она и указывает на светлеющий впереди участок неба у горизонта. — Смотри. Кажется, нам туда.
Мы идем, ускоряя шаг туда, где среди серой пустыни одиноко стоит дверь. Она чуть светится в местной серой хмари. Мы подходим к ней, я берусь за ручку и тяну ее на себя. Дверь со скрипом открывается и на нас оттуда падает черная непроглядная темнота. Все вокруг исчезает; последнее, что я все еще чувствую — прохладные пальцы Селены на моем запястье.
* * *
Кажется, меня кто-то куда-то поднимал. Очень осторожно, стараясь не побеспокоить. Все, положили. А теперь еще и укрыли.
— С ним теперь точно все будет в порядке?
Женский голос. Знакомый. Кто это там обо мне беспокоится? Зайка? Да, точно. Что она тут делает? Хотя нет, начинать надо не с этого. Что я тут делаю? Где вообще это 'тут'?
— Ничего не могу сказать про будущее, барышня, извините, — ответил другой голос, спокойный и усталый. — Но то, что он весь здесь и что тут нет никого и ничего другого — это я могу гарантировать.
И этот голос я слышал раньше. Недавно. Сырюк? Я что, в тюрьме?
— В таком случае, вы все можете покинуть палату.
Тоже женский голос. Приятный, с хрипотцой. Кажется, и его я тоже когда-то слышал. Только очень-очень давно. Нет, не могу вспомнить, кому он принадлежит.
— Здесь все-таки реанимация, — добавил этот голос. — Посторонним тут не место.
Тюремный госпиталь? С чего бы мне там быть?
— Бланка права. — А это уже голос Селены. В нем усталости не меньше, чем в голосе мышелюда. — Нам действительно лучше уйти. Ночь на исходе, а еще надо мастера Сырюка отвезти обратно.
Бланка — это доктор-вампирка из клиники. Когда мне было шесть, она лечила меня от краснухи. Я в палате, в реанимации, и, судя по всему, как раз в клинике. Это что со мной случилось? Я ранен? Хочу открыть глаза, но почему-то не получается. Веки тяжелые, ну просто неподъемные. Да и вообще, ни пошевелиться не могу, ни сказать что-нибудь. А между тем, кажется, люди покинули мою палату.
