К похожему разговору меня неожиданно привлек Татаринов. Как оказалось, с ним, как со своим товарищем, поделился Семен Семенович, он рассказал обо мне, как об интересном и необычном мальчишке. Илья Ильич видимо заинтересовался этим, тем более что меня он запомнил по другим встречам. Не знаю точно, что там наговорил ему наш секретарь горкома, но когда мы 22 апреля в школе проводили торжественный сбор дружины, посвященный дню рождения В.И. Ленина, он вместе с Перовым Семеном Семеновичем неожиданно появился в нашей школе. Застигнутые врасплох администрация школы не знали, что делать от испуга. Такого еще никогда не было. Я тоже если честно был в недоумении. Это все-таки большое начальство для нашей средней школы и как расценивать такое вот неожиданное посещение также как и дирекция даже предположить не мог. Но решил, что нет худа без добра, набрался наглости и попросил их обоих повязать галстуки новым пионерам. Мы как раз принимали четвероклассников в пионеры. Ни директор школы, ни пионервожатая не ожидали такого от меня, и уж совсем не ожидали, когда все кто был в составе группы партийных руководителей прибывших в нашу школу с удовольствием стали повязывать галстуки новым пионерам.

А я тут же вспомнил, как происходило это со мной. Гордый за себя шел я тогда по улицам, подставляя весеннему ветру яркий красный галстук, специально не запахивая пальто. Чтобы все вокруг видели нового члена детской организации, верного ленинца готового идти в ногу со своими старшими товарищами комсомольцами.

Примерно так и сказал в напутственном слове после того как всему классу повязали эти символы незыблемости дела Ленина, товарищ Татаринов Илья Ильич. Он, как и все находившиеся в зале был в этом уверен на все сто процентов. Никто еще не только не знал, даже не предполагал, что вот эти новые пионеры вырастут и не заметят, как превратятся, не все конечно, но многие, в людей начисто забывших эти восторги одолевавшие их в такой знаменательный день. Они конечно не забудут это чувство, но тщательно станут скрывать такой факт как гордость и счастье, испытываемое ими в такой знаменательный для них день. Не все, некоторые так и останутся наивными и слегка удивленными этими метаморфозами, что преподнесла им жизнь и неправильное отношение руководителей к делу воспитания подрастающего поколения. Слишком обыденными и даже скучными будут проходить подобные мероприятия. И год от года все это станет только хуже и хуже. Превратятся в обязаловку, никакой интриги, никакой торжественности, ни каких достойных примеров в лице руководителей и даже старших своих товарищей комсомольцев. Ничего что могло бы стать достойным продолжением такой славной традиции как прием детей в наследников славных дел своих отцов и матерей. Появление множества анекдотов, высмеивающих столь значительное мероприятие как членство в пионерской организации, станет апофеозом этого правильного хода в воспитании подрастающего поколения. Не сразу все это произойдет, и можно было все исправить и попытаться вдохнуть новую идею, новую цель в головы несмышленышей, таких как вот эти, стоящие сейчас в строю всей дружины школы и гордые от такой чести. Они пока не знают, что их ждет.

Не знаю, о чем говорили старшие товарищи после сбора, в кабинете директора школы. Но видимо и обо мне тоже зашел там разговор. Во всяком случае, та информированность обо мне и моих школьных делах у Татаринова появилась не из пустого места. Он, перечисляя все, что мне удалось сделать и сам, наверное, был удивлен таким количеством дел проделанных мной. Он так и спросил потом:

— Я все перечислил, или что-то забыл? Я уже как-то тебе говорил, что сам был в свое время председателем пионерской дружины, но я и десятой доли не сделал тогда на этом поприще от того что успел ты за столь короткое время. И он еще раз перечислил, что считал нужным:

— Создание отряда ЮДМ.

— Организация соревнования между отрядами за лучший отряд.

— Сбор подарков детям Кубы, написание письма самому Фиделю через газету "Пионерская Правда" с заверением, что вы готовы чуть ли не с оружием в руках поддержать революцию на Кубе.

— Организация и проведение двух субботников по благоустройству школьного двора.

— Решение создать, на базе струнного оркестра, школьный ансамбль песни и пляски. И как меня проинформировали, уже приступившего к репетициям.

— Сбор металлома, озеленение улицы перед школой.

А сейчас, вы готовите комнату славы или даже музей участников Великой Отечественной Войны окончивших вашу школу.

Он, говоря все это по памяти, внимательно смотрел на меня, заставляя меня ерзать на стуле и думать. Что уж он пытался в результате увидеть, мне не известно, но как бы подводя итог, стал мне толкать идеи коммунистического воспитания молодежи, особо упирая на совершенствование пионерской организации как инструмента формирования разносторонней личности подрастающего поколения. Стал призывать нас активно участвовать в общественно-политической жизни не только своей школы, но и своего района, города. Я слушая всю эту..., даже не знаю как назвать, толи пропаганду, толи галиматью, понимал что в большей части того что сейчас мне толкал этот партийный функционер он говорит вполне осознанно и верит во все это сам. Интересно даже стало, а что же он будет петь в девяностые годы. Сколько ему тогда будет лет? Если ему сейчас уже, как я знаю, тридцать восемь, то в 90-м году ему будет 68 лет. Вполне еще рабочий возраст, если доживет, конечно. Во всяком случае, на митинги сможет ходить. Вот и интересно, что он на них будет говорить? Как он будет оправдываться перед новым поколением, на которое он, наверное, надеялся как на продолжателей славных дел старшего поколения? Оправдываться за то, что он, и такие как он, просрали такую великую страну? Или, как и все остальные будет только удивленно таращиться на тот беспредел, что будет твориться в его стране. Именно в его, в стране, где таких, как он не один миллион, много миллионов. Как так получилось, что наглые "империалисты" смогли поставить на колени без единого выстрела некогда могучую и единую страну. Не все же такие как я опустившиеся и деградированные, без всяких желаний и умеющие только болтать на кухне о том, как нужно было делать и что делать. Ведь были же и нормальные люди, но почему они так безропотно двигались в этом направлении, которое так уверенно указали им люди, вечно стремящиеся к уничтожению страны Советов. Они, не задумываясь, могли нас послать и на баррикады, как в гражданскую войну, воевать за интересы Родины с такими же людьми считающих эту землю тоже своей Родиной. А мы все так же безропотно схватились бы за оружие. Почему не мы поставили на колени те же США. Или вновь станет говорить, что мы были первыми, и никто нам ничего не мог подсказать, никто не был застрахован от ошибок? А может все это потому, что слишком уверены были в своей незыблемости, слишком надеялись, что никто не рискнет напасть на страну, где в боевой готовности стоят ракеты? Или просто превратились в стадо баранов, послушно идущих за вожаком, таким же бараном, как и они, с единственным отличием — отметиной на лбу. Именно этим и отличался он, вожак стада, от остальных, больше ничем. Мозгов у баранов никогда не хватало на то чтобы свернуть в сторону от указанного главным бараном пути. И наверняка у этого вожака был пастух, который используя своих собачек, умело, гнал стадо туда, куда ему надо. Но это так, мысли. Мои мысли. Сейчас перед собой я вижу человека уверенного в своих действиях, он на коне и чувствует себя творцом. Он уверен, что дело Ленина живет, и будет жить в веках. Кто бы сомневался....

Несколько странным стал его вывод по моим делам.

— Так вот, мы тут подумали с администрацией школы и приняли решение принять тебя в комсомол. Ты как к этому относишься?

— Несколько, я бы сказал, неожиданно. Ведь в комсомол принимают в основном в пятнадцать лет?

— Да это так. Но в исключительном порядке, если пионер своими делами заслуживает, то принимают и в четырнадцать лет в ряды комсомола. А ты вполне заслуживаешь.

— Так мне только в мае исполнится четырнадцать лет.

— Ну вот, на день рождения Крупской мы тебя и примем в комсомол. Ты что против?

— Да нет, конечно, просто неожиданно.

— Я тебе больше скажу. Ваш сегодняшний секретарь комитета комсомола этой весной заканчивает школу. Тебе еще учиться долго. Я посоветовал, а руководство школы поддержали меня и мы приняли решение, что ты подходишь на эту должность. И с этой общественной нагрузкой вполне должен справиться. Я думаю, что доверие партии к тебе ты с честью оправдаешь. Оправдаешь?

— Постараюсь. Нет, не так. Я точно справлюсь, спасибо всем за столь высокое доверие. — Я и не задумывался с ответом. А чего думать? Я же и стремился к этому, это часть моего плана. Вполне уверенно можно считать, что первый шаг в этой жизни я сделал. Остальное.... Думаю, что и остальной мой план будет выполняться.

На этом разговор закончился, но как оказалось не совсем. Илья Ильич попросил всех оставить его наедине со мной. Как он сказал, ему требуется сказать напутствие молодому человеку, и он это хочет сделать в разговоре один на один.

Я понял, что предстоит более серьезный разговор, или более предметный, сразу же после его вступления, когда он сказал, что хотел бы поговорить о моих прогнозах. Хотя доказательств моих знаний или видений о будущем у него достаточных нет, и он только может верить словам Семен Семеновича, а он ему доверяет как своему другу, но все равно у него это вызвало большой интерес.

— Дело в том, что я знал одного такого человека, который мог предсказывать будущее. Правда ему никто не верил, и его вскоре убрали с глаз долой, но все-таки то, что он тогда говорил, я запомнил на всю жизнь. Я был в твоем возрасте тогда, и естественно не верил ему, только потом, уже повзрослев, я понял, что стоило его расспросить более подробно о его предсказаниях. Я не стану тебе сейчас говорить, что мне запомнилось в его словах, главное, что это исполнилось. Поэтому я в отличие от моего друга Семена поверил, что такое возможно. Сразу тебе говорю, никому ничего говорить не буду, это останется между нами.

Я слегка ошарашенный таким поворотом дел не мог сразу сообразить, что мне делать. Рассказать все о себе? Или как я и делал пока, только частично раскрыть свое знание о будущем? Я подумал, подумал, и решил, что мои периодические "видения" больше подойдут в этом случае. Всех дел знать я не в состоянии, просто не знаю. Я не смогу рассказывать все конкретно вот по этому человеку, а его именно это будет интересовать в первую очередь, потом уж все остальное. Как провидец я для него могу только общие, можно сказать государственные дела рассказать. И то не все сразу. Только дозированно. Причем с максимальной пользой мне и моему плану.

— Илья Ильич? А конкретно, что вас интересует? То, что вам рассказал Семен Семенович это было сказано лишь для того чтобы он смог убедиться что я действительно говорю правду, и что мне досталась такая вот участь, видеть будущее. Но по людям я не всегда могу что-то говорить конкретное. Это, по-видимому, связано с тем, что судьба человека, даже у дурака гольного, может меняться чуть ли не постоянно и предсказать что-то просто невозможно. Это будет заведомая ложь. Но вот по отношению к делам государства или событий в мире можно и предсказать. Ну, может не предсказать, а увидеть, какие события могут происходить в будущем. Если хотите, то мы на каком-то примере можем попытаться спрогнозировать, что вам делать по какому-то отдельному мероприятию. Есть у вас сегодня дело, которое неясно чем может закончиться? Вы мне скажите, я посмотрю внутрь себя, и если мне удастся, то я буду рад вам помочь. А уж от того как оно покажет себя в дальнейшем вы будете сами решать, верить мне или нет.

Наверное, что-то его все-таки беспокоило, что-то такое, в чем он сомневался. Я это понял, как только он стал рассказывать. Причем ни на секунду не замешкавшись.

— Мне в последнее время везет в продвижении по служебной линии. Я это связываю с требованием товарища Хрущева выдвигать на руководящие должности молодых перспективных работников. Но и в тоже время мое положение в обкоме таково, что любое неудачное решение принятое начальством будет автоматически переведено на меня. То есть я могу всегда оказаться крайним. Третий секретарь обкома обязан выполнять распоряжения первого. Это всегда так было.

Вот и сейчас. Позавидовав успеху Ларионова, а это первый секретарь Рязанского обкома партии, — поспешил разъяснить мне Татаринов — так вот, мой начальник приказал усилить работу по перевыполнению плана заготовок мясомолочной продукции. Ну да, что это я, ты же не в курсе, что этот Ларионов за 1958 год смог перевыполнить план гос. заготовок в два раза, и пообещав затем лично товарищу Хрущеву, что в 1959 году они сумеют перевыполнить план в 3.8 раза, сумел каким-то образом это сделать. Хотя я примерно знаю, за счет чего он это сделал. Но не это главное. Главное что и мой начальник решил, что мы тоже можем перевыполнить план по мясу и молоку. Это же значит попасть в струю и вполне можно получить ордена. То, что это временный успех он, конечно, догадывается, но убедить его не делать такого я не в состоянии.

Вот и хочется знать, я прав или мой начальник? — Чувствовалось что он очень волнуется, и не столько от того что делиться своими проблемами с мальчишкой сколько от того что это действительно его волнует. Он не глупый человек и отлично понимает, что его начальник в любом случае останется на плаву, а вот его, Татаринова, подставит по полной программе и не посмотрит, что именно он вытащил из провинциального городишки этого человека. А вообще кто их знает, этих партийных авантюристов, вполне возможно, что он заранее все обдумал и специально подстроил стремительное продвижение Татаринова. Тут сразу и не поймешь, где стоит подстелить соломку. А начальник Ильи Ильича знает точно и уверен, что это его обезопасит, если что-то пойдет не так.

Ну и куда мне с моим знанием прошлого? Оно и не нужно сейчас. Тут свои игры, подковерные, так сказать. Кто кого первым съест! Волки, да еще какие! Все знают, чем может закончиться подобное головотяпство, но делать приходится, иначе будешь не в милости у руководства.

— И что тут я могу сказать? Да..., дела....

Умение внушить страх, заставить неукоснительно выполнять свои обязанности, даже на грани личной катастрофы, появилось со времен правления Сталина и оно еще долгое время будет основным движителем работоспособности чиновников. И именно этот страх от осознания, что нерадивые исполнители будут наказаны, толкало людей на неправильные по логике действия. Но зато они точно были в рамках требований различных пленумов, съездов и необдуманных решений, принятых по подсказке "знающих" людей. Это в будущем подорвало в какой-то степени авторитет партийного работника и соответственно авторитет самой партии.

Желание быть на вершине власти, вопреки всему разумному, невзирая на личные симпатии, не замечая, что делает все во вред стране, но во имя торжества партии, а если проще, то во имя себя любимого, было и остается основной заботой таких вот партработников. И то, что вскоре малосведущие люди будут пытаться подменить специалистов и руководить делами, в которых ни бельмеса не соображают, не будет ничего удивительного. Дело дойдет до того что ради показухи начнут показывать дояркам как надо доить коров. Жуть! Можно было бы смеяться, если бы не было так горько.