— С чего бы это? — хмыкнул кошара.
— Ну как? Они знали, на что идут, что им при любых раскладах не победить, а босс наверняка захочет поиграть, прежде чем отправить их на перерождение. Но они готовы были терпеть страдания и тянуть время, лишь бы я смог умыкнуть этот злосчастный пламенный клинок. Одного из ваших демон утопил в луже с лавой. Жуткое зрелище. Видимо, вы действительно цените свою репутацию.
— Как бы мне не хотелось, чтобы ты и дальше оставался о нас такого высокого мнения, но ты немного заблуждаешься на наш счет. Не подумай, мы и пгравда догрожим нашей репутацией. Но гогреть ради нее заживо не согласился бы даже самый наш ягрый единомышленник. Думаю, ты давно уже понял, что твой мигр для таких как мы в основном является способом развлечения. Так вот с чем веселье точно не сочетается — так это с болью и стграданиями, ну не считая всяких больных на голову исключений. Впгрочем, и без всей этой демагогии никто не дал бы даже самой пгродвинутой компании в игровой индустгрии погружать людей в вигртуальную реальность с полным спектгром ощущений. Это как минимум нагрушает пагру десятков пунктов в основном законе о пгравах человека. В общем, чтобы не нагружать тебя деталями пгросто скажу, что игроки пгриходят в этот мигр с весьма угрезанной шкалой болевых ощущений. В несколько раз. Точных цифгр я тебя не назову, потому как у каждого человека этот параметр индивидуальный. Некотогрые чувствуют боль от раны, как легкий дискомфогрт, вроде зуда в месте повгреждения, а дгругие чувствуют хоть и слабую, но вполне реальную боль. Как говогрят, это зависит от степени погружения в этот мигр.
Что же это получается? У этих иномирных гадов и так куча преимуществ перед местными, так теперь еще выясняется, что они почти боли не чувствуют? Как-то несправедливо. С другой стороны, кто его знает, как ощущается боль в мире игроков. Быть может, что и в несколько раз сильнее, чем, к примеру, чувствую ее я в Атравеле. Сам же я там не был, так что сравнивать мне не с чем. Я хочу сказать, что боль это очень индивидуальный параметр, у каждого он свой. Но точно я знаю одно — я бы никогда не стал называть боль, от полученных мной ранее ран, зудом. Может быть, дело в том, что я гораздо больше погружен в этот мир, чем чужаки? Я ведь тут живу.
— Что ты имеешь в виду под определением "степень погружения"? — спросил я рыжего кацена.
— Понимаешь, каждый игрок по-разному пгринимает Атравель. По-разному вживается в роль. Некотогрые люди, какими бы реалистичными не казались визуальная кагртинка, звуки, запахи и вкусы, все равно частью сознания будут помнить о том, что на самом деле они не волшебном мигре, а лежат сейчас у себя дома в пластиковых сагркофагах. Иные наобогрот, стоит им попасть в игру — тут же забывают обо всем и живут здесь и сейчас. — МурЧело мельком глянул туда, где двое его соклановцев азартно рубились с тремя волками. — Кгроме того, существуют так называемые "костыли", или программы автоматического действия. Чтобы не тгратить вгремя на выполнение долгой монотонной работы, напгример добычу руды или дгругого ресугрса, можно поставить такую пгрограмму, и пока тело будет тгрудиться, самому заняться чем-нибудь дгругим. Чтением статьи игровой энциклопедии или пгросмотгром обучающего видео в интегрнете. Часто такие пгрограммы используются в боевке, да и вообще много где еще. Что тут говогрить, некотогрые индивидуумы даже пешком не ходят сами. Стоит ли говогрить, что использование таких пгрограмм негативно влияет на погружение? Ведь они не дают вжиться в роль. Как ты можешь повегрить, что ты лесоруб, если пока твое тело добывает дгревесину, ты хихикаешь над мемами и пгриколами в ленте какой-нибудь социальной сети?
— Один мой соклан, небезызвестный тебе фехтовальщик СвогрдМейстегр, выдвинул целую теогрию о вгреде пгрограмм автоматического действия. — продолжил рассказывать мой собеседник после небольшой паузы. — Пагрень стаграется все делать только собственногручно, и пгропагандигрует подобный обграз игры всем, кто желает его слушать. Правда, таких меньшинство. В клане его многие считают паграноиком и человеком, обожающим теогрии заговогров. Дгругими словами, всегрьез его мало кто воспгринимает. Сам я не знаю, что думать. Глядя на его успехи и громкие победы, становится тгрудно оспагривать его суждения. Но как бы там ни было, даже если отказ от пгрограмм действительно дает ему пгреимущество в бою, он также добавляет ему и ряд пгроблем. Напгример, таких как более шигрокий спектгр болевых ощущений. Степень погружения в игру у него ведь одна из самых высоких на весь клан. Как говогрится, где-то тегряешь, где-то находишь. К слову, Мейс не очень-то гогрел желанием сопгровождать тебя в этом походе, мне даже пгришлось его уговагривать.
— Постой, но как же так? Я ведь точно помню, как парочка наших магов корчилась в судорогах от издевательств демонического босса. — вспомнил я вчерашние события. — Получается, что они чувствовали боль в полной мере. Я знаю, о чем говорю. Я ведь и сам потерпел от демона несколько совсем неприятных минут. — Передо мной вновь как наяву встали ужасные глаза, и я содрогнулся от воспоминания.
— Ответ на твой вопгрос кгроется в механике игры. Для некотогрых классов боль такой же важный паграметгр, как и мана для магов. Так, напгримегр, бегрсегрки, чем больше боли получают, тем в более глубокую фазу упгравляемого безумия могут впадать. У дгругих классов, таких как истязатели, палачи или инквизитогры, большинство атак и способностей подвязано к нанесению не столько угрона, сколько боли. Согласись, не очень-то честно будет сгражаться такому пегрсонажу с игроком, котогрый почти ее не ощущает. Поэтому паграметгр боли система рассчитывает сама. Исходя из степени раны, сопгротивления игрока, котогрому ее нанесли, к этому виду атаки, и паграметгра его силы воли, система выносит вегрдикт об угровне болезненных ощущений, после чего на игрока накладывается своего рода дебаф. Чем выше боль, тем больше ограничений. Сперва это может быть небольшая скованность в движениях, затем отключение некотогрых спецатак и умений. Если боль рассчитывается как запгредельная, игрок вообще пегрестает упгравлять своим телом, а оно само начинает имитигровать ужасные стградания.
Тьфу ты. Одно слово — игроки, они даже боль отыгрывают.
Закончив свой танец с волками, к нам приблизились двое товарищей МурЧело, и рыжий кацен замолк. И только когда они встали рядом с нами и вопросительно посмотрели на главаря, он снова протянул мне свою когтистую руку, на этот раз для прощания.
— Было пгриятно иметь с тобой дело, Мих. Честно. — заглянув мне в глаза, сказал хитрый кошара. — Не пгропадай и не лезть в непгриятности. Но если все же они тебя найдут, вспомни, что один рыжий симпотяга должен тебе услугу.
Подмигнув мне напоследок, он развернулся к уже открытой арке перехода и нырнул в нее. Двое его товарищей последовали за ним.
Хорошо конечно когда заказчик остается доволен твоим старанием, но лично у меня насчет него были двоякие впечатления. Все-таки к этой работе меня привлекли почти что насильно. С другой стороны по результатам нашего сотрудничества я и правда получил немало плюсов. Как минимум это новые знания и спокойствие за свою семью на целый год.
Если честно, меня уже порядком утомили эти размышления о том, хорошие ли ребята в клане "Плащ и кинжал", или отъявленные мерзавцы. Я все никак не мог определиться со своим к ним отношением.
Тряхнув головой, чтобы отогнать надоевшие мысли, я огляделся по сторонам. Ни намека на людей из клана МурЧело. В зоне видимости был только Михей, который возвращался домой, так и не дойдя до злосчастной дороги. И я не удержался. Не стал искать укромное местечко, а полез в сумку прямо здесь.
Вытащив наружу алмазное ожерелье, я стал любоваться, как его камни играют с солнечным светом. Конечно же, я совершенно случайно забыл передать его рыжему кацену. Интересно, сколько такое стоит на черном рынке?
Первое время, после того как я разобрался со всеми своими делами связанными с чужаками, для меня показалось пресным и скучным. Я ни с кем не сражался, не крался, стараясь избежать цепких взглядов, не бежал от более сильных противников и не участвовал в других сомнительных авантюрах. Мои приключения временно сошли на нет, и я не думал, что мне так сильно будет этого не хватать.
С другой стороны, как только в голову мне залетала шальная мысль поискать новых приключений с другими чужаками, в груди поднималась целая волна недовольства и сопротивления. Я был сыт по горло игроками, их манерами и их методами ведения дел. Хотелось более простых отношений с подобными мне.
Три дня я бестолку слонялся по Саммервуду, надеясь наткнуться на что-нибудь интересное, чем можно было бы себя занять, и пытаясь завязать новые полезные знакомства. Исключительно с местными. Но горожане не спешили отвечать взаимностью на мое дружелюбие. Все наше общение сводилось к обыкновенной любезности прохожих. Причем не только на улице. В тавернах, питейных заведениях, лавках, магазинах и прочих общественных местах все люди вели себя со мной одинаково. Они могли подсказать дорогу, поддержать разговор о погоде или урожае, посетовать на высокие налоги и в общем-то все. Если собеседник не оказывался торговцем, и не пытался втюхать мне что-нибудь ненужное ни мне ни себе, или навязчиво не предлагал какое-нибудь простенькое одноразовое задание, то других тем для разговора от него можно было не ждать. Когда же я сам пытался перевести разговор с общих тем, и спрашивал что-то более личное, натыкался всегда на одно и то же. Подозрительный взгляд и молчание. Иногда мне объясняли, что незнакомцу с моей, абсолютно нулевой, репутацией в городе и нейтральным отношением у собеседника, на большее рассчитывать и не стоит. То есть, чтобы подружиться с человеком нужно сделать что-то хорошее или для него лично, или для того населенного пункта, где он проживает. А куда подевалась старая-добрая, бескорыстная дружба?
После того как я, с точки зрения любого горожанина, задавал личный, бестактный вопрос, дальнейшие события развивались двумя вероятными последовательностями. Либо мой собеседник, неловко прощаясь, удалялся прочь, либо, говоря простыми словами, кидал мне кость, предлагая мелкое задание, выполнив которое, можно было незначительно улучшить с ним отношения. Так сказать, давал мне возможность сделать первый шаг на пути к обретению настоящего друга.
Один раз я купился на эту бодягу. Взялся копать огород даже не дряхлой бабушке — огромному детине, поперек себя шире, которому для вскапывания своего участка и лопата бы не понадобилась, обе его ладони прекрасно заменили бы этот инструмент. В итоге: три потраченных впустую часа, и плюс два к отношению с данным индивидуумом. Учитывая, что максимальное значение дружелюбия равняется ста единицам, при котором можно без спроса приходить к своему другу домой в любое время суток и одалживать почти любую принадлежащую ему вещь, мой бонус за работу в огороде был каплей в море. Уставший и злой на такую несправедливость, я обматерил, неудачно подвернувшегося под горячую руку, хозяина земельного участка. Он шел ко мне, довольно улыбаясь проделанной работе, но заслышав мою тираду, споткнулся на ровном месте. Улыбка спала с его лица, как и пять единиц с его ко мне отношения. Я на это лишь вдохнул, да махнул рукой. Сил на более эмоциональное реагирование больше не осталось. Зато у моего несостоявшегося друга они были, он-то огород не копал. Гневно сдвинув брови, мужик велел мне убираться с его глаз долой. Хорошо хоть не прикопал на том же участке.
А однажды мне удалось уговорить официантку одного дешевенького трактира, где любили коротать время грузчики с речного порта и рыбаки, проводить ее вечером после работы домой. Не то чтобы я на что-то такое надеялся. Максимум завести интересное знакомство с симпатичной девушкой. Но получил я еще меньше, чем рассчитывал. Только ровно то, на что и подписался. Сопроводить человека от точки А до точки Б. Ни больше ни меньше, бонусов в виде приятной беседы никто не обещал.
Почти что всю дорогу девушка молчала, а мои скромные потуги завязать разговор попросту игнорировала, не замечая заданные мной вопросы. Такое поведение еще можно было бы списать на чрезмерную скромность, если бы не ее откровенно скучающее выражение лица. Примерно на половине дороги я сдался, и остальную часть пути мы проделали в унылом молчании. Хотя это я был в унылом настроении, официантка, казалось, даже была довольна тем, что я, наконец, заткнулся.
Когда же мы добрались до ее дома, девушка, не говоря ни слова, просто юркнула внутрь. Я хотел вечернюю прогулку с симпатичной девушкой — я ее получил. На большее никто не зарекался.
Отец часто говаривал мне, что женщины всегда имеют в виду не совсем то, что произносят. Иногда они подразумевают нечто большее, бывает, что-то меньше, но никогда ровно то, что говорят. Это явно был не тот случай.
Ладно, клен с ним с флиртом, подмигиванием или невинным поцелуем в щеку, она даже клеваных слов благодарности или прощания не сказала. Как довершение к абсурдности ситуации перед глазами развернулось окно с сообщением. Меня уведомляли, если я этого еще не понял, что ухаживание мое прошло не столь успешно, как того хотелось бы. Советовали не расстраиваться, возможно, попробовать снова, и если я вдруг решусь — быть самим собой. Эх, найти бы этого советчика...
После этих случаев, желание завести друзей среди саммервудцев у меня пропало окончательно. На четвертый день я покинул город и отправился куда глаза глядят.
Скитания мои даже описывать будет скучно. Я бродил в основном по необитаемым местам, иногда целый день не встречая разумного, периодически натыкаясь, правда, на деревни и небольшие поселения. Часто охотился на мелкую дичь, иногда прятался от крупной. Благо, мои наниматели оставили мне всю выданную экипировку, а с моим новым облачением делать что первое, что второе было гораздо проще. Охотился я ради пропитания и небольшого заработка — шкурки и остатки мяса продавал во встречаемых поселениях. Денег выручал — сущие гроши, но мне хватало. Соль и немного овощей, что еще нужно путнику, у которого есть огниво, добрые сапоги и теплый плащ? Лошадь? Ну да, не отказался бы. Но монет в кошельке было настолько мало, что они даже не звенели при ходьбе. В загашнике еще правда оставалось алмазное ожерелье, только вряд ли у кого-нибудь проживающего в одном из тех сел, куда я ненароком забредал, нашлось бы столько наличности, чтобы его выкупить. Разве что, за ожерелье они продали бы мне свое село.
Скитания в одиночку по чащам да полям дали мне немало времени на размышления. Я думал о многом, вспоминая все те события, что произошли со мной с того времени, как я в полной мере осознал себя на дороге. Я прошел долгий путь, многому научился, даже кое-чего достиг, но пока так и не нашел своего места в этом мире.
В какой-то мере одиночество и долгий поход пошли мне на пользу. Давно мне не было так спокойно. Единственное, чего мне не хватало, так это нормального человеческого общения. Зомби конечно скрашивал своим обществом дорогу, но его ответы на мои вопросы были уж слишком предсказуемы. Хорошо еще, что мой отшельничий поход не продлился слишком уж долго, и я не успел возненавидеть наши приятные, но такие однообразные, беседы у костра.
