Но в отношениях с родственниками, даже с ровесницей Яной, он всегда оставался младшим. Не то, чтобы его как-то ставили на место или не слушали — просто его считали нужным опекать. Ненавязчиво, не уязвляя самолюбия, но опекать и защищать. Будучи мальчишкой, он не знал, что такое вступаться за сестер. Обе — сильные девианты с дополнительными способностями, способные прекрасно защитить себя от отдельных людей (а от государства их защищала куда более могучая сила Демиургов). Когда он встретился с Кансой и яростно, без остатка, влюбился в нее, он почувствовал то, что должен чувствовать мужчина, ограждающий свою женщину от опасностей мира — но ненадолго. Потом Каси согласилась на трансформацию, и защищать ее стало так же бессмысленно, как и сверхновую. Она стала его неотъемлемой частью, без которой он уже много лет не мог помыслить свое существование, но частью независимой и самостоятельной, за которую незачем бояться.
И вот теперь он с удивлением обнаруживал в себе эмоции, на которые даже не считал себя способным.
Нежность.
Ярость.
Страх.
Он не намеревался анализировать, что именно он испытывает к смешной пятнадцатилетней девчонке по имени Мира Аттэй — то ли родительские чувства зрелого мужчины к ребенку, то ли сексуальное влечение взрослого самца к молоденькой самочке. Он знал лишь, что должен ее защитить. Ее — и остальных детей в том мире, абсурдном, нескладном и неспособном существовать без внешнего пригляда. Поначалу он воспринял ее, да и всех прочих, только как разновидность кукол в наспех слепленной Яной виртуальности. Но потом, провоцируя девочку и исподтишка наблюдая за ней, он осознал: она — не менее живая, чем он сам. Живая — и одинокая. Он увидел в ней самого себя, каким был в детском доме: всегда посреди толпы, и все равно ничей, окруженный казенной заботой и не знающий тепла материнских рук.
Девочка, которой не на кого опереться и которая, сама того не подозревая, стала пробным камнем эксперимента. Эксперимента, от которого зависели жизни миллионов и миллионов таких же детей.
Отношения фертрата и хозяйки — то, что началось как наполовину забавная игра, наполовину способ потянуть время и оглядеться, неожиданно переросло в странные, но все более крепнущие отношения. Теперь он понимал, особенно после знакомства с принцессой Ритой, что толкнуло Яну на подобные эксперименты и почему она вынуждена подстегивать ко-нэмусинов, не позволяя тем расслабляться. Но сейчас, пожалуй, впервые в его не слишком длинной жизни понимание вошло в неразрешимое противоречие с эмоциями. Вспышка необъяснимого бешенства, которое он испытал в ночном переулке, когда бандит намекнул на изнасилование Миры — он и представить себе не мог, что способен на такие эмоции. Ему хотелось убивать. Он сдержался, хотя и понимал, что имеет дело с обычными куклами с жесткой программой, не обладающими и каплей собственного разума. Он поклялся себе, что не станет ломать внутренние барьеры, запрещающие убийство. Но оказалось, что в его сердце есть и такой уголок, о котором он не подозревал — пустой, черный и ледяной, словно капля межзвездного вакуума. Уголек овеществленной смерти, которая только и ждет повода, чтобы вырваться на свободу.
Он хотел защитить свою "хозяюшку" от окружающего мира. Хотел — и не мог.
И если он не может защитить ее полностью, то, по крайней мере, должен суметь исправить окружающую ее систему. Исправить так, чтобы тупая игровая логика виртуального мира перестала угрожать Мире. И всем остальным ко-нэмусинам, разумеется. Яна могла ошибаться в деталях — но она права в главном: эксперимент следует завершить, и завершить успешно. А как запустить систему в автоматическом режиме, не требующем ручного вмешательства, можно разобраться и позже.
И еще следовало окончательно определиться в своем положении в Академии-Си. Он всегда легко находил язык с детьми и подростками — но как товарищ, не как воспитатель. Его легкое беззаботное отношение к жизни и веселый нрав привлекали окружающих. С детства Палек без труда становился заводилой в играх и рискованных предприятиях, и товарищи подчинялись ему, признавая право на лидерство. Но он, неосознанно следуя своему приемному отцу, никогда не ограничивал их свободу. Он мог увлечь за собой — но не мог заставить других смотреть на мир своими глазами. А дети — даже подростки, несмотря на всю их пробуждающуюся самостоятельность — нуждаются в дисциплине. Они просто не обладают жизненным опытом, дающим понимание необходимости рутинных скучных действий. Нужен особый талант, чтобы заставить их делать то, что не хочется, не вызывая ненависти и отвращения к себе. Палек не питал иллюзий: таким талантом он не обладал даже близко. Следовательно, он не должен вставать на пути тех, кто его имеет. Необходимо придумать способ свободно существовать в Академии и влиять на окружающих, но в то же время не разрушать установленную в ней дисциплину. Как? Потом, не сейчас. Пусть пока мысль поварится в фоновом режиме.
Палек открыл две папки и подвесил их рядом. Две статичные картинки. На одной — принцесса Рита: хорошо развитые формы зрелой женщины, ничуть не скрываемые громоздким парадным платьем, пышные иссиня-черные волосы, скрывающие высокий лоб, довольно крупный, но соразмерный нос и пухлые розовые губы, миндалевидные черные глаза с длинными ресницами, тонко очерченные скулы, нежная ямочка на подбородке. На другой — Мира. Серо-стальные широко расставленные глаза и скулы северянки, слегка курносый нос, чуть топырящиеся уши, узкий подбородок и тонкие полудетские губы, волосы коротко острижены по дурацкой полувоенной моде Академии. С принцессой — ничего общего, если не считать цвета волос. И все же — все же они неуловимо похожи. Возможно, взглядом. У обеих — прищуренный, с явным вызовом и в то же время с тайной робкой неуверенностью в себе.
Одной — двадцать семь лет субъективного времени. Другой — пятнадцать. И если верить протоколам тестирования Бокува, обе — на одной ступени умственного развития. А значит, за пятнадцать лет своего пребывания в виртуальности ментально Рита повзрослела лишь на три года.
Ничего, подруга, мы тебя воспитаем как следует, мысленно пообещал ей Палек. Никуда не денешься. Вот только свяжу вместе кое-какие ниточки и придумаю несколько учебных задачек...
Мелодично прозвенели колокольчики.
— Запрос на установку канала связи, — оповестил коммуникатор. — Инициатор — Биката. Решение?
— Принять.
Инженер возник от Палека на расстоянии вытянутой руки. С его ладони стекло и повисло в пространстве облачко мерцающего тумана.
— Держи, — сказал он. — Закончил я копаться в твоей площадке в первом приближении. Здесь результаты.
— Спасибо, Би, ты настоящий друг, — Палек переправил информационный пакет в архив и вызвал текст отчета на вновь созданный экран. — Ух ты... Силен ты писать. Тут же сотня страниц.
— Не я пишу, автосекретарь. Я только материалы скармливаю. Своими словами описать?
— Ага, валяй.
— В общем, площадка твоя — типовая игровая виртуальность еще из времен, когда Джао не успел изобрести Игру. Возможно, еще с живой Земли, с последних стадий.
— Дзи Игру не изобретал, он только прикладную социологию развил в нужную сторону.
— Не суть. Главное — что я не сумел найти по ней нужную информацию. Куча второстепенных деталей обнаруживается без проблем. Интерфейс дизайнера — как проектировать общество, как формулировать цели игры, методы генерации карты и полмиллиона типовых заготовок, базовые описания моделей физики, и так далее — пожалуйста. Но вот главного, спецификаций внутренних интерфейсов и формальных описаний игровых алгоритмов, нет. Или я не нашел. Сам понимаешь, миллионы лет Архив замусоривали тоннами никому не нужной информации, а ведением индекса никто толком не занимался. Найти в нем данные, не зная, что именно ищешь, невозможно. И потом, Архив все-таки рассчитан на Старших с их симбиотической связью с искинами. В оригинальных форматах я не ориентируюсь, а когда преобразуешь в понятные формы, они так раздуваются, что голова кругом.
— То есть совсем глухо? — разочарованно поинтересовался Палек. — И никак сломать нельзя? Би, мне позарез нужны полномочия супервизора. Права дизайнера мне мало помогают. Почти ничего нельзя сделать.
— А ты думал! — усмехнулся Биката, удобно устраиваясь в пустоте напротив него. — Слушай, организовал бы ты себе нормальный кабинет, что ли. А то висишь, как в киселе! В общем, порадовать тебя ничем не могу. Раз нет документации, придется ломать грубой силой. А чтобы применять силу, нужно знать, где именно. Я даже не знаю, где в пространстве находится фантомный носитель площадки. Судя по косвенным признакам типа задержек отклика по гиперканалу — где-то неподалеку от Текиры, но такое "неподалеку" подразумевает объем в несколько тысяч кубических светолет. Как хочешь, но без сотрудничества Яни дальше работать нельзя.
— С этим проблем больше не возникнет. Она сдалась. Ее теперь волнует уже не непредвзятый взгляд на вещи, а намечающийся коллапс системы. Ни она, ни Бокува не понимают, откуда мог взяться генерирующий портал посреди Цетрии. То есть в журнале событий он честно зафиксирован, но как появился — ни полслова. А в игровую механику прямо заложен запрет на активацию полноценного портала за пределами пограничной зоны Сайлавата. Глюки в системе пошли, что ли?
— Так, Лика, — Биката поднял ладонь, останавливая товарища. — Давай по порядку. Ты попросил меня решить конкретную техническую проблему. Я выдал тебе предварительное заключение. Все. Дальнейшая работа требует дополнительной технической же информации, и как только я ее получу, так сразу продолжу. Я ничего не знаю ни о каких порталах и прорывах. О чем речь? Или по-прежнему жуткий секрет?
— Нет. Хватит с меня секретов от своих. Тем более, что проблема сверхсерьзная. Яни в одиночку с ней не справиться, да и с моей помощью — тоже. Нужен коллективный мозговой штурм. Би, площадка с условным названием "Академия-Си" является экспериментальным интернатом для ко-нэмусинов.
— Что означает приставка "ко-"?
— Дети. Дети, умершие в возрасте от восьми до четырнадцати лет.
— А что ты на меня так смотришь? — поинтересовался Биката. — Я должен как-то отреагировать? Подпрыгнуть на две сажени и завопить "вот оно что"? Или куда? Ну, умерли и умерли. Для того Ракуэн и предназначен, чтобы рекреационной зоной для мертвых служить.
— Би, ты олух, — скривился Палек. — Ты хоть немного интересовался теорией существования психоматрицы на фантомном носителе?
— Я, между прочим, весьма плотно такими вещами интересовался! — обиделся Биката. — Конечно, до Джао и Майи мне, как луже до океана, но кое-что понимаю. Ты нормально сказать не можешь?
— Би, ты бы почитал самостоятельно. Я не нейрофизиолог, в предмете сам по верхушкам нахватался.
— А ты своими словами. Дай введение в тему, чтобы мне хоть что-то сейчас понять.
— Своими словами... Хм. Ну ладно, примерно так. Официальная психофизиология предполагает, что до созревания перенос человеческой психоматрицы на фантомный носитель невозможен. Точнее, возможен, но бессмысленен. В развитии человеческой психоматрицы выделяется три этапа: первый — до семи-восьми лет, второй — до пятнадцати-шестнадцати, ну, и третий до конца жизни. На первом этапе психоматрицу снимать вообще незачем. Мозг не развит, личность практически отсутствует, ребенок является не более чем пассивным зеркалом окружающего мира. Кошка и та иногда разумнее. Но на втором этапе начинается активное развитие и формирование структур головного мозга, ответственных за работу разума, и тут уже можно говорить о собственном разуме. Однако психоматрица в это время, как считается, все еще неполноценна и ущербна. И она не может развиваться на фантомном носителе в силу тормозящих процессов, необходимых для его нормальной работы. Проще говоря, сняв психоматрицу на втором этапе, получишь пожизненного дебила, замороженного в развитии. Старшие в свое время снимали сознание на фантом только на третьей стадии, после двадцати лет по земному летоисчислению, а лучше — после двадцати пяти.
— Ага. Спасибо за лекцию. Ну, этот аспект я не изучал, так что спорить не стану. А Яни, выходит, не согласна?
— Точно. Она полагает, что такая теория основана на результатах единичных экспериментов, причем проведенных от безысходности, с детьми, не имевшими шансов дожить до пятнадцати из-за неизлечимых заболеваний. Даже в то время у Старших случались проколы с дальним прогнозированием во время верификации зародышей. Массовых экспериментов со здоровыми детьми никто никогда не проводил по понятным причинам. Да и просто необходимости не возникало — пренатальные генетический анализ и коррекция плюс развитая медицина плюс постоянный мониторинг со стороны чоки-компаньонов обычно делали развитие биологического тела беспроблемным. Сбои можно по пальцам одной руки пересчитать. Так вот, Яни в фирменном стиле нашей семейки озлилась на несправедливость мира и решила доказать, что умерших детей вполне можно воспитать в условиях Ракуэна. Просто нужно подобрать правильные социальный контекст и методы воспитания.
— Результаты?
— Знаешь, Би, а она права, похоже. Две у меня сестрички, обе невозможные зануды, хотя с Яни попроще, чем с Карой, и обе, понимаешь, страшно раздражают тем, что не умеют ошибаться. Предложат тебе таких завести — отказывайся сразу, даже если доплатить посулят. Я там проторчал неделю, пусть и урывками, и не вижу абсолютно никаких проблем с ко-нэмусинами. Они вполне соответствуют декларируемому возрасту в пятнадцать-шестнадцать лет, хотя многие умерли в возрасте от восьми до десяти. Только с одной, с принцессой, проблемы: в декларируемые двадцать семь у нее психика на уровне пятнадцатилетней, хотя она торчит в псевдореальности уже двенадцать лет.
— Погоди, как двенадцать лет? Когда успела? Нас самих всего восемь лет назад в Демиургов переделали.
— Яни с локальным временем развлекалась. Основную несущую частоту в несколько раз ускоряла. Сильно, правда, не могла — начинались проблемы с синхронизацией с внешними психоматрицами. Принцесса — самая первая ко-нэмусин в Академии-Си, на ней система опробовалась. Яни корит себя, что создала ей слишком мягкие условия, где самое страшное — лишение сладкого на десерт. Ну ничего, мы с ней поработаем. Кризис здесь только на руку.
— Интересно, — Биката задумчиво почесал бровь. — Значит, интернат из ко-нэмусинов и искинов...
— И взрослых нэмусинов. Кто-то — в роли воспитателей, кто-то в роли статистов. Для придания достоверности сцене, так сказать. Правда, Яни по глупости их втемную использует, в состоянии рекреационного сна, и кое-кто уже начал просыпаться.
— Кстати, это кое-что объясняет.
— А именно? — насторожился Палек.
— Количество внешних подключений к площадке. Там есть анонимный доступ к статистической информации, и я сумел отследить число внешних сессий. Их больше пятисот. Какая-то часть — каналы на носители ко-нэмусинов, а также на нас с тобой, Яну и Бокува. А вот остальные оставались загадкой. У них статус оригинальный — вроде бы наблюдатели, но какие-то странные. Я никак понять не мог, что за беда.
