Знай попаданка раньше о порядках в местной тюрьме — не стала бы и заморачиваться, но тогда ей казалось, что сам собой нашёлся удачный выход из щекотливого положения.
Вновь обернувшись к говорливому стражнику, Ника жалобно шмыгнула носом.
— Могу ли я попросить вас об одной услуге, господин? Обещаю, она никак не нарушит закон и ни в коем случае не помешает честному исполнению ваших обязанностей.
— Что вам нужно, госпожа? — заинтересовался собеседник, а его коллеги вновь стали прислушиваться к их разговору.
Остановившись, она принялась распутывать ленты, удерживавшие на спине ножны. Насторожившись, конвоиры подались вперёд, готовые броситься и скрутить арестантку. Ломая ногти, та всё же справилась с узлами, после чего медленно протянула бородатому стражнику кинжал рукояткой вперёд.
— Сохраните его. Если меня оправдают, вернёте. Если несправедливо осудят — оставьте себе в память о Нике Юлисе Террине, которая вернулась на родину только за тем, чтобы найти здесь свою смерть.
Дрогнувший голос девушки, кажется, даже слегка расстроил стражников.
— Это кинжал моего отца, — добавила Ника, лишь слегка покривив душой. — Которого я уже никогда не увижу.
Приняв клинок, мужчина внимательно осмотрел его со всех сторон. Ника знала, что простенькое оружие вряд ли произведёт сильное впечатление на опытного вояку, но рассчитывала на его жадность. Даже за такой ножик можно получить риалов семьдесят.
— У вас больше ничего нет? — явно завидуя приятелю, спросил другой конвоир.
— Только плащ, — с самым наивным видом ответила девушка. — И деньги.
Отодвинув полу одежды, она показала висевший на поясе полненький кошелёк. Глаза стражников алчно блеснули.
— Вы бы и их мне отдали, госпожа, — вкрадчиво, почти ласково предложил бородач. — А уж Аксер свидетель... Курций Таил Пип их сохранит все до последнего обола.
Удивлённо переглянувшись, его коллеги важно закивали, а один из них со значением произнёс:
— Можете поверить, госпожа, и смертные, и боги знают, какой он честный человек.
Пожилой бородач, гордо приосанившись, выпятил прикрытую кожаным панцирем грудь. В глазах его третьего коллеги, молча наблюдавшего за происходящим, плескался с трудом сдерживаемый смех.
"Вряд ли мне дадут Оскара за такую игру", — усмехнулась про себя попаданка, вспоминая, как тяжело было удерживать на лице задумчиво-наивное выражение, скрывавшее бушевавшие в груди эмоции.
Но стражники "купились", видимо, рассудив, что выманить у дурочки деньги обманом не так хлопотно, как отнимать их силой и привлекать всеобщее внимание. Тем более, что стоя по середине улицы, они вызывали законное любопытство прохожих.
— Отец говорил, что в имперском суде каждому обвиняемому полагается защитник, — пролепетала Ника, растерянно хлопая ресницами. — А чем же я ему заплачу?
— Так в тюрьме эдил всё равно отнимет, — проникновенно заявил бородатый стражник, ненавязчиво пытавшийся убедить арестантку, что его зовут Курций Таил Пип. — Мимо него ничего не пронесёшь. С ног до головы обыщет!
— Я не хочу, чтобы меня лапал какой-то мужчина! — с искренним негодованием вскричала арестантка.
— Вы мне кошелёк на хранение отдайте, — повторил своё предложение стражник. — А мы в тюрьме скажем, что вас уже обыскали и ничего не нашли.
Коллеги дружно закивали, безуспешно пряча улыбки.
— У меня ваши деньги целее будут, — продолжал уговаривать бородач. — Если понадобится заплатить адвокату, пришлите его ко мне. Вас он ещё чего доброго обманет.
— Среди юристов встречаются такие жулики, госпожа, — поддержал его приятель. — Но Курций Таил Пип не позволит ему вас обобрать, клянусь Дрином.
Девушка видела, что её спутники понемногу начинают терять терпение. Однако, она хотела, чтобы к ним приблизилась большая группа смеющихся, празднично одетых горожан. Не то, что Ника рассчитывала на их заступничество. Скорее те помогут поколотить, но обязательно расскажут, как городские стражники грабят прилично одетых арестанток. Люди везде и во все времена любят перемывать косточки представителям власти. Значит, известие о том, что конвоиры изрядно прибарахлились, дойдёт до начальства, с которым тогда придётся делиться.
Рассудив подобным образом, попаданка всё же выдержала драматическую паузу, и когда смеющаяся компания стала удаляться, торжественно объявила, отвязывая от пояса кошелёк:
— Я доверяю вам мои последние деньги, господин Таил, зная, что могу рассчитывать на ваше великодушие и благородство.
— Клянусь Фиолой, они не пропадут, — усмехнулся собеседник, с довольным видом взвесив на руке пухлый кожаный мешочек.
— А это я зажму в кулаке, — доверительно понизила голос Ника, показав лежавшие на ладони четыре серебряные монетки. — И эдил с тюремщиками ничего не заметят.
Удовлетворение от того, что добыча досталась им с такой лёгкостью, на краткий миг добавило стражникам доброжелательности, и те одобрительно закивали.
Убирая кошель за пазуху, бородач проворчал уже гораздо менее любезным тоном:
— Пора идти, госпожа. Нам ещё на форум возвращаться.
Примерно через полчаса её привели к воротам в высокой каменной стене. Ещё на подходе девушка с беспокойством услышала доносившиеся откуда-то крики. По мере приближения они становились всё громче. Скоро стал различаться громкий скулёж, перемежавшийся с мольбами о снисхождении.
Вспоминая картину, открывшуюся её взору на обширном, мощёном камнем дворе, попаданка до сих пор ёжилась от страха.
Первым делом она огляделась в поисках того, кто так громко и красноречиво орал, обращаясь то к бессмертным богам, то к своим мучителям. Однако, сразу же бросившееся в глаза зрелище заставило её замереть от ужаса.
Прямо напротив широко распахнутых ворот у противоположной стены ограды из земли торчали колья, на одном из которых белело обнажённое тело мужчины.
За последнее время Нике уже пришлось повидать немало смертей, случалось самой отнимать чужую жизнь, чтобы спасти свою. Но это зрелище, а особенно то, что мускулистые, покрытые чёрным волосом, особенно заметным на фоне бледной кожи, руки, безвольно висевшие вдоль тела, несколько раз дёрнулись, заставляя девушку вскрикнуть, прикрыв рот ладонью.
Ей ещё никогда не приходилось видеть более отталкивающего зрелища. От блеска гладко оструганного дерева, по которому всё ещё струилась чёрная, неторопливо застывавшая кровь пополам с какими-то отвратительными сгустками, арестантку едва не вырвало. Только отчаянным усилием воли девушке удалось удержать внутри остатки завтрака.
С видимым удовольствием наблюдавший за её реакцией бородатый конвоир счёл нужным пояснить:
— Разбойник Скабра. Две семьи вырезал в Эрефе за горсть монет. По делам и мука.
Он смачно плюнул.
А Ника, едва справившись с тошнотой, внезапно почувствовала острую тяжесть внизу живота, до сих пор не понимая, как умудрилась не обмочиться прямо там, на дворе.
Чтобы хоть как-то сохранить самообладание и сдержать себя в руках, она старалась не смотреть в сторону умиравшего страшной смертью человека. Но глаза помимо воли упрямо возвращались к бледному пятну на фоне тёмно-серой каменной скалы.
Довольно жужжа, мухи роились вокруг продолжавшего жить тела, деловито ползая по заросшему густой растительностью лицу, забираясь в нос и в чёрный провал окровавленного рта. Эта жуткая картина всё ещё стояла у неё перед глазами, вызывая с трудом подавляемое чувство паники.
Стало очевидно, что когда возмущённые горожане требовали посадить её на кол, они не пугали и не употребляли сгоряча местное идиоматическое выражение, а имели ввиду совершенно конкретный способ казни.
Девушке казалось, что сознание словно разделилось: какая-то его часть всё ещё паниковала, рисуя кровавые, леденящие душу картины, а вторая, будто отгородившись прозрачной стеной, лихорадочно анализировала происходящее в поисках выхода.
В другое время подобное "раздвоение" не на шутку перепугало бы попаданку, заставив усомниться в собственном здравом уме, но сейчас оно позволяло хоть как-то контролировать себя.
— Ну, что встали? — проворчал стражник, пихнув её в плечо.
Подавшись вперёд, Ника едва не упала, но сумев сохранить равновесие, наконец-то очнулась и предприняла ещё одну попытку осмотреться.
В стороне от казнённого двое стражников с короткими копьями равнодушно наблюдали, как третий хлещет плетью с несколькими хвостами привязанного к каменному столбу голого мужчину, блестевшего на солнце мокрой от пота лысиной. Каждый удар оставлял на теле несчастного кровавые полосы и исторгал из его груди новые крики.
Но по сравнению с посаженным на кол человеком эта картина показалась ей почти идиллической.
Только после этого она наконец-то заметила, что большую часть огороженного стеной пространства занимает двухэтажное здание, у входа в которое скучал ещё один стражник.
Арестованная машинально отметила одно большое, наполовину прикрытое ставнями окно и несколько маленьких, забранных редкой, металлической решёткой.
— Вы отведите госпожу к эдилу Акву, — бодро проговорил бородач, "ловко" выцыганивший у "наивной" задержанной деньги. — А мне тут кое с кем поговорить надо. Да смотрите, чтобы к ней отнеслись как полагается. Она ещё только обвинённая.
— Сделаем... Курций Таил, — с трудом сохраняя серьёзное выражение лица, заверил его коллега, второй сопровождающий, чтобы не рассмеяться, отвернулся. — Идите, госпожа.
— Эй, Орес, кто это такая? — с любопытством спросил часовой, разглядывая закутанную в плащ Нику.
— Клеар обвинил в святотатстве, — охотно ответил конвоир. — Прямо на форуме.
И опять Ника обратила внимание на странное спокойствие, с которым воспринял его ответ часовой, лишь удивлённо вскинувший редкие, белесые брови.
— Чего же она такого натворила?
И всё! Ни возмущённых криков, ни требований немедленно, тут же наказать, покарать, посадить на кол и так далее. Нет даже раздражения. Обычное любопытство. Возможно, служители правопорядка настолько привыкли иметь дело с разного рода нарушителями закона, что их уже не впечатляют самые страшные преступления?
Впрочем, долго размышлять над этими странностями не пришлось. Сопровождающий мягко втолкнул её в небольшую комнату с широкими лавками вдоль стен и большим столом, за которым восседал, мрачно таращась в глиняную кружку, тучный дядечка в овчиной безрукавке, надетой поверх светло-зелёной туники.
Услышав шум, он поднял на вошедших слегка пьяненькие глазки, и подавшись назад, отодвинул в сторону блюдо с горкой куриных костей.
— Это ещё что такое? — недоуменно протянул мужчина, стараясь придать лицу строгое выражение.
— Господин Акв, — заискивающе, словно извиняясь за то, что оторвал столь занятого человека от важных дел, сказал конвоир. — Эту женщину арестовали по приказу магистрата Проба Фаба Лиса на основании обвинения выдвинутого преосвященным Клеаром.
— И что она наделала? — живо поинтересовался эдил.
— Святотатство, господин Акв, — вздохнул стражник. — Вот господин Фаб и велел отвести её в тюрьму.
— Он велел! — фыркнув, передразнил собеседник. — А чем я её кормить буду? Тридцать два узника, а на еду всего пять риалов в день! Пять! Лучше бы Фаб об этом подумал, а не сажал к матёрым преступникам глупых девчонок.
— Неладное на форуме случилось, господин Акв, — понизив голос, заговорил второй конвоир. — Её чуть не растерзали.
— Опять "неистовым" неймётся, — поморщился эдил. — Мало им повторного жертвоприношения, игры под себя подгребли да ещё и на людей бросаются. А чего они на форуме торчали, а не в храме?
— Так сегодня Сул Опус обещал выступить с речью о городских неустройствах, — пояснил первый стражник. — Вот и пришли слушать. Они же все за него.
— Ещё бы! — фыркнув, криво усмехнулся Акв. — Мало того, что муж племянницы Клеара, так он ещё и колоннаду к храму пристроил, художников из самого Радла вызвал росписи подновить...
И с горечью посетовал:
— Что за люди? До выборов почти полгода, а они уже народ мутят.
"Мужиков хлебом не корми — дай поболтать о политике", — усмехнулась девушка, внимательно прислушиваясь к разговору.
Очень скоро она уяснила, что местной элите бросил вызов честолюбивый богатей, да ещё и не коренной этригиец, а сын перебравшегося из Цилкага купца. Пользуясь поддержкой наместника императорского префекта и верховного жреца храма Дрина, он собрался выставить свою кандидатуру на выборах магистрата, пытаясь тем самым разрушить вековечный порядок чередования у городского "кормила" представителей древних этригийских родов. А ей как всегда "повезло" нарваться на ревностных почитателей владыки недр, составлявших значительную и самую активную часть электората здешней "оппозиции".
Только придя к глубокомысленному выводу о том, что чужакам нечего делать в магистратах, а жрецам не следует так откровенно вмешиваться в политику, самодеятельные политические аналитики вспомнили о скромно молчавшей арестантке.
— И куда мне её девать? — спросил эдил, взяв со стола стопку потрёпанных листов папируса, прошитых в углу суровой ниткой. — В подземелье?
Испуганно вздрогнув, Ника резко обернулась к стражникам.
— Зачем же так сразу, господин Акв, — заюлил стражник, скорбно качая головой. — Суда-то ещё не было.
— Да ладно! — снисходительно рассмеялся эдил, махнув рукой. — Это так, шутка. Я законы знаю.
Он озабоченно глянул в заляпанную бронзовую чернильницу и продолжил:
— Пойдёт в угловую. Там у меня базарная торговка плетей дожидается, да двух проституток утром привели. Пусть вчетвером посидят. Места хватит.
Хихикнув, дядечка разгладил лист папируса и буднично спросил:
— Как тебя записать?
— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка.
— Ишь ты! — хмыкнув, покачал головой Акв. — Юлиса! Ещё скажи, что их тех самых...
— Из них, — невозмутимо подтвердила попаданка. — Дочь Лация Юлиса Агилиса и Тейсы Юлисы Верты, внучка сенатора Госпула Юлиса Лура.
— Ты, девка, не шути так, — нахмурился эдил, а конвоиры озадаченно переглянулись.
— Тюрьма — не место для шуток, господин Акв, — спокойно проговорила арестантка. — Да и мне совсем невесело.
— А где живёшь? — сухо поинтересовался собеседник, всё ещё не решаясь занести в тюремные анналы провинциальной Этригии наименование столь знаменитого рода.
— Я еду к родственникам в Радл, — пояснила Ника. — Из Канакерна. Вчера вечером спутники ограбили меня и пытались убить. Об этом я и хотела рассказать магистратам, когда... появился господин Клеар и выдвинул своё нелепое обвинение.
— Не слышал, чтобы Юлисы на Западном побережье жили, — проворчал мужчина. — Не знаю, как насчёт святотатства, но самозванство тебе точно могут вменить в вину. А это очень серьёзное преступление. За такое на кол сажают. Так как записывать?
— Ника Юлиса Террина, — твёрдо отчеканила она.
Ткнув в её сторону обгрызенным кончиком пера, эдил так же раздельно отозвался:
— Я тебя предупредил!
И принялся, сопя, выводить на папирусе имя новой арестантки. Затем, оставив чернила подсыхать, встал, сняв с гвоздика в стене связку плоских ключей.
