— Драйвер, бедные комедимнты пошло проголодались, да и часы указывают обеденное время. Мы заработали по сухарю и по миске баланды на узника?
— Гм! Безусловно! — пробормотал пристыженный аппарат.
Завтрак он накрыл с рекордной скоростью. Мы оказались за мгновенно возникшим столом с легким угощением и молча занялись им. Юри то и дело бросала на меня покаянные взгляды. Эва держалась несколько нервно. Тем временем я обратился к своей памяти. Мне показалось странным, что воспоминания обрываются на том, как я вошел в транс крипто-связи, обычно приводящий к информационному контакту с Отшельником, но я ничего не мог припомнить о самом контакте, если он имел место. Возможно, Юри со своей телепатией могла что-нибудь напомнить? Я с надеждой покосился на коршианку. Она, как всегда, подслушивала мои мысли. Виновато вздохнула и развела руками:
— Знаешь, во время крипто твое сознание закрыто от меня. Иногда пробивается кое-что из эмоций, но на этот раз — ничегошеньки. Прости.
Эва в упор смотрела на нас. Я не рискнул бы сказать — с каким выражением. Больше всего подходило бы слово "отчуждение". Ее поразил этот странный односторонний разговор. Лицо чарранки посерело, ее странный запах стал сильнее:
— Простите, кто-то из вас двоих телепат? Она читает мысли? И может быть,не только... — она сбилась и замолчала, с отчужденной настороженностью глядя попеременно на нас с Юри.
— Да. Она может читать чужие мысли, — кивнул я на Юри, — Невозможный человечек.
Эва посерела еще сильнее, до того, что ее лицо стало казаться чумазым:
— Тогда, получается, она знает все, абсолютно все, что вы думаете? А — вы?
— Я? — я улыбнулся. Наверное, этого не стоит делать, если у вас зубы со спичку длиной и острые, как иглы. Да, пожалуй, улыбка в таком случае далеко не самое миролюбивое, что можно изобразить. Эва вскочила из-за стола, Юри торопливо пояснила:
— Нет, он не телепат, успокойся, Эва! Он не замышлял ничего плохого, а что до вас персонально, то я вас не подслушиваю, даю самое честное слово.
В конце концов до меня доперло, чего это она так разволновалась — она явно боялась, что некоторые ее мысли станут известны другим. Я поставил себя на ее место и ощутил большое неудобство: мало ли чего в голову взбредет иной раз. Эва с соменеием покосилась на невинно глядящую на нее Юри и несколько расслабилась:
— Надеюсь, что это правда. Поймите, я не собираюсь строить каких-то козней, но знать, что может быть воспринята ВСЯКАЯ твоя мысль, это...
— Не беспокойся, — перебила ее Юри, — На сегодня, по крайней мере, мне хватит ВСЯКИХ мыслей Эн Ди, — она опасливо — смешливо покосилась на меня. Я протяжно вздохнул и показал ей все свои зубы:
— А ты не боишься занять место в клетке для опытов?
— Это смотря для каких опытов, — фыркнула Юри, — И потом, даже если отбросить тот факт, что ты поклоняешься мне издали, я нужна тебе по деловым соображениям, так что ты скорей перережешь себе глотку, чем причинишь мне вред. Я говорю о координатах Дэвида, мой дорогой. Хотя... Не будь у тебя столь сильны комплексы, кто знает?
— Я разрушу твои гадкие мозги. Или отрежу язык. Или придумаю что-то еще, в сочетании с предыдущим. И это все в любом случае будет ничтожной компенсацией за мои страдания!
— Ты слышала?! — хихикнула Юри, оборачиваясь к ошарашенной Эве, — Практически он признался мне в любви! Невероятно. И притом — отчего это я должна расплачиваться своими умненькими, уникальными мозгами, своим острым язычком за твою собственную тупость? При чем тут я вообще?
Я посмотрел Юри в глаза и подумал ей: " — Так ты подсовываешь мне Эву?"
Она улыбнулась, кивнула и хихикнула, с интересом ожидая моей реакции.
" — Ну, знаешь! Много на себя берешь. И вообще мне кажется, что у тебя нездоровый интерес к вопросам пола. Тем более, что ты все это все равно будешь ощущать через мое восприятие, то есть даже острее, чем я сам?"
Она ничего не ответила, продолжая ухмыляться, лишь окрасилась в кричащие оттенки желтого и оранжевого. Я уже достаточно давно ее знал, чтобы предположить очень сильный эмоциональный всплеск. Пора было переводить разговор в мирное русло, да притом телепатическая болтовня при Эве была просто невежливостью по отношению к чарранке. Я повернулся к Эве:
— Знаете, мне кажется, что вы чувствуете себя здесь, у нас не очень уютно. Конечно, ведь здесь не так уж много развлечений.
— Книги да я, — вставила Юри, — Чего-то я уже наелась, и где, спрашивается, мой любимый сок? Драйвер! Где сок айолики?!
— Кончился, — пошутил ее корабль. Юри прыснула. Я спросил:
— Кстати, чем он тебе столь нравится, Юри? Я его попробовал и не обнаружил ничего интересного.
— Кому как, — пробормотала она, — Но телепат из тебя все равно никакой, так что ты не мог заметить, как сок айолики светящейся влияет на телепатические способности. Кстати, если серьезнее, то кроме книг и меня у нас имеются и другие развлечения, но ты ими никогда не интересуешься. А Эва здесь только неделю и еще не успела... О Гадес и Ехидна, что ты думаешь! Небеса, освободите его от этой вечной подозрительности! Эва, ну скажи хоть ты, что ли?
Я обернулся к Эве. Она нервно дернула щекой:
— Видите ли, капитан, вы провели шесть автономных суток в состоянии клинической смерти.
Меня охватила волна ярости. Я еще не осознал ее причин, резко отворачиваясь и уходя в Валькирию. Она встретила меня недовольным ворчанием:
— Совсем забыл меня! Я ревную тебя ко всем этим Эвам, Юри и Драйверам!
— Местонахождение и сводку движения за последние семь суток.
Возле меня возникла багровая Юри:
— Не смей, кретин!!!
— Прочь! — рявкнул я на нее, — Иначе я за себя не отвечаю!
Юри отступила на шаг и взмолилась:
— Валькирия, НЕ ДАВАЙ ему этого!
— Здесь командую я! — заорал я на нее. Юри умоляюще сложила руки:
— Капитан, я знаю, что это твой корабль! В твоем мире говорят "Убей, но сперва выслушай!" Тебе сейчас нельзя. Нет! Только не это, Эн Ди, ради Дэва!
Ярость окончательно затопила меня. Ярость моей рукой нанесла хлесткий удар по лицу Юри:
— Так говорят те, кто боится соврать, но еще больше боится правды! Я сказал — ПРОЧЬ ОТСЮДА, ты! Я не верю тебе! Вон отсюда!!!
Ярость душила меня. Шесть суток клинической смерти, о которых меня даже не удосужились известить! Юри покачивалась неподалеку, по ее искаженному страданием лицу катились крупные слезы, с кончика носа срывались оранжевые капли ее крови и тяжело шлепались на обшивку.
— Валькирия, почему она все еще здесь? И где сводка? И не пускать никого без моего личного позволения!
— Но... — попыталась что-то возразить Валькирия. Я заорал:
— Я буду убивать, если мне попытаются помешать узнать правду!
— Ты... Убивать? — растерянно переспросила капсула и вдруг завизжала на предельной громкости:
— Да вы что все, с ума посходили?!
Я мысленно призвал Мечи Власти. Юри медленно потрясла головой, Валькирия сочла более благоразумным отправить ее на Драйвер. Я вздохнул с облегчением. На душе было гнусно: мне не хотели сказать правды, и я сорвался, я поднял руку на Юри!
— Так где сводка?!
— С-сейчас, — пробормотала капсула. В ее голосе сквозил страх, — Зачем ты ударил ребенка?
— Сводку.
— Эн Ди, капитан, я не узнаю тебя! — завопила Валькирия, — Что они там с тобой делали эти шесть суток и три часа?! Закрывшись наглухо от всех воздействий?
— Сводку! — прохрипел я, горло отказывалось повиноваться, непреодолимая сила гнула вниз, пытаясь подчинить себе, и краем сознания я знал — чья это сила.
— С... водку... КкхххрррРААА!!!
" — Ну что ж," — сказал во мне галаксмен, — "Пора выпускать на волю терранина."
Стены вокруг студенисто колыхались, текли и то отступали за грань представимого, то сдавливали, подступая к самому телу. К телу, за власть над которым боролись терранин и кто-то извне, и оно тоже дрожало и гнулось, оно блестело от пота, но не покорялось могучей воле телепата.
Не осталось ни имени, ни памяти, ни знаний, только судорожное сопротивление тела, ставшего полем боя. Телом, знающим только одно — надо выстоять. Затем терранское сознание еще напряглось и родило мысль: покориться невозможно, значит нужно покорить, свести с ума, изувечить, сжить со света тот, другой разум. Время остановилось...
... Медблоки с хлюпаньем отлеплялись от головы и груди. Из марева бреда проступил родной как домашние тапочки пейзаж моей капсулы.
— Привет, — сказал я, — Сводку за последние восемь суток. Что там с Драйвером?
— Не доброе утро, — вздохнула Валькирия, — Драйвер не отвечает, сводку дать не могу, поскольку моя память физически уничтожена именно в запрашиваемом тобой интервале.
— А разве такое возможно? — удивился я.
— Значит, возможно! — хмуро проскрипела капсула, — И мне это совершенно не нравится. Зарядить твои пси-аккумуляторы или ты просто позавтракаешь и полежишь?
— И зарядить тоже.
— Накрываю на стол, — довольно сказала Валькирия, — Я очень хочу знать, что же происходило все это время. Впрочем, догадываюсь, что это было что-то кошмарное. Ты садись за стол и вообще отдыхай.
— Кстати, где мы находимся и движемся ли куда?
— Да, проходим по Кольцу Времен. Я так думаю, что все это интересное время мы идем по нему.
— Нам необходимо исследовать участок, который мы прошли. Если не из-за Дэва, то непонятно, зачем устраивать подобное!
— Хмм... — сказала Валькирия. Я глотнул кофе, чувствуя внедрение пси-проток в мой многострадальный организм и теплую волну от начинающей поступать энергии:
— Дэв там, или недавно там был. Сейчас поем, полежу немного, потом схожу на Драйвер, гляну, что там делается, и возвращаемся назад.
— Не стоит, Эн Ди, — мягко сказала капсула. Я вскинул брови:
— Считаешь, что с Драйвером так уж плохо?
— Я не об этом, о возвращении на участок пути, назовем его "запретным".
— Не стоит возвращаться?! Это еще отчего?
— Дэвида там нет и не было.
— Пожалуста, объяснись, — нахмурился я, — Мне не нравятся столь странные заявления. На основании чего ты столь уверена?
— Сейчас, — пробормотала капсула, извлекая какой — то предмет из обрамления визора. Это был лист металлической фольги размером с почтовую открытку. Капсула объяснила:
— Еще до того, как мы подобрали Эву и Свету, я решила подстраховаться. Это устройство совершенно не зависит от меня, работает как приемник отраженного луча и настроено регистрировать все пси-спектры. Вот, убедись, записи моего отраженного луча, луча Драйвера, эта непрерывная черная линия от работающей в тебе имплантированной псионовой машинерии, вот всплеск спектров, в том числе поданный Светой пси — импульс. Дэвид, то есть его импланты имеют характерный спектр излучений, близкий к твоему. Если бы мы находились в одной вселенной с ним, то черная отметка появилась бы за красной чертой, отделяющей своеобразное "поле". Вот, убедись сам. Записи очень мелкие, смотри их в увеличении.
— Дай стократную лупу, — попросил я, беря в руки "открытку". Кстати, а где гарантия, что он не был отключен, как я?
— Ну...
— Или его память не была уничтожена наподобие твоей?
— Ха! — воскликнула Валькирия, — А отгадай загадку: "Что нельзя стереть, поскольку оно вычитанием да отниманием лишь больше становится?"
— Мне сейчас не до загадок, — пробормотал я, разглядывая тонкие линии на металле через мощную лупу. Валькирия вздохнула:
— Хорошо. Помнишь, на Террис существовала технология записи информации путем прожигания дырок в периодической электронной стуктуре?
— Было такое от бедности, — кивнул я, — Называлось "масочное постоянное запоминающее устройство", ну и к чему ты это вспомнила?
— А к тому, что мой приборчик тоже прожигает на себе информацию, когда она есть! — воскликнула Валькирия, — А ответ на загадку такой: дырка.
На проверку записей ушло немного времени. Через каких-то пять минут я просмотрел все и разочарованно отбросил аппаратик от себя. Валькирия подхватила его и спрятала на прежнее место, пока я принимал старое полулежачее положение.
— Нич-чего не понимаю, — сказал я, принимая поданный Валькирией кофе, — Если там нет Дэва, то какого хрена?! Ради чего, боже мой?
Валькирия промолчала. Я вздохнул, глотнул горячий, сладкий и крепкий напиток, пожал плечами:
— Знаешь, я немного подремлю, а то совсем выбит из колеи. Драйвер может и подождать.
— Вот уж кто ничего не понимает, так это я, — призналась Валькирия и снова умолкла, а я неожиданно уснул. Я проспал примерно час, и проснулся несколько освеженный, но с гадким привкусом во рту, согнал его чашей вина и чашечкой кофе, закурил сигаретку и по отраженному лучу перешел на Драйвер. Меня встретили темнота и тишина. Меч Гакко, который я прихватил с собой на всякий случай, мягко высвободился из-под локтя, всплыл в середину корпуса и осветил его своим ровным белым сиянием. Я огляделся.
Драйвер имел жалкий вид — ободранная мягкая обшивка, неработающий визор, блокированные интеллекты. Юри кучкой черных тряпок валялась неподалеку от раскрытого синтезатора, Эвы не было видно. Я открыл машинное отделение, чтобы активировать юниверскаф, и увидел чарранку — она висела в неестественной позе почти в центре аппаратного отсека, чуть в стороне от главного энергоблока головой вниз. Ноги чарранки запутались в энергоновых протоках, как в сети. Пониженная гравитация, при которой ее волосы начали шевелиться от сквозняка да синие отблески светящихся проток придали ей вид утопленницы.
"Интересно, какого рожна ей тут понадобилось?" — подумал я, залезая на чуть теплый энергоблок и выпутывая ноги Эвы из переплетения светящихся нитей энерговодов.
— Хорошо, что тут низкая сила тяжести, — вслух подумал я, — Не то девица годилась бы только на отпевание.
Через несколько минут я выволок ее из машинного отсека и положил рядом с Юри. Чарранка выглядела намного лучше, она размеренно дышала, ее сердце ритмично сокращалось, так что я пришел к выводу, что у нее обычный обморок. Тельце Юри было почти холодным. Пульс еле нащупывался. Я взял ее на руки и вернулся на Валькирию. Положил девочку в развернутое капсулой операционное поле, попросил:
— Сделай, что можно.
Капсула подогнала к Юри медицину, долго молчала, и лишь после вздоха синтезатора, выдавшего мне заказанный инструмент, сообщила:
— Кто-то пытался сжечь ее мозг. Как и твой. Мне хочется думать, что был некто третий.
Я кивнул. Потом шесть изнурительных часов я пытался не думать о ее словах, приводя искалеченный Драйвер в порядок. Иногда я подходил к Эве и проверял, жива ли она. Ее обморок постепенно перешел в глубокий сон, тогда я перестал за нее беспокоиться и передав дела слегка починенному, еще заикающемуся Драйверу, вернулся в свою капсулу. Там тоже шло на поправку — Юри уже не была столь убийственно черна, ее тело постепенно заряжалось, хотя рассудок еще не настолько оправился от повреждений, чтобы она вышла из забытья.