Я хорошо понимала: она очень хочет научиться всему, что знаем мы. И ещё её отчего-то неприятно волновало исчезновение шрамов.
Едва научившись выговаривать онискианские гласные, даммерийка выступила насчёт учёбы. Успокоив её, спросила, не хочет ли она узнать о чём-нибудь ещё. Сказанное подивило даже меня — оказывается, шрамы ей дороги, как награды!
Ладно, ничего не имею против, так будет даже интереснее...
Элос объяснила даммерийке, что у неё есть возможность улучшить тело. Подруга была права — Дэфа тонковата, явно недостаёт мышечной массы. Для примера Элос показала хлоянку до и после трансплантации. Потом я почувствовала игривость Элос, эмоцию кокетства — она продемонстрировала собственное изображение. Без одежды даммерийка её ещё не видела...
Меня окатило так, что мурашки рванули по коже стаей! Девушка впилась глазами в голограмму, всё время нервно потирая щёку. Вдоволь наглядевшись, перенесла "огонь" золотистых лазеров на живую Элос.
-Командир дарить ты... очень красивый тело, — хриплым от волнения голосом вымолвила она.
Все мы купались в озере её желания. Потом туда влился ручей новой эмоции землянки: Дэфа ей нравилась, и это было не просто сочувствие, или симпатия!
Элос взяла собственное тело за основу нового тела для Дэфы, а даммерийка захотела быть как можно сильнее и легче. Они безжалостно выкинули все "женские украшения", которыми я когда-то наградила Элос. В новом вместилище Дэфы не осталось ни капли жира, ни грамма нефункциональной плоти. Будь она моего роста, неизвестно, кто оказался бы сильнее. Своё лицо даммерийка сохранила без малейшего изменения, а шрамы, все до единого, вернула на старые места.
Интересно было увидеть Дэфу. Прежнее лицо, и совершенно новое, мощное тело!
Она продолжала работать с МК, а в перерывах учила язык. Конечно, первые пару дней передвигалась нетвёрдо: училась владеть своим приобретением. В сложных движениях рукопашного боя Дэфу вообще заносило, видно было, как её раздражает некоординированность движений. Зато уж как даммерийка наслаждалась силой! Я сравнивала её со своими прежними ученицами — пожалуй, Дэфа была одной из самых способных. Уже сейчас, в самом начале, она дралась и стреляла ничуть не хуже Элос, да и общефизическая подготовка была на высоком уровне. В полётах, конечно, отставала — приходилось осваивать совершенно новые навыки.
Девушки соперничали. Но без малейших признаков неприязни. Напротив, выигравшая принималась рассказывать, как это ей удалось, и что нужно было сделать другой, чтобы не проиграть. Было видно невооружённым глазом, как их отношения становились всё более и более эротичными. Я наслаждалась той трепетной осторожностью, с которой они делали маленькие шажки навстречу друг другу.
Внимательно прислушиваясь к эмоциям девушек, я как-то ослабила контроль над капитаном, надолго оставила его серое вещество без внимания. И пару раз уже перехватила настороженные, даже неприязненные мысли по отношению к нам. Ему не нравилось, что мы "психопатки", что трахаемся не с ним, что способны постоять за себя, и даже то, что имеем виды на будущее. Не нравилось, что мы каждую минуту готовы драться за свободу, любым способом — мощью космического флота, или собственными кулаками.
Конечно, есть у меня недостатки. Наверное, я слишком горда, может, даже тщеславна. Не спорю, склонна к роскоши и излишествам. Иногда бываю сурова. Но такой меня сделала жизнь.
И чтобы не давать бессмертному трусу с неразвитой индивидуальностью лишней пищи для страхов, я вначале сама просмотрела воспоминания Дэфы.
Впечатляло.
К своим шестнадцати она давно уже была отличным бойцом. Профессионалом в своём первобытном мире. Я, и то начинала в двадцать!
У них существовал обычай питаться мясом побеждённого. Да и не было там другого мяса, крысы, разве что. Но питаться падальщиками недостойно везде. Так что иной животной пищи, кроме человечины, она в даммерийской жизни ни разу не пробовала. Притом отнюдь не изводила себя вегетарианством. За шесть лет "взрослой" жизни конфликты случались практически ежедневно, и чаще всего завершались смертью одного из противников.
Я знала, как нервно люди относятся к употреблению кем-либо в пищу их сородичей, потому решила удалить многое из записи, прежде чем она попадет к Ламену...
Большая, размером с Поллукс, коричнево-синяя планета предстала перед нами в седине и изломах атмосферных завихрений, в полосах циклонов и сильнейших бурь. Там творилось невообразимое, казалось Ревон-IV сошёл с ума. Вначале я хотела оставить Дэфу на яхте, она была не готова действовать самостоятельно. Но за неё вступилась землянка — стала доказывать, что сможет надёжно подстраховать новую подружку. Дэфа не сказала ни слова, хотя очень хотела вниз. Мы отправились вчетвером.
Судя по виду планеты, полёт предстоял сложнее обычного. Никаких следов ревонской цивилизации — что, и тут катастрофа? Волнуясь, я подключила сенсоры управления.
Катер пошёл к планете. В верхних слоях ничего не чувствовалось, но чем плотнее становилась атмосфера, тем более мои ладони чувствовали бешенство воздушных потоков. Внутри катера царила тишина и покой, мощная энерговооружённость этого "шарика" позволяла игнорировать даже такие бури. Однако руки пилота испытывали и давление воздуха, и внезапные сотрясения, толчки и рывки, постоянную вибрацию. Жестокие конвульсии атмосферы усиливались по мере снижения. Борьба со стихией поглощала моё внимание, и я скомандовала машине, чтобы она взяла на себя заботу о появлении возможного противника. Конечно, надеялась, что и я его замечу, но подстраховаться никогда не вредно.
Воздушный океан Ревона-четвёртого напоминал огромный котёл с кипятком. Вихри трепали ладони всё яростней, сильные восходящие потоки мгновенно сменялись нисходящими. Густела облачность, становилось темнее с каждой секундой. Мы опускались на дневную сторону планеты, но звезда не излучала обычного сияния. Зловещие нагромождения туч преграждали дорогу свету, и он медленно угасал, утопая в свинцовом мраке. Капли, тонны, целые моря воды обрушивались на планету вместе с нами.
На этой высоте уже воцарилась серая водяная ночь, мгла сделала оптический режим виока бесполезным, пришлось переключиться на сканеры. Тьма сгущалась. Вдруг её прорезала молния, ещё одна! Разряды с каждым разом набирали силу, становясь ярче. Они зловеще плясали вокруг, диким всепоглощающим огнём озаряя рваные массы грязно-бурых облаков. Мощные порывы ветра с бешеным упорством продолжали атаковать нашу посудину. До поверхности оставалось полторы сотни метров, но визуальный режим по-прежнему не давал изображения. Под нами расстилался невидимый пока океан...
Наконец, рваные края тёмно-серой взлохмаченной тучи приоткрыли поверхность. Волны — противоестественно огромные водяные горы, вырвавшиеся из-под мрачной завесы туч, даже отсюда виделись настолько чудовищными, что само их существование в реальном мире казалось немыслимым. Высота этих монстров достигала нескольких десятков метров, по задним склонам их катились потоки пены, будто сатанинские плащи, демонстрирующие мощь преисподней. Чудовищные валы катились по океану, сталкиваясь друг с другом, превращая поверхность в бурлящее адское варево.
Ещё с орбиты "Хелла" обратила внимание, что все вихри и потоки воздуха сходятся в одной точке планеты. Туда мы сейчас и направлялись. Я вела катер низко, чтобы лучше рассмотреть планету. Береговые утёсы причудливой, и вместе с тем, какой-то зловещей формы, словно скульптуры боли, изваянные самой природой. Гигантские вулканические конусы, высившиеся на границе между водой и сушей, поднимались прямо из воды. Одни чёрные, другие покрытые застывающей лавой красного цвета. Казалось, будто и горы на Ревоне-IV слеплены из кипящего металла.
ЭЛОС
Я знала, что ещё пятьсот с лишним лет назад на Ониске изобрели метод трансплантации интеллекта. Знала, что моё сознание живёт уже в третьем теле, и от этого ничуть не изменилось. Но всё-таки, когда даммерийке стало плохо в шлюзовой камере, меня охватило беспокойство. Трудно привыкнуть, что плоть, в которой ты родилась, можно сменить, как испорченную одежду. Взяла её пылающее тело на руки, уложила в кресло. Огненные глаза запали, белки покрылись сеткой лопнувших сосудов, лицо заострилось, а скулы, казалось, были готовы прорвать посеревшую кожу. Анализатор тотчас усыпил девушку. Прозвучало предупреждение — в этом теле жить ей осталось недолго. Я взглянула на рукава своего комбинезона — на сером алела кровь.
Любимая торопилась, перегрузки размазывали нас по креслам, и щуп анализатора не возвращался в нишу, постоянно контролируя состояние пассажирки. Только когда мы прибыли на корабль, и робот забрал Дэфу, я немного успокоилась.
Когда проблемы со здоровьем были решены, мы занялись воспоминаниями даммерийки. Подсев ближе, я наслаждалась случайными соприкосновениями наших бёдер... Но скоро стало не до чувственности. Получая ответы, я всё больше поражалась жестокости подземного мира. Сидевшая рядом со мною юная симпатичная девушка с тех пор, когда ей исполнилось десять, ещё совсем ребёнком, была вынуждена убивать едва ли не каждый день, чтобы самой не быть убитой.
Она вспоминала годы изнурительных тренировок. Пот, заливающий глаза, тяжкое дыхание и лязг клинков друг о друга. Выпады, защиты, уходы, прыжки и удары. Жизнь, сплошь состоящую из чёрной ненависти и яростных поединков. Ни одной минуты, никогда и нигде в их мире человек не мог чувствовать себя в безопасности. Чтобы заснуть, они выставляли часового! С десяти лет и до самой смерти мужчина никогда, даже занимаясь любовью, не выпускал из рук нож. Враждовали практически все, и схватившись, бились до смерти.
Я видела раздробленные суставы и выдавленные, пустые глазницы. Лезвия, с хрустом вонзающиеся в живую, упругую плоть. Сухой треск ломающихся под пятками рёбер. Обречённый хрип смертельно раненых, их стекленеющие глаза и ослабевшие руки, роняющие оружие. Сотни смертей. Безбрежные реки крови, многие километры голубых и розовых кишок, выпущенных наружу одним ударом.
Кровь — льющаяся толчками из перерезанного, булькающего вражьего горла, кровь на ноже, на руках. Липкая кровь на мокрых кулаках, кровь, стекающая по израненным предплечьям. Своя и вражья. Красные босые ноги в лужах крови...
Кровь, кровь, кровь, кровь, кровь переполняла её воспоминания.
Это настоящий кошмар.
Конечно, я предполагала, что увижу нечто подобное. Но не такое!
Само собой, постоянное напряжение нервов искало выхода. Люди, запертые в стенах убежища на всю жизнь, могли позволить себе только два вида отдыха. Первый, и главный — секс. И второй, доступный лишь верхушке правящей элиты. Хмельной напиток, делавшийся под большим секретом, и в очень малом количестве. Поэтому, как и убивать, сексом здесь начинали заниматься очень рано. Дэфа была отвергнута людьми, и могла общаться только с одной-единственной девушкой. Очень быстро общение стало интимным и выросло в долгое сильное чувство, связавшее их воедино. Дэфа не скрывала воспоминаний, и откровенные картины любви проходили перед моими глазами. Окли, её подруга, на мой взгляд, была просто ужасна, как и все даммерийцы. Но когда не было видно лица, возбуждение тревожило меня — тело юной карлицы было красивым. В конце концов, созерцание привело меня в трепет.
Вчера мы вместе с Дэфой сделали для неё новое роскошное вместилище. Может, такой я становиться бы и не хотела — всё же, нравилось оставаться более женственной. А это было почти тело Власты, только немного уменьшенное пропорционально росту. Может, поэтому я стала чувствовать куда более сильное влечение к даммерийке... Это было непостижимо. Душой и телом я принадлежала Власте, всегда хотела быть с ней и только с ней. И при этом страстно желала Дэфу! Я мучилась, раздваиваясь, и не знала, как поступить. Решила рассказать обо всём любимой, спросить совета у неё, и чего-то боялась, тянула время, откладывала. Вроде бы несколько отвлекали спортивные занятия — нагрузка успокаивала плоть. Но в то же время нагота наших тел, напротив, возбуждала. Возбуждала настолько, что я боялась, как бы это не оказалось заметным.
Тем временем "Хелла" доставила нас к Ревону-IV. Мне едва удалось уговорить Власту лететь вместе. Она считала, что Дэфа ещё не готова к высадке на опасную планету. А в том, что Ревон-четвёртый не курорт, я убедилась сразу. Атмосфера огромной планеты бушевала, потрясаемая чудовищными циклонами. Думаю, немалая часть мастерства любимой потребовалась в этом рейсе.
Недалеко от поверхности мелькнула интересная картина. Я пристально рассмотрела запись: куда-то неслась здоровая зверюга — метров десять длиной, да ещё толстый хвост. Двуногая, в беге согнувшаяся вперёд. Две мощные передние лапы, покрыта гладкой шерстью. Голова с вытянутой хищной пастью. Глаза посажены высоко, метёлки длинных жёстких волос на ушах...
Сели. Власта включила автопилот, и как только мы выпрыгнули на содрогавшуюся поверхность, катер взмыл, зависнув невысоко над каменным крошевом.
Оказавшись снаружи, мы попали под перекрёстные удары бешеных порывов ветра. Кругом стоял такой дьявольский рёв, что я даже приглушила звук с наружных микрофонов. Красноватая мгла кипела в высоте, перехлёстывая через солнце, точнее, через звезду по имени Ревон. Удары ветра будто швыряли её, то исчезавшую, то снова проступавшую алым диском за бешено струящимся рваным покрывалом тьмы. Наконец, свинцовый край зловещей, иссиня-чёрной тучи закрыл горизонт, удушив последние лучи света, и тут же потянулся вниз, к планете. Стало так темно, как будто наступила полночь. Чёрный извивающийся отросток смерча напоминал огромную шевелящуюся живую колонну. Он нёсся над поверхностью вместе с шапкой тучи, то укорачиваясь, то удлиняясь, словно разглядывая, что происходит внизу, и выискивая подходящую жертву. Навстречу ему снизу поднималась воронка вихря. Там в бешеной пляске вертелись оторванные ветви и стволы небольших деревьев, пыль, трава и разный другой мусор. Недолгие мгновения — и две части ужасного творения природы слились в один чёрный столб, соединяющий небо и планету. Расширяющийся вверху и внизу, он с глухим рёвом понёсся дальше, пожирая всё попадавшееся на пути.
Беспрестанно сверкали молнии. Ураганный ветер сопровождался сильнейшим ливнем и крупным градом. С гор нёсся поток грязной воды, шутя срезая деревья, легко выворачивая громадные камни, захватывая массу ила и разных обломков. Гудела, содрогаясь, почва, из глубоких, огромных трещин доносились непрерывные громы, раскаты которых соревновались с небесными. Сами горы трещали, от них исходил какой-то безысходно-погребальный гул.
Вскоре из облаков начала падать масса горячего пепла и чёрные камни, обожжённые, растрескавшиеся от жара. Грохот сотрясал почву. Плясали взбесившиеся молнии, огненные змеи мельтешили, как будто перед самыми глазами. Огромная гора выбрасывала в мрачные небеса густые клубы белого дыма, порции жидкой лавы, пепла, песка и крупных камней. По склону низвергался светящийся огненный поток, исходящий струями белого пара. Все предметы, видимые сквозь горячий воздух над лавой, дрожали и колебались. Местами эта масса как бы кипела, подбрасывалась вверх, и тогда казалась красной. В разных местах озера кипение то и дело усиливалось, брызги лавы летели выше и выше, пока, наконец, не взвился настоящий лавовый фонтан на несколько десятков метров! Красная ревущая струя рассыпалась каплями, опала. Серая поверхность озера застыла коркой. Сетка ярко светящихся, резко очерченных зигзагообразных трещин разделяла рваные площадки застывшей лавы. Из трещин взвивались яркие искры, били тонкие сияющие струи, а временами взлетали к небу ослепительно светлые лавовые фонтаны, окружённые столбами пара и дыма. В ответ небо выдавало очередную порцию пепла и камней, а затем повсюду стала падать жирная, липкая грязь. Тьма сгущалась.
