— После трех уже не сможешь встать.
— Это вызов?
— Нет, что ты, я просто так нотации тебе читаю.
— Коробка с тобой?
— Смеешься что ли? Думаешь, я как талисман ее таскаю?!
— Ладно, давай на руках. На что спорим?
Вновь повисла пауза.
— На бутылку виски. Кто проиграл, тот и должен.
— Отлично.
— А ведь раньше мы спорили только на девушек, — с ностальгией вспомнил Ринслер.
— Вон лежит одна и все подслушивает, спроси у нее, не хочет ли она стать новым объектом спора? — саркастически ответил ему Лекс.
Олиф моментально покраснела. Открыла глаза и чуть вновь не упала в обморок, только уже от удивления. Мало того, что Лекс и Ринслер общались, как закадычные друзья, так вместе с ними еще и Кнут был.
"Привет", — поздоровался змей.
— Привет, — ошарашено пролепетала девушка в ответ.
Она осторожно оторвалась от стены и медленно поднялась.
— Как голова? — нарочито небрежно поинтересовался Лекс.
— Терпимо.
— Отлично. Тогда залезай.
— Куда? — нахмурилась Олиф.
— На Кнута. Поедешь с ним.
— Что? Нет, — тут же запротестовала она. — А вы?
— За одно это я готов простить ей ее выходку с ножом, — тут же ухмыльнулся Ринслер.
Олиф стыдливо опустила голову, но поборола себя и все равно попыталась добиться ответа.
— Вы ведь поедете за нами, да?
Мужчины переглянулись.
— Конечно, — ответил Лекс. Он затачивал свой новый меч, и старался выглядеть как можно более безразличным. Но она слышала их разговор, в такой ситуации невозможно быть безразличным.
— Мы разберемся тут кое с кем, и сразу за вами, — добавил Ринслер.
— Куда Кнут повезет меня? — не отставала Олиф.
— К Песчаной Завесе.
— К Пе... — Она застыла. Нет, не может быть. К Песчаной Завесе. Песчаной Завесе. Песчаной Завесе... два каких-то нелепых слова... но эти два слова могут решить чью-то судьбу. — Это значит, что мы сможем выбраться?!
— Да, — кивнул Лекс.
— Это... это... же... — у нее закружилась голова. Сколько мучений. Сколько дней. Сколько часов. Сколько минут. Она ждала эти слова так долго, что когда услышала, просто не знала, как реагировать. Они смогут выбраться. Смогут. Действительно смогут. — Мы правда... выберемся?
Лекс с Ринслером снова как-то странно переглянулись. Тут Олиф вспомнила их план. Она — да, она точно выберется. Но не они.
— Как вы поедете за нами? — дрогнувшим голосом спросила девушка.
— На змеях, как же еще, — снисходительно пояснил Ринслер.
— Ладно, хватит нюни распускать. Забирайся. — Лекс подошел к ней, взял под локоть и повел к Кнуту. Змей посмотрел на нее каким-то жалостливым взглядом, словно это она оставалась тут убивать тех, кто хочет им помешать, а не парни.
— Вы ведь выберетесь, да? — обернулась она к Лексу.
— Да, — кивнул он.
— Но ведь у тебя ребра сломаны, — едва сдерживая всхлип, тихо сказала Олиф.
— Главное, что не руки.
— Как ты можешь так говорить?!
— Не переживай, мы справимся.
Олиф обреченно поджала губы. Лекс услужливо подсадил девушку за мягкое место, и, непроизвольно покраснев от смущения, она забралась в седло на высокого змея. И лишь когда оказалась наверху, то поняла, что с животным что-то не так.
— Кнут, а где твоя броня?! — сообразила, наконец, девушка.
"Пришлось оставить ее".
— Оставить?! Почему?!
"Броня или жизнь, вот почему".
Сейчас Кнут не выглядел избалованным змеенышем, скорее серьезным... воином, да, именно воином.
— Мне жаль, Кнут... — Броня для них значила очень многое. Нет, она для них значила все. По сути — это и была их жизнь.
"Мне тоже".
— По северному коридору, — похлопал его по чешуе Лекс, и через несколько секунд миролюбиво поднял руки: — Да-да, прости. Я в тебе не сомневаюсь.
Через многое же Кнут переступил, раз согласился работать вместе с теми, из-за кого перебили всю его семью.
— Пожалуйста, будьте осторожнее, — тихо сказала Олиф.
— Я слышу дрожь в голосе? — поднял брови мужчина.
— Волнение, — насупилась девушка.
— Спину береги, — пожелал ей Лекс и отошел к Ринслеру и еще нескольким воинам.
Олиф со смесью страха, волнения и предвкушения ожидала, когда же наступит этот ужасный момент — момент, когда они скажут, что пора. Мужчины еще несколько минут что-то бурно обсуждали, и когда Ринсер крикнул: "Выступаем!", у девушки сердце сделало сальто в груди и провалилось в пятки.
"Пригнись и держись крепче", — приказал ей Кнут.
Олиф дрожащими руками вцепилась в выступ на седле. Она почувствовала, как напряглось все тело, как медленно забурлил в крови адреналин, как подступил к горлу страх: страх за Лекса. И за Ринслера тоже.
Внезапно земля под ней закружилась, в лицо ударил мощный поток воздуха. Чтобы без травм преодолеть этот тоннель, девушке пришлось буквально слиться с седлом змея. Олиф судорожно держалась за выступ, боясь сделать хоть одно лишнее движение.
Неожиданно воздух перестал дуть в лицо. Девушка приподняла голову и поняла, что они остановились. Олиф молча сидела и выжидала, хотя отчаянно хотелось вскочить и бежать. Она услышала впереди разъяренные крики, звуки тяжелых ударов, кажется, послышалось даже хлюпанье. Так продолжалось несколько долгих, томительных минут. Девушке казалось, что ее сердце сейчас выпрыгнет наружу от волнения. Она абсолютно точно поняла, что не хочет никуда уезжать, единственным ее желанием было остаться тут, вместе с Лексом. Потому что неизвестность — еще страшнее.
Наконец, из-за поворота показался Ринслер и поманил их к себе. Снова воздух ударил девушке в лицо. Она взволнованным взглядом осмотрела обоих мужчин: на их одеждах прибавилось крови, вот только чьей, было не ясно.
Вдруг Кнут остановился. К нему подошел Лекс.
— Олиф, — начал он, — сделай одолжение, ладно?
— Какое? — насторожилась девушка.
— Не оглядывайся, хорошо? Чтобы ты ни услышала, просто не смотри назад.
— Будет что-то ужасное?
— Просто не смотри назад.
— Ладно, — кивнула она, сама абсолютно не уверенная в том, что сможет сдержать слово.
Кнут снова двинулся в путь, и напоследок она услышала голос мужчины:
— Спину береги!
Олиф улыбнулась одними уголками губ и припала к седлу. Пока они ехали по темным тоннелям, которые прекрасно вмещали в себя такого огромного змея, ее не покидало ощущение полета. Казалось, что весь мир остался позади, и теперь существовало только два тела: она и воздух, который буквально приподнимал ее над седлом. На поворотах дух захватывало, и тогда казалось, что от онемения руки просто напросто отцепятся. В такие моменты Олиф еще сильнее вжималась в седло, и молила Берегинь, чтобы те не дали ей свалиться. Темнота придавала особый колорит: как будто они находились вообще не в этом мире, а где-то далеко-далеко, за пределами Земли.
Девушка почувствовала себя почти счастливой.
А потом позади них раздались незнакомые звуки, напоминающие боевой клич. Такой поворот событий явно шел вразрез с оговоренным планом. Кнут прибавил скорости, но голоса не отдалялись, даже наоборот. В конце концов, Олиф удалось различить ясный приказ: "Стрелять!!! Не дайте им уйти!!!".
— Кнут... — панически крикнула девушка, и в этот момент буквально прямо рядом с ее ухом просвистела стрела. — Кнут!!! — закричала Олиф.
"Не бойся", — пропыхтел змей.
Стрел становилось все больше. В такой полутьме прицелиться было очень трудно, но и Кнут был довольно большой мишенью. В конце концов, он разогнался до такой скорости, что перестал вписываться в повороты. Каждый раз, стоило им повернуть, на Олиф сыпалась груда камней, подбитая массивной тушкой змея. Стрелы никуда не делись. Девушка не чувствовала боли, но понимала — это временно. В любую секунду, в любое мгновение все может измениться. С каждым новым свистом, она вот-вот ожидала, что сейчас опустит взгляд, а у нее из груди будет торчать железный наконечник.
— Кнут! — в очередной раз вскрикнула Олиф.
"Еще немного! Еще чуть-чуть!".
Они пронеслись мимо какой-то деревянной арки. Змей задел хвостом ее конец, что-то сзади посыпалось с громким треском. Олиф вжалась в седло, но боялась даже на секунду прикрыть глаза. Потому что боялась неизвестности.
В этот момент земля, словно мост, провалилась прямо перед ними, образуя подобие горки, и они вылетели наружу.
Первое и последнее, что увидела Олиф перед тем, как ее ослепило яркое солнце — это чистое, голубое небо.
Глава 21.
Ей казалось, что она летела. Наверное, птицы в небе чувствуют тоже самое. Они машут крыльями, поднимаются все выше и выше, и у них появляется такое ощущение, словно сердце начинает выпрыгивать из груди. Оно так сильно колотиться, что кажется, еще немного, и его просто разорвет на части. А внутри зарождается такое тепло, которое будто говорит тебе: "Лети. Ты свободна".
Что такое свобода? Олиф всегда знала. Вернее, думала, что знала. Свобода — это независимость. У тебя нет никаких обязанностей. Тебе не нужно вставать по утрам и работать до потери пульса ради того, чтобы прокормить свою семью. Тебе не нужно убивать человека, ради того, чтобы спасти свою сестру. Тебе не нужно терпеть каждый новый бессмысленный день, ради того, чтобы выжить. Тебе не нужно выживать, чтобы оказать свободным.
Ей казалось, что она знает, что такое свобода.
Но это не так.
Свобода — это не независимость. Свобода — это невесомость. Свобода — это полет.
Когда ты летишь — ты свободен.
Олиф улыбнулась, не открывая глаз. Ей хотелось раскинуть руки в стороны и закричать. Закричать настолько сильно, чтобы горло засаднило от боли. Ей хотелось, чтобы весь мир узнал: она свободна. Здесь и сейчас. Она справилась. Она выжила.
Никто не способен понять, какую боль ей пришлось пережить. Никто. Но солнце, которое убивало ее день за днем, которое отбирало силы, которое каждую секунду высушивало влагу из организма, — это солнце сейчас улыбалось. Улыбалось ей, Олиф. И она улыбалась ему в ответ.
Когда она только попала в пустыню, то и подумать не могла, что возненавидит этот свет. Когда она попала к Песчаникам, то не представляла, что вновь его полюбит. Жизнь такая непредсказуемая. Такая странная. Она окунает тебя лицом в грязь, а потом поливает чистой водой.
Жизнь учит тебя бороться.
Олиф давно разделила свою жизнь на мгновения. Маленькие, крохотные мгновения, что помогали ей бороться за эту жизнь. И те мгновения, что остались в ее памяти, были прекрасны.
Первое — это рассвет. Да, в пустыне он был самым необыкновенным. Рассвет — это напоминание, это маленький атрибут жизни, без которой тебя просто не станет. Каждый день рассвет говорил девушке: "Ты прожила еще один день. Ты справилась". А Олиф этого никогда не понимала. Она думала, что рассвет предвещает новую беду. Он, словно нож, каждый раз рассекал ей грудь, напоминая, что жизнь идет, и раз она не способна саму себя убить, придется эту жизнь проживать. Но рассвет лишь давал ей знак, что она не овощ — она живая. И это мгновение означало начало нового дня. Дня, когда можно было начать жизнь с чистого листа, каким бы трудным это ни казалось.
Второе — это Лекс. Не просто встреча с ним, или его удивительный образ на оазисе, или то, как он учил ее драться, или как спас от Хозяина. Или как рассказывал о своей судьбе. Нет. Мгновение — это весь Лекс, полностью. Он научил ее жить. Он показал ей, что жизнь существует даже тут, в аду. Он подарил ей силы, чтобы бороться. Чтобы победить. Он спас ее. Действительно спас, ведь иначе она погибла бы еще там, в пустыне.
И третье. Для Олиф самым важным мгновением было это. Здесь и сейчас.
Ощущение свободы. Ощущение победы. Ощущение жизни.
Она выбралась. Она смогла.
В какой-то момент девушке показалось, что ей просто нечем дышать. Грудь настолько переполнилась воздухом, что он стал лишним. Будто она старалась вдохнуть его как можно больше. Будто боялась его потерять. Олиф закашлялась, и счастливо улыбнулась. Даже кашель звучал по-другому тут, наверху. Как будто громче. Как будто радостнее. Как будто живее.
— Я живая, Кнут, — прошептала девушка. — Я живая.
"Открой глаза", — посоветовал змей, и по его интонации она поняла, что он улыбается.
Олиф долго не могла привыкнуть к свету. Как же она раньше не замечала, насколько он прекрасен? Он был такой яркий, такой светлый и теплый. Он был самый прекрасный. Он освещал эту землю, эту пустыню... эту жизнь.
Если когда-нибудь вам доведется увидеть пустыню, улыбнитесь и наблюдайте за ее сиянием.
Пески состояли из миллиардов маленьких кристалликов. Как только за горизонтом появляются первые лучи солнца, кристаллики начинают светиться. И сейчас они сверкали. Казалось, что это тысячи алмазов отражают в себе свет, и передают его друг другу, делятся им. Они дарят друг другу его тепло. Они сверкают благодаря солнцу. Именно оно дарит жизнь.
Свет дарит жизнь.
Олиф откинула голову назад и раскинула руки. Она решилась. Она закричала.
— Я живая, Кнут!!! — ее крик разнесся так далеко, что, казалось, его услышали сами Берегини. — Я ЖИ-ВА-Я!!!
Ее смех отразился от высоких песчаных барханов. Подул легкий ветерок. А Олиф смеялась. Смеялась так долго и так искренне, что заболело горло. Показалось, что голосовые связки сейчас вывалятся наружу. Но она не прекращала. Смеялась настолько громко, что сердце готово было выпорхнуть из груди.
Они начали замедляться. Девушка посмотрела на кружащие вокруг них пески, поднимаемые из-под тяжелого змеиного тела. Улыбнулась, понимая, что никогда не замечала того, что они похожи на волшебную пыльцу.
Наконец, Кнут остановился. Олиф, с трудом передвигая ногами, смогла буквально съехать по чешуе змея. Она не могла поверить в то, что чувствует песок под ступнями. Что видит яркое солнце, голубое небо. Она ощущала невыносимую духоту, но и та была для нее такой прекрасной...
— Спасибо тебе, Кнут! — Девушка кинулась обнимать огромное животное.
"Не за что".
— О Берегини, неужели мы сделали это?! Мы выбрались! Мы здесь, наверху! Ты можешь в это поверить?!
Олиф вновь засмеялась, не удержалась, и пару раз радостно подпрыгнула.
— Мы выбрались!!!
Она плюхнулась на песок и блаженно запустила в него руки, не обращая внимания на их ужасно высокую температуру.
— Этого просто не может быть...
Ее все еще трясло от осознания того, что они сбежали от Песчаников и выбрались наружу. Это было похоже на сон. Девушка подняла взгляд на Кнута, не в силах прекратить улыбаться.
— Спасибо, — благодарно сказала она.
Кнут в ответ лишь устало положил голову на песок.
— Что с тобой? — нахмурилась Олиф.
"Я вообще-то вытащил нас из лап разъяренных воинов, если ты не заметила. Мне нужен отдых", — надулся змей.
— Хорошо, — понимающе кивнула девушка.
Олиф обвела взглядом пустыню и заметила, как небо вокруг нее отдает рябью. Она недоуменно прищурилась. На секунду ей показалось, что что-то похожее она уже видела. Точно видела. В тот день, когда ее судили Кровавым законом.
