обменялись подарками и сели за столы, Нинтур, мать мужа и
хозяйка дома, совершив возлияние на ступени входа, повела
молодую женщину на женскую половину дома, чтобы та могла
переодеться и выйти к гостям в подаренном мужем наряде.
Прежде чем впустить Пэаби в покои, свекровь, пристально
глядя в глаза молодой женщины, протянула ей хлеб и соль, дабы,
вкусив от них, вторая хозяйка дома, жена любимого сына, жила
бы с ней в мире и согласии. Пэаби, почтительно отведав плодов
земли, низко и покорно склонилась перед свекровью, от которой во
многом теперь зависела ее участь. Нинтур со снисходительной
благосклонностью подняла ее и угостила сваренными в меду
финиками, желая юной супруге сладкой жизни в доме мужа. И
Пэаби робко поцеловала ее руку.
После того как вода в котле закипела, молодая хозяйка
попросила принести ей свежего молока, сыра и сливок. Приготовив
пищу, она разделила ее со своим мужем. Пэаби ела с природным
изяществом, беря кусочки сыра кончиками пальцев. Закончив совместную трапезу, молодая хозяйка поклялась именем Инанны,
матери изобилия, заботиться о достатке дома мужа своего, беречь
сокровища его амбара, который дает долгую жизнь. Затем жрецы
с пением гимна, превозносящего благодеяния Энки, повели Пэаби
к его кумиру, сидящему на троне у святилища. Аннипад, мокрый
от волнения, упал на колени перед Владыкой судеб и горячо
взмолился Всевышнему, своему родному, личному богу и личной
богине рода — Дамкине, жене Владыки, прося взять под свою опеку
и покровительство; защитить от злых духов и избавить от напастей
жену его, ибо личные боги ее отца больше не будут заботиться о
ней, покинувшей родительский дом и род свой. И старый, мудрый
жрец-прорицатель, взглянув вначале на отца, потом — на сына, и
заклав ягненка на алтаре, по его внутренностям прочитал
благоприятный ответ Владыки к неописуемому удивлению эна,
рассчитывающего на иное.
Чрезвычайно обрадованный, Аннипад, с полным основанием
опасавшийся результатов прорицания, и его спокойно ожидавшая
суда божьего иноплеменница-жена, не ведавшая суровых законов
рода Зиусудры, увлеченная порывом мужа, с жаром возбла-
годарила Милосердного за дарованный им счастливый жребий.
Пэаби, принятую на попечение личными богами рода Зиусудры,
старейшины повели к могилам владык Города, предков Аннипада,
захороненных в склепе под террасой, дабы их души могли
познакомиться с нею. Спустившись по кирпичной лестнице вслед
за эном и его братом, Пэаби, через распахнутую жрецом-служителем
перед ними дверь, вошла в длинную полутемную комнату,
освещенную пятью чадящими светильниками. Стены склепа были выложены из камня и завешены красными циновками. Тяжелые балки поддерживали свод из посеревших от времени известковых блоков. Серебряные курильницы с тлеющими зернами ладана стояли у алтаря предков, где свежие пища и питье для их душ всегда были в изобилии. Тела предков, с серебряными чашами в руках, облаченные в богатые одежды, с украшениями и оружием, лежали в деревянных гробах на правом боку. Между рядами гробов энов стояли и лежали дары: украшения, доски для игр, медное и золотое оружие, посуда, золотые орудия труда и прочая погребальная утварь. Здесь лежали все эны племени.
Ныне здравствующий эн, глава рода, помолившись вместе с
братом, заклал на алтаре ритуально чистого, рыжего козленка и,
совершив возлияние предкам его кровью, представил их духам
жену своего старшего сына как будущую мать наследника их дела,
ибо все в руках Всевышнего. Попросив в молитве духов предков
мужа о снисхождении и милосердии, Пэаби пообещала им родить
и выкормить здорового и крепкого сына, достойного доблести
мужей рода Зиусудры.
Возвратившись к дому эна, жрецы и молодая женщина,
признанная своею их родовым богом, омыв руки, воссели за столы
и пировали до тех пор, пока в небесах вновь не воссияла светлая
Инанна. И тогда матери новобрачных, муж и младший брат жены
устроили в опочивальне пышное ложе, постелили постель, накрыли
ее покрывалом и усыпали жёлтыми и голубыми цветами. Слабый
свет светильника у изголовья ложа освещал комнату, наполненную
ароматом благовоний.
Аннипад вышел из опочивальни в сад и простер руки к молодой жене. И она устремилась к нему, не отрывая сияющего счастьем взгляда от излучающих ласку и любовь глаз мужа.
— О супруг, дорогой моему сердцу, о возлюбленный, велика твоя
краса, сладостная, точно мед. Отведи меня, о мой владыка, в свою
опочивальню.
И тогда муж и брат взяли ее под руки и повели к брачному
ложу. Родные, идя следом, напутствовали: "Да будет ложе ваше и
благостно, и сладостно для вас. Да будет благополучие уделом
детей ваших.
У входа в опочивальню молодых вновь осыпали зернами
ячменя. Аннипад и Гаур подвели Пэаби к брачному ложу и вышли
из комнаты. Дружка, замужняя племянница Мешды, оставшись
вдвоем с юной супругой, помогла ей снять одежды, распустила ее
золотые волосы и умастила тело новобрачной миррой. Когда
родственница вышла из опочивальни, Мешда — отец счастливой
дочери, впустил к ней мужа, закрыл дверь за ним и, благословляя,
напомнил: "Спите теперь друг у друга в объятьях, но на заре
пробудитесь, ибо с рассветом мы возвратимся". — И молодые
супруги остались вдвоем. Пэаби, опершись на локоть, приподнялась на ложе, отбросила покрывало и позвала своего суженого:
— О, возлюбленный мой, приляг около моего сердца.
— О, любимая, — ответствовал молодой муж, погасив светильник
и быстро снимая одежду, — лечь рядом с тобой — самая большая
радость для меня.
И Аннипад возлег рядом со своею Пэаби, прижался к ее
горячему телу и, подсунув левую руку под ее голову, правой обнял
ее. А светлая Инанна, божественная владычица сладострастья, благожелательно взирала через высокое, зарешеченное оконце на деяния молодой четы, вливая в них все новые и новые силы, дабы служение ей не прерывалось.
Первой проснулась Пэаби, услыхав за стеной опочивальни
голоса отца и матери, пришедших с подарками для Аннипада и
сластями для нее. Родители ожидали, когда молодые позовут их,
ибо в течение трех дней молодоженам, более нечистым, чем
допускалось в повседневной жизни, запрещалось выходить из дома.
Пэаби поцелуями разбудила мужа, пожелала ему доброго и
приятного утра, отвернулась, чтобы он мог встать и облачиться в
накидку, так как в течение месяца со дня свадьбы Инанна, угрожая
долгой разлукой, запрещала жене видеть голое тело супруга.
Новобрачная сладко потянулась и нехотя поднялась с постели, ибо
родители ждали. Она аккуратно разгладила след, оставленный их
телами на ложе, и закрыла его покрывалом, затем закуталась в
огромную шаль, подаренную ей свекровью, надела сандалии, ибо
ей было непозволительно показываться перед отцом и братом
мужа без обуви и неодетой, дабы не искушать их. Пэаби, нечистая,
как в дни менструации, пошла в сопровождении рабыни на
женскую, заднюю часть половины дома, чтобы совершить
омовение и очиститься, искупавшись в ванной. Аннипад,
оскверненный любовным общением с женой и почти столь же
нечистый, тоже должен был очиститься омовением. Девочка-
рабыня повела молодую госпожу длинным, освещаемым через
раскрытые двери, полутемным коридором, разделявшим дом на
мужскую и женскую половины, в каждой из которых было по семь
и семь комнат. Стены и пол дома были покрыты мозаикой из голубых и зеленых изразцов.
Небольшая туалетная комната с двумя обмазанными изнутри глиной кирпичными ваннами, стоявшими в середине, располагалась в конце дома. У одной из стен комнаты, завешанной циновками, стояла широкая кирпичная скамья, покрытая толстым синим войлоком. По боками скамьи в курильницах тлели палочки сандала, а перед ней возвышалась на подставке ваза с фруктами и сластями.
Здесь госпожу встретила немолодая, коренастая, рыжеволосая женщина, рабыня из племени хаммури, обслуживающая женскую туалетную комнату. Рабыня много лет мыла старую хозяйку, массировала и умащала ее увядшее тело. Пустив воду в одну из ванн, она сняла с Пэаби шаль и сандалии и усадила молодую госпожу на скамью.
Чистая речная вода подводилась к дому эна посредством
водовода, проложенного под Городом в земле и облицованного
обожженным кирпичом. Использованная, грязная, вода отводилась
водостоком обратно в реку ниже по течению.
Пока ванна наполнялась, рабыня уложила госпожу на скамью и принялась короткими сильными пальцами разминать ее тело. Невольница с любопытством рассматривала немного оробевшую с непривычки Пэаби, чем-то неуловимым в лице похожую на нее.
Проникнувшись симпатией к вежливой молодой хозяйке, рабыня
помогла ей войти в ванну и принялась ее усердно мыть. Однако Пэаби,
до тех пор воспринимавшая все как должное, не захотела, чтобы
ее мыли, как маленькую, и попросила рабыню уйти. Дождавшись
за приоткрытой дверью, когда госпожа вышла из ванны, рабыня
угодливо попросила разрешения войти. Она осторожно вытерла
хозяйку полотенцем из тонкой мягкой ткани, сделала прическу,
умастила лучшим маслом и окрасила ногти ее рук и ног. Затем
она закутала Пэаби в шаль, надела на нее сандалии и отвела
обратно в опочивальню, одну из комнат энси Аннипада. Когда молодая женщина облачилась в новые одежды, надела полный набор украшений и амулетов, предохранявший ее будущего ребенка от порчи и злых духов, подкрасила губы цветным воском и вышла в обшитый кедром зал покоев Аннипада, отец и мать уже оживлённо беседовали с ним, освеженным, бодрым, пахнущим благовониями. Они сидели у маленького квадратного столика и угощались фруктами.
Пробыв в гостях у молодых до середины вечерней стражи и пригласив их по обычаю к себе на угощение, родители новобрачной, одаренные Аннипадом и его матерью, вернулись в свой дом. Гончар робел перед эном, перед его ореолом божественности, и был премного доволен, что на этот раз не встретился с ним. Теперь он не скоро придет в дом владыки и увидится с ним только на стройке, да и то издалека.
Каждый вечер молодожены, прежде чем возлечь на брачное ложе,
воскуряли фимиам Инанне, богине плотской любви и наслаждений,
возносили ей молитвы и ее именем окропляли ложе из жертвенного
сосуда с молоком белой священной коровы, ежедневно присылаемого дядей.
И вот, в третью ночь замужества Пэаби приснился человек, вопрошавший ее:
— Скажи, о дочь моя, что бы ты хотела иметь: семь
обыкновенных детей или двух таких сыновей, достоинства которых
равнялись бы достоинствам семи?
Она не знала, что ответить и, проснувшись, обо всем рассказала
Аннипаду. Немного подумав, он посоветовал:
— Это — благой знак, и если ты опять увидишь во сне этого
человека, а, по-видимому, это был отец наш, мудрый Энки, то
попроси его о двух сыновьях, равных по достоинствам семи.
Наверное, ты вскоре понесешь, ибо Великий отец занялся
созданием моего потомства.
На следующую ночь, заснув, Пэаби снова увидела во сне бога.
Он вновь задал ей тот же вопрос, и когда она ответила так, как
научил ее муж, сверкнул глазом и пропал.
Первый визит молодожены нанесли родным супруги. Вдвоем
с Аннипадом Пэаби начисто забыла и думать о родительском
доме, но, собираясь к маме, она немного взгрустнула, ибо тепло
материнской заботы отлично от горячей привязанности супруга,
жара любовной страсти, затмевающего ровный, ласковый и
надежный огонь материнской любви, никогда не опаляющий родное
дитя. Устремившись всеми помыслами к родительскому дому,
Пэаби несколько раз в нетерпении спрашивала, когда же, наконец,
наступит начало вечерней стражи, и они смогут выйти.
Еще издали они увидели Гаура, сидящего у ворот дома на
кирпиче.
— Почему ты не в школе, ведь полнолуние наступит только завтра,
— издали спросила его удивленная сестра, когда он встал и пошел
им навстречу. — Ведь раньше ты никогда не пропускал занятий.
— Мама сказала, что у меня сегодня болит голова, — ответил
юноша и потупил взгляд. Аннипад рассмеялся и обнял Гаура за
плечи:
— Ну, как дела в школе, брат мой, читаешь уже хорошо?
Глаза юноши заблестели.
— С тех пор как вы поженились, учитель вызывает меня каждый
день и всякий раз долго хвалит.
Открывая калитку, Аннипад заметил прикрепленную к ней
глиняную табличку, выполненную в виде амулета, и прочитал ее.
Это было краткое повествование об Эрре, боге чумы, а амулет
предохранял дом от болезни.
— Пока могучий Энки в Городе, Эрра не посмеет сюда явиться,
и чуме не бывать, — заметил Аннипад и спросил Гаура: — Скажи,
брат мой, ты можешь прочитать то, что здесь написано?
— Да, я сам написал эту табличку, а отец обжег и повесил сюда.
— Ну, в таком случае, ты не напрасно ходишь в школу, — отметил
энси, — владычица Нисаба к тебе благоволит.
И юноша зарделся от похвалы столь почитаемого им человека.
Во дворике дома уже стоял накрытый стол, и в ожидании
молодоженов родичи Мешды что-то горячо обсуждали. Отец и
мать приветливо встретили свою дочь и ее мужа и приняли их, как
дорогих гостей, наравне с близкими родственниками.
Пэаби очень хотелось увидеть Дати, свою лучшую в девичестве
подругу, перемолвиться с нею хотя бы двумя-тремя словами, но
обычай не позволял. Пробыв в гостях до конца сумеречной стражи,
родственники одновременно поднялись, попрощались с хозяином
дома, который проводил их за калитку, и разошлись восвояси.
В пору полнолуния, встречаясь только днем, молодые
отсыпались, принимали гостей, навещали родственников, посещали
храмы, гуляли вдоль реки и у моря. Им не было скучно вдвоем.
Аннипад обучил жену игре в шашки-нарды, и сообразительная Пэаби вскоре сделалась достойным противником. Много лет
проучившийся в школе, жрец Аннипад знал массу историй, легенд
и сказок, а Пэаби, наивная, впечатлительная и очень эмоциональная,
любила слушать мужа и часто просила его что-нибудь рассказать.
Дела не позволяли энси долго оставаться дома с молодой женой,
и когда Луна пошла на убыль, он вновь приступил к своим
каждодневным обязанностям, не дожидаясь упреков отца.
Уклад жизни в доме-дворце эна разительно отличался от быта
простого шумера. Каждое утро противный, шамкающий голос
старика-раба, ходившего за Аннипадом с самого рождения,
вырывал супруга из ее ненасытных объятий, и Пэаби не знала,
чем потом себя занять, ибо все в доме делали храмовые рабы: и
убирали комнаты, и приносили воду из колодца, и стирали белье, и
дважды в день доставляли горячую пищу из храмовой кухни. После
утренней трапезы Энки муж завтракал в святилище вместе с отцом
