— И от этой новости ты еще мрачнее.
— Как и ты, — заметил Констар.
— Да. — Не верил Фредрик в везение. Уж точно не в такие времена. — Однако, — граф и сам не ожидал, что произнесет это вслух, и все же сделал это, — раз вмешались высшие силы, возможно...
— Адент вмешался? — Констар изменился в лице. — Фред, почему ты не говорил мне? Это же все меняет.
— Пока что это не более чем дуновение ветра, штрих в воздухе, шепот из пустоты. По правде... — Фредрик подступил к брату вплотную и сказал ему на ухо: — Мы не говорили с Адентом, не слышали обещаний. Элестер учил меня трактовать знаки. Сколько себя помню, я только и делал, что верил и ориентировался на свет на помосте, тени, иногда ощущения, но никогда раньше, до Утреннего Лика, перед нами не возникал сам Адент.
— А после Утреннего Лика дуновений и света стало недостаточно, — понял Констар.
— Да, — признал Фредрик. — Может, я и не прав. Тысячу лет стражи верили в знаки. Я и так был удостоен чести лицезреть Адента. Пусть лишь пару раз и недолго, и все же. Но, с другой стороны... — Ему непросто было говорить такое. Он ощущал себя отступником. Высшие силы все слышат. За стражами они приглядывают. — Хорошо верить в знаки, когда всё, что требуется, — это стоять у створок, не отражая атаки. С тех пор как врата закрыли, никто не пытался их прорвать. Так было целую тысячу лет. И все это время стражи не участвовали в сражениях. Даже если раньше и были конфликты и нападения на врата, то иного характера. Сейчас не тот случай, Констар. Я столкнулся с лидером того самого заговора, который привел к созданию врат. Даже Адент пожелал вмешаться. Значит, Фавластас — его уровень. Может, император — демон, может, нет, но смертным он не ровня. Мне непросто...
— Разумеется, тебе непросто. Ты смертен, Фред. Чему бы там ни учил тебя Элестер, помни, что ты смертен. Мертвец дело не сделает — так учили меня. Сейчас и впрямь не та ситуация, чтобы полагаться на удачу.
— Хуже всего то, — Фредрик вздохнул, — что сейчас я молю уже и о знаках.
— От Адента никаких вестей? — догадался Констар, взволнованно глядя на брата. — Так вот почему ты... считаешь, слишком долго?
— Не знаю. Не знаю, что называется долго в таких делах. Но я верховный страж, которого предки лишили информации и опыта. Я пытаюсь разобраться в ситуации, копнуть глубже — и везде натыкаюсь на глухую стену. То это врата, то граница, которую почему-то не стерли, то это Фавластас — на первый взгляд, самое опасное, что осталось от прошлого, но почему-то разгуливающее за вратами. Так, выходит, дело не в нем. Констар, у меня ничего нет, и даже Элестер, проживший семьсот лет, разводит руки. А я верховный страж, и именно я должен выстраивать тактику. Уф, кажется, я выговорился.
— Тебе это было необходимо. Я и отец, мы не стражи. Мы — твоя поддержка. Скажи, чем помочь, я все сделаю.
— Я хочу, чтобы ты понял, что я не жалуюсь. Ты прав, мне нужно было поговорить с кем-то. Просто проговорить это с кем-то. Стало легче. И это самая лучшая помощь сейчас. Но это мое дело, и я подумаю и приму решение, каким бы оно ни было. Хочу, чтобы вы с отцом оставались в тени. У тебя есть Симион, который с чего-то вдруг увел войска. А мы знаем, что он не прощает, и смерть тирана не могла изменить его поведение, а только все усугубить.
— Мы-то с тобой это понимаем, — согласился Констар. — А вот Владимир все никак не наберется необходимого жизненного опыта. Уже пора избавиться от наивной веры в брата. Симион — тварь особая.
— Мне нужно идти. Не то мы место выбрали для семейной беседы. Спасибо. Мне стало легче. Не говори отцу про высшие силы.
— Фред, будь очень осторожен. Пожалуйста.
— И ты тоже. — Страж улыбнулся. — Пожалуйста.
Они разошлись, и, уходя, Фредрик гадал, которую часть разговора уловил чуткий эльфийский слух Лундес. Ведь, как сказал мглистый друг, "местная шпионка" была за каждой дверью. Нет, Фред не сомневался, что на врага она не работала. Но и про дверь он тоже не сомневался. Подумав об этом, представив ее вслушивающейся в каждый звук и лица наблюдавших за этим Карнелия и Трифона, Фредрик даже негромко рассмеялся.
Да, разговор с братом — лучшее лекарство для души. Теперь у Фредрика было главное: настрой и новый заряд терпения.
Когда наступила ночь, он вернулся к игровому столу. Опустившись в кресло, Гаус положил руки на расчерченное поле и упер в них подбородок.
— И все-таки ты появился, Адент, — почти беззвучно произнес граф, глядя на фишку ангела. — Не думал, что ты вмешаешься. Интересно, хорошо это или плохо.
И тут фигурка замелькала. Граф привстал и склонился над полем. Сперва деревянное изображение сверкало прерывисто, потом сияние стало постоянным и ровным. Однако через несколько секунд пропало. Фредрик осторожно взял фигурку, не ощутив ничего особенного. Совсем ничего. В его руках, казалось, был простой элемент игры. Но сияние было понятно стражу. Тому, кто большую часть своей недолгой жизни действовал, ориентируясь на знаки.
Спешным шагом Гаус направился в сторону храма. По пути он намеревался встретиться со стражами, которые находились тогда в Анатаре. Все они ждали ответа небес, и теперь, когда высшие силы подали знак, стоило немедля провести ритуал. Что они и сделали, собравшись в круглом помещении храма.
Фредрик переглянулся с Элестером. Стражи создали белые шары, осветили пространство. Из темноты вынырнул помост. Огромные факелы, установленные по периметру помещения, были зажжены. Проявились стены, стало заметно светлее. Фредрик задумчиво посмотрел вверх. Потолок терялся под бесконечно высокими сводами сооружения. В своих мыслях Гаус блуждал недолго, почти сразу же вернул взгляд на помост, подошел к нему и создал жезлом небольшой магический сгусток — не шар, а нечто наполовину прозрачное, по ощущениям чистое и приятное.
Жезл стража был не только оружием. То был символ подчинения Аденту. Он одновременно содержал в себе белую магию и небесную силу. Только вторая энергия опускалась в жезл не всегда, лишь по желанию ангела, а белая сила поддерживала мощь жезла постоянно.
Как правило, когда стражи являлись в храм, вне зависимости от ситуации, жезлы их наполнялись именно ангельской силой, чтобы слуги небес смогли связаться со своими господами. Так случилось и теперь. Стражи зажгли свои жезлы, а Фредрик положил тот самый сгусток в центр помоста и опустился на колени. Остальные, один за другим, проделали то же самое. Создали сгустки, положили их, подогревая магическое свечение, и опустились на колени.
Фредрик закрыл глаза, другие тоже. Внезапно исчез легкий гул, исходивший от священного пламени, созданного сгустками в центре помоста. Стало непривычно тихо и холодно. Гаус приоткрыл глаза. Пусть раньше времени, но ритуал не сработал. Небесное свечение потухло, помост вновь был виден только благодаря факелам. Высшие силы не ответили.
"Мы одни", — пронеслось в сознании Фредрика.
— Откройте глаза! — сказал он громко.
Стражи подчинились и, щурясь от света, посмотрели прямо перед собой, на помост.
— Небеса по-прежнему молчат, — подвел итог Элестер, и невозможно было понять, что он на самом деле ощущал в тот момент. Переживал ли он? Да нет, казалось бы. Лицо его оставалось спокойным.
— Это все, — резюмировал Гаус. — На сегодня. — Он был немного взволнован. В отличие от Элестера, "маску" на свое лицо граф не надевал.
Стражи поднялись, потушив факелы, а после молча покинули храм. Они полагались на веру и на своего лидера. А вот лидер их был весьма озадачен молчанием небес. Почему, хотелось бы ему знать. Только не в такие времена, когда жизненно необходима была информация.
"Мы одни", — мысленно повторил Фредрик, закрыв двери храма.
Стражи двигались по узкой тропе и что-то негромко обсуждали. Лундес, словно тень, подкралась поближе. Территория храма была большой и уходила далеко от самого здания. Вокруг раскинулись аллеи и многочисленные кустарники, такие же голые, как и деревья. Эверли двигалась до тех пор, пока не услышала позади себя шаги. Правда, оглянулась она слишком поздно. Фредрик схватил ее за плечо и развернул к себе лицом.
— Ну, что скажешь мне на этот раз? — полюбопытствовал он.
— Скажу, что не останусь в стороне. Я готова повторить это не один раз. Я буду действовать и не собираюсь смотреть, как вы делаете что-то, сами плетете интриги, прямо как Фавластас. Тебе ведь не нравится всеобщее молчание, бесконечные заговоры, Фред! Мне тоже! Я в ответе за многое! Хочешь ты этого или нет, но я — часть этой истории, часть этой войны. Я не позволю держать меня в неведении.
— Думаешь, что имеешь право знать все тайны стражей?! — не выдержал Фредрик. — Думаешь, что теперь можешь совать свой нос повсюду? Забыла, на каких правах находишься в графстве? Я постоянно оправдываю тебя, и вот как ты мне платишь за доверие? Ты находишься на закрытой территории. Ты воспользовалась моментом, подождала, пока все стражи исчезнут в храме, и пробралась на священные земли. Все вокруг поражаются, почему я так доверяю тебе, а я твержу им одно и то же, в то время как ты продолжаешь нарушать правила. Может, правы другие, может, я слишком самоуверен и мои силы на твоем подчинении не сработали? В конце концов, я не знаю природу магии Фавластаса, мог и просчитаться. Ты же принцесса, ты должна знать границы дозволенного! А ты даже платок уже не носишь, хотя это была традиция! Как это? Мне сложно понять, но ты нормально ощущаешь себя, когда не носишь его?
— Фавластас убрал этот комплекс из моей головы. Его раздражало это, а потому он очень старался, искореняя во мне все, что связано с этой традицией. И это ощущение свободы, открытости осталось и после снятия подчинения.
— Так вот в чем дело, — сказал Фредрик. — В снятии внутренних рамок?
— Разве это плохо? Какой я должна быть, в твоем представлении? Рыдать и дрожать?! Когда я была такой, ты сразу становился другим. Добрым и мягким! Был готов пойти даже на конфликт с отцом из-за меня. Но когда я пришла в себя, когда показала тебе, что я тоже не пустое место и не слабачка, это стало тебя пугать. Какой же жалкой и глупой я должна быть, чтобы не действовать и скрываться где-нибудь после всего, что натворила? Какой, Фред?! Я еще раз говорю тебе, что буду действовать! И я имею право знать, что тебе стало известно о Фавластасе.
— Хочешь знать все? Что ж, я расскажу тебе все, Лундес! — Фредрик не кричал, он говорил твердо. — Я увидел знак не так давно. Обычно так ангелы призывают стражей к вниманию, хотят сообщить что-то. Я ждал этого знака все эти дни, улыбаясь другим, успокаивая людей, уверяя свое окружение, что все под контролем. Но время шло, от высших сил не было никаких вестей, почему-то и враг затаился. Я говорил себе, что, быть может, Аденту удалось. Однако, если это так, почему молчат и небеса? Потом эта весть о смерти тирана, а еще его сынок, псих, ненамного отличающийся от своего отца, вдруг уводит войска прочь от наших границ. Полнейший абсурд. И вот недавно я получаю долгожданный знак, собираю стражей, и мы проводим ритуал. В ответ — тишина. Что, если ангел проиграл битву? В таком случае нам нечего противопоставить врагу. И, уверен, он скоро нападет. Так что можешь смело отправляться в свою Астанию, Лундес, потому что то, что происходит там, ничто по сравнению с тем, что скоро произойдет здесь. Убирайся от врат куда-нибудь подальше. Строй планы, пытайся бороться за свой народ, возвращай им их разум, как вернул тебе его я, но довольно! Во всем этом безумии мне только очередного шпиона под боком не хватало. Уезжай из графства! Твой срок истек! — Он замолчал.
Какое-то время они оба внимательно смотрели друг на друга, а после принцесса резко подалась назад, развернулась и быстрым шагом направилась прочь. При этом она не ощущала ненависти по отношению к графу. Скорее наоборот. Так и не успев уйти далеко, Лундес остановилась и сжала пальцы. Повсюду чернели голые кустарники, а за ними тонула во мраке ограда, чуть правее виднелись освещенные очертания храма. Выход с территории был неподалеку, однако вместо того чтобы уйти, Лундес побежала обратно. Когда она возвратилась на то же место, Фредрика там уже не было. Он и не думал идти за ней, не стал убеждаться, что она покинула территорию стражей. Лундес огляделась по сторонам, обнаружив единственную тропу, ведущую в противоположном направлении, и двинулась по ней.
Не успев забрести далеко, принцесса обнаружила Фредрика. Он сидел на скамье.
— Ты вернулась, — сказал он, ничуть не удивившись и сразу же поднявшись со скамьи. — Мне не стоило повышать голос.
— Иногда я бываю упряма, — признала Лундес, мягко подступив к графу. — И после подчинения я действительно позволяю себе лишнее. Просто я все время забываю, кто ты, Фредрик. Не могу я общаться с тобой, как с другими. Ты не такой, как они, ты настоящий. Не кричишь направо и налево о том, кто ты по рождению, не используешь магию, чтобы всем напомнить о том, что ты лидер стражей. Ведешь себя естественно.
— Никто из стражей не кидается магией направо и налево. — Фредрик не удержался от улыбки. — А мой титул — да что в нем хорошего? Что он мне дает? Вообще-то я предатель по законам Океании.
— Просто я хочу, чтобы ты понял...
— Да понимаю я тебя, — перебил ее Фредрик. — Понимаю. Мне и не представить, каково это, когда жизнь рушит кто-то, а ты не в силах командовать даже своим разумом. Так что мне правда не стоило повышать голос, но и ты должна меня понять. Я не могу посвящать тебя во все тайны стражей. Я не посвящаю в них даже свою семью.
— Разумеется, — легко согласилась Лундес. — Я ведь не поэтому вернулась. Ты говорил мне все это, ты злился, но только в твоих словах... я уловила... Ты сейчас все понимаешь, и я понимаю, что ты все понял, и я хотела сказать, что, кажется, хватит нам утаивать... ведь ты... возможно... — Она глупо себя почувствовала. — Я не могу объяснить... но ведь ты волновался, да? За меня...
Она замолчала и отвернулась от него.
— Лундес...
— Я знаю, я скоро уеду, прости...
— Конечно, я все понимаю.
Она опять посмотрела на него.
— На самом деле проблема в том, что я впервые не знаю, что будет дальше. Я объективен. Графство на такой грани, врата... да лучше всем отсюда уехать, всем, кто не обязан класть свою голову здесь. Я не шучу.
— Всем? Мне, Трифону, другим — уехать подальше? — Лундес глубоко втянула в себя воздух. Одно дело — когда хотят уберечь лишь одну тебя, и совсем другое — когда о тебе говорят как о ком-то в числе других.
Она неуверенно посмотрела на него и вновь задала вопросы, на которые никак не могла получить нужные ответы:
— Почему ты верил в меня в Утреннем Лике, когда даже брат не верил? Почему до сих пор доверяешь?
Тогда он коснулся рукой ее щеки и поцеловал. Лундес вздрогнула, Фредрик отстранился. Они странно посмотрели друг на друга, а затем Эверли крепко обняла его и на этот раз сама стала целовать.
— Вот, — удовлетворенно произнесла она, оторвавшись ненадолго. — Я чуть с ума не сошла. Мне казалось, что мы вечно будем разыгрывать этот спектакль под названием "я ничего не чувствую" или "мне это невыгодно сейчас".
