Санька усёк мои старания, подмигнул мне, встал с кресла и опять положил ему руку на плечо:
— Ну ты как, Паш, уже проникся? Смотри, какая женщина!
Тот зло дёрнул плечом, сбрасывая руку, и цыкнул:
— Тебе-то что за интерес?
— Ну как же? — Голос Саньки приобрёл трагическое звучание: — Это же бескорыстная помощь пострадавшей цивилизации в деле обновления генетического фонда! — Он лихо подмигнул мне. — Благотворительностью называется!
Пашка повернулся к нему всем корпусом:
— Чё за дела? У них что, своих мужиков нету? Сами-то откуда взялись? Вон их сколько здесь!
— Да ведь в том и вопрос! — воспрял Санька. — Разве ты не понял до сих пор, что эта цивилизация по каким-то неведомым причинам лишилась мужской половины и им теперь надо срочно поправить положение!
Пашка с сомнением оглянулся на экран:
— Да тут и армия не справится!..
Санька от души расхохотался:
— Тебе и не надо всех ублажать! Только самых-самых! Остальные пусть в очередь становятся!
— Ничего себе — гаремчик! — хмыкнул Пашка, обводя поляну влажными глазами.
— Ещё какой! — Санька с удвоенной энергией развил агитационную активность, видя, что Пашка начинает шевелить извилинами в нужном направлении. — Таких гаремов ни у одного падишаха на Земле не бывало: целая планета! И, что самое ценное, в чём его отличие, — гарем-то добровольный! Усекаешь? Только свистни!
Пашка задумчиво пожевал усы, глядя ему в лицо, и опять отвернулся к экрану. К этому времени "пятачок" уже вплотную придвинулся к возвышению и танцовщица, в изнеможении припавшая к ножкам "табуретки", была уже вот она, в двух ногах от нас, только бери и ешь.
Пашка нервно обернулся ко мне:
— Дразнишь?
— В принципе, дело твоё, — пожал я плечами, поддерживая игру. — Если есть желание, мы тебя снарядим, побалуешься, а на обратном пути заберём.
У того глаза полезли на лоб:
— Это как?! Бросите меня здесь?!
— А чего ты так разволновался? Смотри, сколько их тут! — Я кивнул в сторону бесновавшейся толпы. — Да они с тебя пылинки сдувать будут! Беречь, как национальную святыню! Ты ж у них один на всю планету! Представляешь, какие перспективы?!
Он смерил меня подозрительным взглядом, потом Саньку и с несчастным видом хлюпнул носом:
— Сговорились?
Я покачал головой:
— Повторяю: дело чисто добровольное. Не хочешь — едем дальше. Нас ждут великие дела!
— Ну... Не такие уж они и великие... — кисло возразил Пашка, не отводя глаз от лежащей у самых его ног прекрасной белокурой женщины. Он помолчал и, наконец, выдавил: — Идея заманчивая, одна штука, за душу берёт... Но! — вскинул он указательный палец перед носом у Саньки, видя, что тот порывается что-то ему сказать. — Но! — ещё раз припечатал он. — Ставлю условие. Даже два... А кстати, — вдруг резко сменил он тему. — С чего сыр-бор-то разгорелся? Откуда вы вообще взяли, что с мужиками у них напряжёнка?
Саньку аж повело:
— Да ты сам послушай! Они ж об том вопят во все глотки!
— Чего я там пойму в том бедламе? — отмахнулся Пашка. — Это вы у нас, оказывается, оба... А я-то — ни бельмеса!
— Нет проблем! — я с готовностью стянул с руки браслет и протянул Пашке. При этом изображение вместе с нестерпимым шумом вмиг исчезло и мы оказались в тишине моей квартиры. — Стоит только надеть его на руку и тебе не нужны будут никакие переводчики. Даже когда снимешь его, способности останутся при тебе.
— Э! Э! — Пашка растерянно завертел головой. — А где же... всё? — И он разочарованно махнул рукой: — Опять кино...
— Успокойся, — я всё ещё протягивал ему браслет. — Как только наденешь его и вызовешь в сознании вид пейзажа, который мы только что наблюдали, всё станет на свои места.
— Да? — он нерешительно взял из моей руки браслет и стал прилаживать его на своём запястье. — А ничего не... — Он не успел докончить мысль. Сильно вздрогнув, он испуганно уставился на меня: — Чё это?.. Как током?..
— Обычное дело, — успокоил я его. — Браслет вживается в тебя. Тестирует твой организм. Сейчас он и ногу тебе заодно подправит.
Пашка обиделся:
— Опять подколы?
— Да с этим вроде как грешно шутить... — смутился я. — Сознаюсь, это было в моих планах, — я кивнул на его ногу. — Но как-то всё не до того: суета...
Глаза его, неподвижно смотрящие на меня в упор, подозрительно заблестели:
— Ну, Володь, если это правда...
— Да ты не сумлевайся! — хлопнул его по плечу Санька. — Дело верное на все сто! Меня вон печень канала всю мою сознательную и беспартейную, а теперь — во! — и он постучал кулаком по тому месту, где должна была, по его словам, находиться печень. — Что твой кирпич! Как с магазина!
Пока Санька произносил свою агитационную тираду, физиономия Пашки претерпевала значительные метаморфозы: глаза всё более округлялись, брови ползли кверху, а рот всё шире разъезжался в улыбке.
— Пацаны!.. — страшным шёпотом произнёс он, водя рукой по ноге выше колена. — Пацаны!.. Не может быть!..
— Может, может, — спокойно возразил ему Санька. — То ли ещё будет, погоди! Процесс-то пошёл!
— Я её чувствую! — всё так же поражённо восклицал Пашка. — Вы понимаете: я её чувствую!!! Сколько лет, как чужая, а сейчас... — Он прислушивался к происходящим внутри изменениям и буквально млел от восторга. — А зудит-то как! С-с-с! — втянул он воздух сквозь сжатые зубы и принялся усиленно массажировать вновь обретаемый орган.
Отсутствие браслета на моей руке начало сказываться: на меня чёрной массой неотвратимо наваливался тяжёлый, вязкий, как смола, сон. Веки мои сами собой слипались и я стал падать в пропасть, как будто издалека слыша Пашкины восторги. Санька ему что-то отвечал, но я уже ничего не слышал: отключился.
* * *
**
Я очнулся от знакомого ощущения: по телу разбегались ручейки микроскопических разрядов.
— А где Пашка? — первым делом поинтересовался я у Саньки, сидевшего напротив меня и терпеливо дожидавшегося, пока я очухаюсь.
— У него от радости в зобу дыхалку спёрло, — улыбнулся он. — Просил извиниться и поскакал домой хвалиться жене новыми ногами.
— Значит, получилось?
— А ты сомневался? Прыгал тут, как козёл!
— Его понять можно, — вздохнул я. — Давно надо было додуматься. — Я встал, прошёлся по комнате, приходя в себя, для ускорения процесса запустил магнитофон и, когда извилины зашевелились бодрее, спросил: — Ну а как насчёт дальнейшего путешествия? Откладывается?
— Грешен, — признался Санька. — Пока ты в отключке валялся, я заглянул на ту планетку. Ну, с женским контингентом...
— Ну и?..
— Пока мы здесь Пашку ремонтировали, декорация там сменилась. Ту бабцу в обморочном состоянии отволокли куда-то в сторонку и на её место взобралась дородная мадам преклонных лет с толстенной книгой. Стала читать. Громко, нараспев. Я немного послушал. Это у них что-то вроде нашей Библии, только несколько иного, разумеется, содержания. Канонизированная история в лицах. Поначалу — скучища! Я уж выключить хотел, но потом кое-что зацепило. Похоже на то, что на их планете хозяйничает кто-то чужой. Насколько я уразумел из этой тарабарщины, "чешуя" на лицевой стороне планеты — иноземного происхождения. Как они описывают, появилась она за одну ночь. Представляешь? Пол-планеты оттяпали на свои нужды за здорово живёшь! Аборигены не имеют ни малейшего понятия, что это вообще такое и какие боги их так облагодетельствовали. Может статься, что эта "ночь" того же пошиба, как и у нашего Бога, который возился с нашим миром шесть дней, только каждый тот "день", похоже, тянулся не один миллиард наших лет. Время-то у Бога резиновое, ему спешить некуда. Вот и они за давностью лет обозвали это одной ночью. Но это уже мои собственные догадки.
Самое же главное, о чём шла речь в этом гроссбухе, и что особенно печалит теперешнее население, — это судьба мужской половины планеты. Аборигенам досталась ночная сторона. Эти инопланетные ухари не только оттяпали пол-планеты, но ещё и затормозили её вращение, отменив смену дня и ночи и породив этим кучу катаклизмов. Так мало того! Стали вымирать мужики. Независимо от возраста. Старый, молодой — всех косила костлявая. И с чем это было связано, никто не знал.
— А ты Пашку туда хотел...
— Да я чё? Серьёзно, что ли? За кого ты меня принимаешь?
— Я, честно говоря, поверил... — удивился я. — Да и Пашка вроде как того, настропалился...
— Ну, вы воще! — хмыкнул он.
— Выходит, разыграл? Артист, однако!..
— Я думал, ты правильно понял... Да и как можно? Не знамши броду? Да ещё и на чужом горбу? Ты что?
— М-да... — смутился я и хихикнул: — А глазки-то у Пашки горели!
— Ты себя не видел!
— Да? — я почувствовал, как краснею. — Так заметно?
— А то! — Он вздохнул и полез в карман за сигаретами. — Все мы не без греха... Я мигом. Отравлюсь малость.
— Ну-ну. На здоровье...
Чтобы скоротать ожидание, я сотворил себе чаю и немного сладкого, но не успел сделать ещё и пары глотков, как входная дверь клацнула и на пороге показался обескураженный Санька.
— Ты знаешь... — растерянно сообщил он. — Это всё он...
— Кто? — изумился я, опуская бокал.
— Браслет твой! Я о куреве, — пояснил он, встретив мой непонимающий взгляд. — Противно — не могу! Я с первого разу ещё усёк неладное, эт' когда ты меня с того света вытащил. А щас — воще! Я ведь опять его только что надевал.
— Ну и радуйся! — рассмеялся я.
Он с сожалением покачал головой:
— Какая уж тут радость? Полжизни потерял...
— Ну уж! Так-таки и полжизни! А как же я?
— Ты! Ты — другое дело...
— Ладно тебе! — Я хлопнул его по плечу. — Лучше вот садись, чайку хряпнем, да дальше поедем. Ты не забыл о цели нашего путешествия?
Он отвёл глаза:
— Да не забыл я...
— Что-нибудь не так?
Он замялся:
— Не знаю, как и объяснить...
— Домой, что ли, надо? — предположил я.
— Да нет, не то... Хотя, и это тоже... — Он вздохнул и пожал плечами: — Ну, в общем... Я себя глупо чувствую.
— Это ещё почему?
Он опять вздохнул:
— Ну вот ты, например, едешь туда... Едешь, летишь... Ну, в общем, у тебя сугубо личные цели. У тебя есть интерес. А я с какой стати туда попрусь? В роли кого? Ты не задавал себе этого вопроса?
— Ну как "кого"? — начал я, но он перебил:
— Дослушай... Ведь там, надо полагать, ребята нешуточные, если такую вот машинку сумели сварганить: и звездолёт, и машина времени, и ещё чёрт знает что... Страшновато...
— А мне не "страшновато"? — передразнил я его. — Для смелости и беру тебя. И Пашку — тоже. Для поддержания духа. Чтоб в штаны не наложить.
— Если там из тебя будут верёвки вить, от меня-то какой прок? Да и от Пашки? — недоумевал он и тут же спохватился: — Ты не думай, я не трушу! Хотя... и это есть. Но если понадобится — костьми лягу! Но только я не об этом. Я об этических соображениях. Вроде как в замочную скважину подглядываю...
— Да не выдумывай ты! — Я вскочил и прошёлся по комнате. Потом выключил мешавший беседе магнитофон и спросил: — Ведь ты ж не сам напросился? Нет?
— М-м... — опешил Санька. — Вроде...
— Ну вот и нечего тут комплексовать! "В замочную скважину"! Тоже выдумал! Собирай манатки да поехали!
— Манатки?
— Это я так, к слову. Кстати, что ты там о доме?
Санька крякнул в замешательстве:
— Ты это... На часы давно смотрел?
Я посмотрел. Без двадцати час.
Посмотрел в окно. Ночь.
Вздохнул:
— Счастливые часов не наблюдают. Тебя доставить?
Он хитро покосился, беря со стола конфету:
— Есть компромиссный вариант.
— Какой же?
— Ты ведь у нас волшебник?
— Не крути.
— Ну так вот... Ты внушаешь Нинке, чтобы обо мне не волновалась, что, мол, всё путём. Ну а я еду с тобой хоть на год, хоть на десять.
Я кивнул и тут же сосредоточился.
— Чего молчишь? — Он понял так, что я сомневаюсь.
— Сделано, — отозвался я.
Он не поверил:
— Уже? А ну, покажи!
Я показал.
"Нинка" спала, как убитая. Прямо там, где её прихватило моё вмешательство: в кресле перед включённым телевизором. Книга выпала из рук и валялась на полу возле кресла.
— Ну, даёшь! — восхитился Санька. — Дай хоть телевизор выключу. Жалко — сгорит же!
Он шагнул в комнату, прокрался мимо спящей супруги и выдернул вилку из розетки, потянув за шнур.
— Так он у тебя точно сгорит! — прошептал я.
Он прижал палец к губам и на цыпочках прошёл в свою комнату.
"Ты куда?" — мысленно спросил я его, но он только жестом показал:
"Сейчас!"
Я сидел и недоумевал: что он там ещё задумал?
В кресле мирно посапывала Санькина супруга, из соседней комнаты слышалось ещё чьё-то сопение.
Возникло ощущение, что теперь уже я "подглядываю в замочную скважину". Мне стало неловко и я отвернулся.
После трех-четырёх минут загадочной возни и поскрипываний мебели Санька появился передо мной. При полном параде. Перешагивая через кромку экрана, он бросил на жену прощальный взгляд, и, когда я выключил переход, спросил:
— Ну и как я тебе?
— Чего эт' ты так примарафетился? Праздник, что ли, какой?
— Ну, даёшь! — фыркнул он. — Чем я хуже Пашки? Забыл, куда едем-то? Чего ж это я в лохмотьях перед Христом предстану?
— Эк, хватил! — рассмеялся я. — Может, и Христа-то никакого уж нет. Две тыщщи лет прошло...
— Вот только этого не надо! — энергично возразил он. — Значит Никодим, какой-то завалящий старикашка, дожил до наших дней, а Христос — богочеловек! — от старости загнулся! Не смеши. Он обещал второй раз на Землю прийти? Обещал! До сих пор не приходил? Не приходил! Значит, жив-здоров. Просто ему некогда. Да и не таковский он парень — зря обещать не станет! А во фраке оно как-то — того!.. Ты ведь не станешь...
И он замер на полуслове, выпучив глаза. Но смотрели они мимо меня. То, что привлекло его внимание, находилось за моей спиной. Ещё и не оборачиваясь, я уже знал, что я там увижу. Вернее — кого.
— Ты не ошибся, друг мой! — проскрипел до жути знакомый голос. — Это опять я. И ты, конечно, смертельно рад?
Этот голос забыть было невозможно. Он слишком живо напомнил мне недавние страдания. Душа моя заныла в нехорошем предчувствии.
"Не успели!" — подумал я с отчаянием и медленно, как манекен, развернулся к нему всем корпусом.
Да, это был он, мой дражайший Повелитель. Кривая ухмылка очень шла к его и без того перекошенной физиономии.
— Али не ждал? — Он сидел на подоконнике, положив одну ножку на другую и покачивал носком начищенного сапожка. — Ну извини, дружок! — Он развёл в стороны свои корявые ручонки, как бы сочувствуя. — Времени предупредить ну совсем не было! Сам знаешь: с этим у нас с тобой на-пря-жён-ка! — Видимо, слово было для него новым, но он использовал его с явным удовольствием. — Так что — поспешай!
— В каком смысле? — прохрипел я, чувствуя, как на моей руке леденеет браслет. В пожарном порядке я старался найти хоть какую-нибудь завалящую мыслишку, пригодную для сиюминутного решения вопроса: как выкрутиться? Силу этого урода я уже испытал на себе и не хотелось бы, чтобы и Санька прошёл через то же, благодаря мне.
