Гнида эта, Саныч, будет молчать. Невместно ему шум поднимать. Не, мобилу, конечно, отберу, от греха. Связать? Конечно! И вырубить. Аккуратненько. Чтоб часика четыре и не ворхнуться даже не мог. За это время я точно со своими делами всеми управлюсь уже. В части. Мне всего-то и надо — военный билет закрытый и документы какие-то ещё, наверное. Потом, в городе, отпущу. Как вернётся, Игорёшу своего распутает, Зулейку спишет, и всё шито-крыто. Да... Не рассчитал с Зулейкой-то. Ну да ладно. Его проблемы — ему и решать.
По идее следовало бы его, конечно, пришить... Такая тварь. Был бы Витьком — всех бы порешил. И в госпитале, и в части. Но я не Витёк уже, и с несовершенством мира бороться не стану — не моё это. Увы. Хороший, похоже, был паренёк. Только хлипкий.
"...благодаря чему с неизменным успехом продолжается сокращение дефицита пенсионного фонда посредством неуклонного уменьшения количества пенсионеров за счёт последовательной оптимизации их сроков дожития..."
Ага, вот и поворот к части... Километров семь ещё, чтоб со степи зайти, а не через КПП — и пора Саныча вырубать да связывать. Главное не переборщить. Он, по идее, примерно как половинчик должен быть. По прочности. Время уже самое то. Темнота — друг молодёжи. Тем более для меня. Витьком всё удивлялся, почему остальные в темноте не видят. А потому что не гномы. И без десантного модуля. Плюс астрал...
Российская Федерация, г. Новоозёрск Волховского р-на Ленинградской обл., пер. Водников, около д. 6, Грустилов Андрей Сергеевич и Типуненко Евгений Богданович, люди.
23:50 19 мая 2014 года.
— И вот что я тебе скажу, Женя...
— Для кого Женя, а для кого и Евгений Богданович.
— Дорасти ещё до Богданыча. И, главное, доживи.
— Вы мне угрожаете?
— Предупреждаю.
— Уже боюсь.
— Меня это нисколько не волнует, боишься ты или нет. Твоя проблема.
— Надеюсь, проблемы всё таки у Вас будут. И скоро.
— Надежды юношей питают.
— Вы что думаете, на Вас и управы никакой нет? Найдём!
— Хм... Почему ж нет. Управа городская, она как раз на мне и есть. А на тебе что?
— В смысле?
— В смысле — за что отвечаешь, чем занимаешься?
— Как это чем? Борьба за справедливость!
— Справедливость, она ведь у каждого своя.
— Это жулики в оправдание своё придумали, будто бы их много, справедливостей, и правд тоже сколько угодно, на любой вкус. На самом же деле правда, она и есть правда. Одна. Святая и чистая. За которую жизнь не жалко отдать. А остальное — ложь.
— Ну хорошо. Оставим это.
— Ага! Не нравится!
— Нет. Просто скучно. И лень. Но если о правде, то чем ты, милок, акромя правдоискательства этого самого на данное текущее время конкретно занят?
— Ну... Общественной деятельностью. Портал вот веду. Должен же этим кто-то заниматься! Необходимо ведь обществу, чтоб кто-то ворюг, сволочей и каннибалов, наподобие Вас, на чистую воду выводил.
— Должен — не должен... Живёшь-то ты, дорогуша, на что? И неплохо, насколько могу судить, живёшь...
— А вот это не Ваше дело. Я же не спрашиваю...
— В том то и дело, что спрашиваешь. А вот я, наоборот, не спрашиваю, кто тебе вопросики подсказывает. И приплачивает. К тому, что предки подкидывают. И даже не спрашиваю, сколько, потому как масштабы также и этих расценок известны мне прекрасно. Ты вот лучше скажи, из института тебя вышибли?
— Не вышибли, а сам ушёл.
— Не ушёл бы, так вышибли бы.
— Да! Вышибли бы! Потому что правды нигде не любят, всем она глаза колет!!
— Чтой-то ты об этой правде не шибко вспоминал, когда в культурной столице некультурно резвился да занятия прогуливал. А как к сессии дело пошло, так сразу и припомнил про неё, про справедливость эту самую, и ну обличать всех, кого ни попадя.
— Это Вы о чём?
— О том, как тебя родичи из питерских КПЗ вызволяли, и не раз, насколько помню.
— Гонения на инакомыслящих!
— Точно. Инако мыслящих, видящих, ходящих, плюющих, блюющих и так далее. А также скандалящих и буянящих. Под водку на наркоту.
— Ага! Вот тут-то Вы и прокололись!
— Оба-на. В чём бы это?
— В слежке — сами признались! И за сколькими ещё недовольными борцами за справедливость у Вас это... Наружка топчет?
— У, какие мы слова знаем. Окстись, милок. Городок у нас маленький, Питер недалече, вот она, земля-то, слухом и полнится, так что про дела твои питерские только тот не в курсах, кому это вовсе на хер не надо в смысле тебя. Таких, кстати, подавляющее большинство.
— Быдло.
— Ага. Быдло. Работать за тебя быдло, обслуживать тебя быдло и в армию... Вот если ты такой вот прямо весь пламенной душою за справедливость патриот, от армии какого откосил?
— Я не откосил. У меня освобождение. По состоянию здоровья.
— Ладно, мне-то не надо мозги пудрить, а? Со здоровьем у тебя, конечно, не так чтобы очень здорово, прости за каламбурец. Мозгляк ты хилый и убогий, соплёй перешибить не хрен делать — это так. Но для армии — очень даже вполне. Сожрёть и не подавится. С голодухи-то и помои за циммес сойдут.
— Попрошу без оскорблений!
— Какие оскорбления? Был бы за справедливость — пошёл бы, как миленький. Вон, парень у нас, негоден был реально, сынишка этой... уборщицы в школе, как её... неважно. В общем, реально больной весь из себя хроник и по всем статьям белобилетник, но ведь пошёл, пробился, так потом его даже в гробу привезли, цинковом, военком такую речь зажигательную толкнул, в ударе был, да и под градусом тоже, что греха таить... Так он всё равно апосля из армии вернулся, но уже здоровенным бычарой, морды всем поразбивал, кому ни попадя, и тут же дослуживать отправился, даже посадить не успели. Вот это справедливость... А ты... Смотри, допрыгаешься. Повторную медкомиссию всегда можно провести.
— А вот уж это-то накося выкуси! Мне в апреле 27 исполнилось, и крутил я теперь Вашу армию и Вас вместе с нею на фаллическом символе моего тела во всех плоскостях и с максимально возможной скоростью в смысле частотой вращения! И в избушку ту, лесника которая бывшую, уже на завтра договорился с правозащитниками из Питера, чтоб экспертизу...
— Ыыыйёуррррр...
— Э! Андрей Сергеич! Вы эта....
Россия. Военный городок Комсомольский в нескольких километрах к востоку от посёлка Комсомольский Красноярского района Астраханской области, что на территории Актубинского сельсовета. Штаб 14-й отдельной мотострелковой бригады, строевая часть. Старший прапорщик Садыков Исмаил Магомедович, старшина комендантской роты, человек. Гимли Зирак, гном.
03:21 20 мая 2014 года.
— На вот, бэри... Ваэнный билэт, аформлэный. Карточка на, учётно-послужной. Это у тэбя остаётся, понял?
— Понял.
— Вот эта параэздные, так? А эта прэдписание, да, в военкомат сдашь, с билэт вмэсте, нэ забуд. Дэнги... Что, савсэм убёшь, или как?
— Зачем. Не будешь дёргаться — останешься жив. И здоров. Чего тут у вас стряслось-то? Народу никого, охраны тоже, штаб пустой... Смотрю — окно светится, зашёл, а там один ты сидишь... В строевом. И никого больше.
— А, эта... Казаки призжалы. С Кубан. За своим, этот, как его...
— Юрком?
— Да, Юрком. Мнэ далажил, знаю, ты званыл... От дэвка. Вот аны и приэхалы утром. Колонна целый. Тры танка. Т-34, луди рассказывалы, у них аны памятник стоят. Боэгатовый! Сваэго забралы. Разведрота вэсь жопа надрали. Лэжит теперь в койка, балной вэсь савсэм. Шакалам морда всэм набилы, кито в част бил. Адын я спрятался успэл. А патом со склада водка вэсь, вино тоже... Каньяк, вах... Вэс срочникам и контрабасам раздали, тэперь савсэм пианы вэс. Адын я.
— Что, не пьёшь? Аллах не позволяет?
— Зачэм Аллах! Аллах всэмиластыв, парастыт... Нэльзя... Дакумэнты в порядок привести нада... Выпью патом. Напиюс! Савсэм. Хуже чэм тот дэвка из ЧОП.
— А как же охрана? Караулы?
— Ва, кхакой караулы... Отсосинг, панымаэшь? ООО Ахрансэрвис называэтся. Дэньги выделяют, дэньги забирают, суда нэминога савсэм. Капейка жалкый! Атставник старый пият и трыдцать двэ дэвка на вэс бригада! А хрэн сэрвис вам, получилось.
— Ха... То-то я смотрю, одни тётки у вас с автоматами стояли... На проходной и повсюду. Куда подевались?
— Гаварыл же, пьяный всэ в жопа. Дорвались, шкура.
— А ты б своих ставил. Они не пьют.
— Пробовал. Бэрэминют, курва. Самых страшных с гор, кого замуж никак, пробовалы, морда как каза насатый — и те бэрэминют. Патом родствэник, скандал, хоть сам жэнис на них... Нэ, русский дэвка лучше. В двэнадцать пэрвий аборт, патом эщё, сколка нада, и всо... Ныкаких бэрэминост. Пиут тока. Курят, сука. Всо курят. План, спайс эта... Ругаэтся страшно. Злые, как шэршен... Эбуца на всо брасаюца. Но нэ берэминют. Чтоп савсэм всо харашо нэ биваэт так, да? Эх... Тэпэр камисия ждат.
— А чо комиссия?
— Да... Дэжурный адыхал, кагда случилос всо. Ватрубэ. А памошник литенант, маладой глюпый, и в округ званыт — зачэм? Пака сам падбежал — уже висо. Масква званыл. Завтра прилэтят пилят. С десантура пилят. Пилят!
— Ладно. Твои проблемы. Деньги давай.
— Кхакой дэнги, да? Я тебэ проэздной дал, да? Дэнги за этот месяц, хот ты и нэ вэс бил, дал? Дэмбэлский, и то дал, хот нэ паложно. Эшо што?
— Ты мне мозги-то не компостируй, не надо. С тебя причитается — кашляй! За моральный ущерб. За амортизацию организма. Моего, кстати... Ну и так далее.
— Кхакой кашляй, нэт дэнги, тэбе гавару!
— Придушу... Ты меня знаешь.
— На! На! Всо бэри! Всо што эсть! На!
— Хм... Негусто.
— А ти шыто думал, тут прыйиск залатой? Дэнги всэ там, навирху. В округ, в Масква. А здэс граши... Что хазяйва платят за работа, и то паловину адават париходиц. Литенант за свой дэнги солдат форма покупаэт, и краску, и... и всо! Саляр для машина на праверка! Рэмонт — апят отсосинг! Навэрху падэлили, а нам запчасти за дэнги, висо за дэнги, из свой карман! Камисия встрэт, камисия правади — всо дэнги апят!
— Ладно заливать-то. А то ты ничего с этого не имеешь.
— Да. Имэю. Но и мэня имэют!
— То-то я смотрю, у тебя тут всё — и печати, и бланки... Полный комплект.
— А как ти думаэшь, я этаму идьоту, начштаба чтоб довэрил их, да? Или камандыр? С этот мудак всэ сядэм, или убиют всэх нах, а я пилят жить хачу, на свабода пилят!
— Так то что здесь, самый умный, выходит?
— Нэ, слюшай, ну ты думаешь как, оны с гор спустылис, авэц эбут... Ишачих... Мнда... Ээээх... Нэт, ну всакое слючаэтся, канэшна... Но паймают, лучше тагда на свэте нэ жит... Или в армия... Савсэм с канцамы.
— Да, вот ещё. Колюсику привет передавайте.
— Кхакой в жопа калесо?
— В жопа можно. Но не колесо. Свербицкого Николая Петровича. С моего призыва.
— А что такой?
— Заложил меня, сучёныш.
— А...
— Передайте ещё, что жду его дома. Очень. Так что пусть лучше здесь контрабасом остаётся. Хоть живой останется. Может быть.
— Э, слюшай, а она нужэн мнэ здэс такой, а?
— Твои проблемы.
— Ннэ параблэма!
— Вот и славненько.
— Да, слушай, пысмо тебе. Тэлеграм, то эсть. Нэделю как пришол, всо никак нэ попадался ти мнэ...
— Ну так давай. Раз попался. Теперь.
— Там эта... Ти нэ валнуйса... Я нэ прычом!
— В чём дело-то?
— Мат.
— Какой такой мат?
— Мат у тебя. Умэр, то эсть.
— Когда?
— Гавару ж, дэсят днэй как... Дивятого эта значит, да... Мая.
— Стоп! Сидеть. Сказал — не стану убивать, значит, не стану. Так вот оно как... Да, тогда вот.. ещё вопросик к тебе.
— А?
— Родственник тут у меня служил. У вас. Служил, да так и сгинул. В смысле, двухсотым пришёл.
— Фамылиэ?
— Как у меня. И имя — как у меня. Говорю ж, родственник.
— Эээ, ну-ка ну-ка, дай вспомну! О! То-то мне фамилиэ тивой знакомый паказалас! Э... Толка ты нэ похож на нэго. Савсэм. Он... Тощий такой... Хилый... Балной савсэм.
— Бывает. И всё ж?
— Служил. Да. Параблэмы с ним бил висо время. Виступал висо время. Сапля перешибёт, а висо туда же. Ми его в госпитал, думал, шланговать останеца, а он к параверке виписался... Сам! Вирэдный такой... Патом работать...
— На кирпичный?
— Нэ, слюшай, кхакой кырпыч, я что, звэр, да? На рибзавод... Оттуда привэзли, гаварят — нэ надо такой. Слабый, балной, страптывый. Отправили к калмыкам, в стэп. Там воздух чистый, экология, панымаш, шашлык-машлык, барашки, кумыс — курорт... А аттуда осен мортвый пачти привёз... Пабытый. Дэнги заплатили — и висо. В госпитал повэзли, а он там взал да и помэр.
— Ладно уж, мне-то про госпиталь тот бабки не надо заливать — обижу.
— А шито? Ах да...
— Ты мне про калмыков тех давай теперь. Подробнее.
— Вах, ну пырычом тут калмык... Наши это бил, ваш, то эст, причём с эго же прызив. Кантрабас, который бил, парядок чтоб, эта... профукал. Савсэм палахой бандыт салага...
— И где они теперь?
— Гдэ-гдэ...
— Не шути так.
— Я сыриозна. Атмарозки дневалный убил, ружкомнат визиломал, патом дэнги взял, на вэс бригада, и в стэп... Савсэм глюпый... Да ты ж слишал навэрное, по телэвизар показыват. Давно. В апрэл.
— Опа... Что-то такое припоминаю... Правда, не по телику — по радио слышал. Там они типа ваххабиты, что ли?
— Вааахкхакой ви жопа ваххабит-маххабит! Гавару ж — атмарозки. Из ных адын толка башкыр был, эсли и муслман, так савсэм плахой, другой ваш рюский, а трэтий... Трэтий вашэ нэ паймэш, ни адын народ сваым прызнать нэ хатэл, такой вот сволочь гад савсэм палахой чурка.
— Э, погоди! Там же у них вроде как организация была... Теракты планировали...
— Вааахкхакой ви жопа такой органызацья! Этот урод в папирос и то толкам план спланыровать нэ мог... Адын динэвалный стоял, маладой, у старшина пяный клуч забрал от оружейка, сигналызация нэ сработал, скхандал патом бил балшой... На трасса машина захватил, паубывал всэ и в Астрахан... Я как узнал, разведрота поднял, и за ными... Аны магазин грабил, наркотик доставал и в дом пить-курить. Ми толка их брат хател, зампалыт прыэхал, гаварыт — ФСБ нада... А те вэс квартал из пулэмёт разнесли. Крупнакалыберный, да. Виладымирова.
— Я проверю.
— Вах, паравыряй, сколка хочеш... Толка да канца. Да, числытся аны в часть. И падэлник их тоже, там бил, с собой нэ взал. Но эта савсэм другой луди! Мама кланус!
— Как так совсем другой?
— Ну, панымаешь... Нэ мой тайна...
— Пох!
— Панымаэшь, кагда в турма человэк сажай, эго можно как? Ви рэспублика к сэбе перэвэсти, а там амныстия — гамныстия... Ну, ты панимаэшь?
— А то ж...
— Но нэ всэгда так можна! Скхандал чтоб нэ было, сажать в Расыя. А патом в турма дэнги, и он как бы сидыт, но не сыдыт, а зидэс, пад чужой фамилий... Аллах кланус!
— Ладно... Уговорил. Эти ваши дела мне похрену.
Россия. Село Юловая Маза Вольского района Саратовской области. Останки некогда механизированного тока не существующего банкротством ОАО "Волжский АЦИ". Крепостные механизаторы латифундии Центрального Банка РФ Пнин Сергей Иванович, Ашкурин Виктор Александрович и Лебедев Евгений Алексеевич, а также крепостной бригадир Шаталин Алексей Михайлович. Все люди.
