Казалось, все наладилось — есть дело, приносящее немалый доход, дома тоже порядок — дети ухожены, жены довольны, Преслава уже вторым дитем в тягости, с Милавой примирился. Разве что Радмила ушла к старому мужу, когда Варяжко дал волю — хочешь, оставайся, но можешь и уйти — держать не стану. Он уже не испытывал нужду в любовнице — захаживал к ней изредка, больше по привычке. Как и вообще особой тяги к женской ласке — хватало раза или два в неделю, а не как раньше — в день столько же, а то и больше. Что-то надломилось в нем после смерти Румяны — прошло уже три года, а из сердца не уходит, даже чудится иной раз, что она рядом. Как будто слышит ее голос — оглянется, но нет, сердце же бьется в груди, как вольная птица в клетке, рвется к ненаглядной. Долго отходил после таких наваждений, благо, что случались они не часто, и то не дома, а вдали от него, как будто напоминая о родной стороне.
Зимой, в канун нового, 995 года, судьба вновь призвала Варяжко к служению народу — пришла на землю новгородскую беда моровая, прежде никогда не виданная, погубившая многих, в самом Новгороде — почти каждого второго. Те эпидемии, что свирепствовали в Европе, обходили северные земли — сама природа боролась со всякой заразой, да и люди за чистотой больше следили. Но в этот раз мор не миновал, пришел в Новгород с поморскими гостями. За считанные дни он распространился по всему городу, после перешел на окрестные земли. Люди слабели на глазах, сгорали в жару, кашель выворачивал их наизнанку, а потом в беспамятстве уходили в мир Нави. Никто не понимал — откуда беда и как с ней справиться, страх и паника вошли в каждый дом вместе с мором. Кто-то бежал из города, разнося дальше заразу, другие забились по углам, молили богов о милости и защите от напасти, третьи пошли буйствовать, требуя от властей хоть какой-то помощи.
Варяжко вначале не придал значения болезни, когда дети, игравшие на улице, к вечеру слегли от недомогания. Посчитал обычной простудой, дал меду и настойку ромашки, велел укрыть потеплее, чтобы пропотели за ночь. К утру же стало только хуже — поднялся жар, дети дышали с трудом и плакали от боли в голове. Остался дома, хотя дела требовали быть на службе, предпринял все, что мог — холодные компрессы, теплое питье, лечебные отвары и настойки, — но двоих малышей, самых младших — Душицу и Креслава, не удалось спасти. Предаваться горю не позволил недуг уже всей семьи, только он один остался на ногах — так и метался между родными, испытывавшим муки. Выходил их, через день-два уже пошли на поправку, лишь тогда, обняв два маленьких тельца, отправился на огневище с кродом (погребальным костром) предать их огню. И тогда увидел страшную картину — люди несли покойников со всех сторон, многие хрипели и кашляли, едва переставляя ноги.
Встал, пораженный массовой гибелью — с такой, как сейчас, ему еще не доводилось встречаться. На войне смерть в какой-то мере привычна, но так, среди мирных людей — не мог даже представить. — Это же эпидемия, — пронеслась в догадке мысль, — неужели от гриппа? Но ведь от него не должно быть столько жертв, как от чумы или холеры, наверное, что-то другое. Похоже на "испанку", упаси, господи! Но чтобы ни было, надо помочь людям, нельзя их оставить в беде. Ведь они не понимают — что же за напасть случилась и как от нее спастись? — с этими думами Варяжко направился к огневищу, неся в последний путь своих малышей.
Глава 11
Справил тризну дома с едва ставшими на ноги Милавой и Преславой — помянули с грустью, но без слез и стенаний упокоившихся детей, лишь просили Белбога принять безвинные души в Ирий — рай небесный. У славян в это время — до введения христианства, — смерть родных людей не воспринималась скорбью, напротив, считали ее милостью богов, возносившим души в чертоги небесные. Поэтому тризну проводили как праздник — с щедрым застольем, плясками и песнями. Варяжко же не мог принять такой обычай, расценивал его в отношении своих близких — как прежде с Румяной, так и сейчас, с малышами, — кощунством, провел поминки как желал. Жены же послушно следовали воле мужа, хотя и не понимали — зачем печалиться, ведь детям там, в небесах, будет лучше.
Ирий — рай небесный
После, не медля ни часа, отправился в городскую управу предлагать свою помощь справиться с пришедшей бедой. Но там никого не застал, даже сторожа не оказалось — похоже, что мор напугал всех служивых мужей — от посадника до тиуна. Долго не раздумывал, направил коня через Волхов в Неревское гнездо — здесь, за окраиной города, располагался в казармах Новгородский полк. Прошел через ворота, попросил дежурного на посту проводить к командиру полка. Воин из ветеранов признал бывшего правителя и командующего, оставив у ворот своего помощника, сам провел гостя в полковую канцелярию. Доложил о нем находившемуся здесь воинскому чину — незнакомому Варяжко, хотя прежде знал всех, вплоть до командиров взводов — по-видимому, назначили уже после его отставки.
Представился, когда старший служивый посмотрел на него вопросительно: — Я Варяжко, добытчик каменьев, — после заявил тому: — Мне нужен командир полка по важному делу.
— Командира нет — занемог, я за него, — последовал ответ служивого, немного помолчав, назвал себя: — Сотник Хотен, — и спросил: — Что за дело?
— В городе мор. Надо поднимать полк и вести на помощь людям.
Сотник посмотрел на Варяжко недоуменно, переспросил еще: — На помощь? И чем же воины могут помочь — они же не лекари!
— Надо идти по домам, забрать на погребение усопших. А тех, кто еще жив — обиходить, о том я расскажу и покажу, как надо.
— А ты знаешь, отчего люди мрут?
— Да, знаю, а также то, как спасти тех, до кого еще недуг не дошел. Но если упустить время, то много еще народа помрет — мы же не должны допустить такого.
Служивый задумался, а потом высказал свое решение: — Сам я полк в город направить не могу — только с дозволения тысяцкого. Поедем вместе, сам и растолкуешь ему.
Тысяцкий Любим, занимавший одно из помещений в детинце, встретил своего бывшего командующего неласково — едва тот перешагнул порог вслед за сотником, бросил угрюмо:
— А ты почто здесь? Опять надумал народ мутить?
Пришлось Варяжко самому начать разговор, не дожидаясь вступления сотника:
— Не мутить, а спасать. Ты знаешь, Любим, люди сейчас гибнут от мора, у меня самого двое детей представились. Надо, немедля ни дня, идти им на выручку, иначе помрут многие. Предлагаю привлечь к тому воинов полка — о том я говорил Хотену, но ему надо твое позволение.
— Ты кто — заместо богов? Это их воля — кого прибрать к себе, а кого оставить. Так что будет так, как есть, а ты держись подальше и не будоражь народ. Все, Варяжко, иди — недосуг с тобой водиться.
Так и ушел ни с чем, пеняя про себя городские власти, не пожелавших и пальцем пошевелить для спасения населения. Направился в мастерские, занявшие огромный амбар на набережной в Людине — его Варяжко выкупил для своего дела. Здесь отпустил работных людей до окончания мора, объяснив им, как уберечь себя и родичей от недуга, сам также отправился домой. Помогал женам с уходом за выздоравливающими детьми, делал что-то по хозяйству, а душа не находила покоя, болела за тех, кто страдал от напасти, не в силах помочь им. Видел, как с каждым днем все больше помирало народу — мор не унимался, лишь набирал силу, — а власти продолжали бездействовать. Так прошла неделя, когда отчаявшиеся люди не взбунтовались, на стихийно созванном вече призвали к ответу правление города. Кто-то вспомнил о Варяжко, как-то прознав о его намерении помочь страдающему люду и отказу важных чинов, объявил о том собравшемуся народу, тот и потребовал вернуть бывшего правителя во власть.
Варяжко, вызванный на вече гонцом, принял волю новгородцев, но пояснил, что, возможно, ему придется предпринять крутые меры, просить же каждый раз разрешения от совета господ и зависеть от него считает только помехой делу. Практически заявил о восстановлении ему полной независимости, как в бытность Верховным правителем, народ же, доведенный до отчаяния неутихающим мором, согласился с его условиями, даже вернул прежнее название должности. Только оговорил, что по самым важным делам Варяжко все же должен получить одобрение вече, тот дал зарок — так оно непременно и будет. Не теряя ни дня, приступил к исполнению самых срочных мер — вызвал верных людей, назначил каждому задание, после собрал глав городских служб и войсковых командиров, уже с ними разбирался с задачами по их ведомству.
Сформированные из войсковых подразделений команды с приданными им лекарями и чинами администрации пошли по дворам с обследованием каждой семьи. Забирали умерших — в иных домах не оставалось никого из живых, давали назначение больным и наставления их родным по уходу и мерам предохранения от болезни. Ввели карантин по всему городу — объявили людям, чтобы сидели дома, никаких сборищ не должно быть, за помощью нужно обращаться к назначенным в каждом квартале чинам. Тем же, кому придется бывать в общих местах — на торгу или храме, — обязали непременно носить повязки, закрывающие рот и нос — их срочно пошили и раздали по домам распоряжением властей. Для контроля за исполнением всех принятых мер учредили санитарную службу, которой давались обширные права — вплоть до насильственного принуждения и назначения штрафов на провинившихся.
Компанию борьбы против эпидемии Варяжко и назначенные им люди проводили как боевую операцию. Созданный штаб отслеживал ситуацию по всем землям, куда пришел мор, направлял туда дополнительные средства и силы, если возникала нужда. К спасению людей привлекли все воинские части, из казны выплачивали немалые деньги на закупку продовольствия и необходимых материалов, раздавали бесплатно нуждающимся семьям. Не сразу, постепенно, эпидемия пошла на спад, жертв от гриппа (слава богам — не "испанки"!) становилось все меньше, через месяц практически сошла на нет. Итоги ее оказались удручающими — на северных землях умерла треть населения, а в самом Новгороде по данным проведенной переписи остались в живых меньше шести тысяч человек, тогда как раньше их насчитывалось более десяти тысяч. Ни в одном сражении не теряли столько народа, ужас от происшедшей беды не проходил еще долгие годы.
Уже спокойнее, без недавней горячки, Варяжко взялся за налаживание хозяйственных дел и укрепление своей власти. Прежний опыт с его отставкой послужил ему уроком не полагаться только на себя, а больше внимания уделить привлечению всех влиятельных кланов на свою сторону. Кроме того, посчитал нужным избавляться от недругов любыми путями, не давать им возможности набрать силы, подавить их заговоры в зародыше. В этом плане сослужила пользу минувшая эпидемия — она унесла жизни наиболее ярых врагов, не отличавшихся юным возрастом и крепким здоровьем. Именно старые главы родов составили костяк совета, добившегося отречения Варяжко, а потом провели своих ставленников во власть. Воистину — нет худа без добра, сама судьба расправилась с недругами и расчистила ему путь, как ни кощунственно то ни звучало.
Главный же вывод, который сделал для себя Варяжко — не торопиться со своими проектами и планами, надо впредь реальнее просчитывать возможности, да и наклонности людей, иначе они просто отторгнут предпринимаемые им начинания. С теми же планами колонизации — что простому люду до дальних земель, когда еще здесь, на родной стороне, достаточно простора, тем более сейчас, после мора. Правда, отказываться от присоединенных земель — на Урале или в Пермяцком крае, — Варяжко не собирался, хотя в них по вине предшествующей власти возникли серьезные сложности. После того, как ввели дань на местные племена и стали насильно изымать имеющееся у них добро, пошли стычки, дошедшие до боевых столкновений и потерь с обеих сторон. Туземцы покинули свои прежние селения, исподтишка нападали на воинские посты и заставы, поселения переселенцев — убивали, сжигали дома и посевы, — а потом скрывались в густой чащобе.
Своим указом Варяжко отменил дань и воссоздал управу по сношениям с туземными племенами, поручив ей всеми мерами восстановить добрососедские отношения. Обязал вернуть изъятое ранее добро или возместить ее стоимость, а также наладить взаимовыгодную торговлю. В тоже время для безопасности переселенцев направил дополнительные воинские силы, средства на строительство острогов и защитных укреплений, но запретил самим нападать на туземцев или проводить против них карательные операции, поручил решать возникшие конфликты по возможности миром. Создал еще управу для изыскания ценных руд и строительство добывающих предприятий в этих землях, назначил ее главой Зорана, ходившего с ним в последних походах на восток. Дал ему карту с отметками предполагаемых месторождений, объяснил еще приметы и способы добычи ценных металлов — того же серебра, каменьев, после наказал уже в этом году отправить экспедиции — на юг Урала и Прикамье.
Много хлопот выдалось в эту зиму Варяжко и его людям, им пришлось заново строить систему власти, восстанавливать то, что порушили пришедшие на их смену невежественные мужи. С теми же податями, коммунальной и пожарной службами, а особенно в полках, Убрали некомпетентных командиров, назначенных прежней властью по родственным связям, исправляли огрехи и даже прямое вредительство, учиненное ими с попустительства прежней власти — в боевой подготовке, снабжении оружием и амуницией, даже питании — урезали через край, да еще и обворовывали. Специальная инспекция провела во всех полках дознание по фактам недобросовестного ведения службы, по его итогам кого-то из виновных наказали штрафом или понижением в чине, других уволили, тех же, кого уличили в корысти или злом умысле, судил военный трибунал.
Непростая сложилась ситуация с внедрением на Новгородской земле христианства. Первые его ростки, взвращенные в прошлое правление Варяжко, пришедшая на смену власть выкорчевала без остатка — изгнала священников, при довольно деятельном участии населения и языческих жрецов разрушила православные храмы. Теперь же, прознав о возвращении прежнего правителя, в Новгород вновь заявилось посольство от князя Владимира и киевского митрополита Леонтия, присланного из Византии. С той же целью — внести православное христианство, дать ему возможность пустить корни на землях новгородских. Второй раз наступать на грабли Варяжко не собирался — отказал посольству, а княжескому боярину Здебору передал грамоту для Владимира с объяснением причины: — Народ его не приемлет иной веры, вносить же смуту из-за кого бы то ни было не намерен.
То ли доводы Варяжко не убедили своенравного князя или на него повлияли церковники — тот прислал ответную грамоту, в котором настаивал на содействии православным священникам, в противном случае почти открыто грозил Новгороду какими-то неприятностями. Верховный правитель, следуя данному народу обещанию, созвал вече по столь важному делу, на котором объявил о своем отказе посольству и последовавшей грамоте Владимира. Как и предполагал, новгородцы дружно поддержали его решение, а на ультиматум князя постановили: — Не бывать тому, за веру пращуров не пожалеем и жизни! А Владимир со своими чужеверцами не на того напали — получат ответку, если полезут.
