Стражи Чёрной Скалы

Под моими пальцами хрустнули кости запястья Хьюза, и рукоять ножа скользнула прямо в мою подставленную ладонь.

Тычок вперёд, и штык-нож вошёл прямо снизу в подбородок Иеремии.

Из его рта выплеснулась кровь, он вымученно улыбнулся, а затем командир медицинской роты 2-го пехотного полка капитан Джереми Хьюз рухнул мёртвым на чёрно-золотой мраморный пол Башни.

58.

Я шёл по коридору к двери в самом дальнем конец — почему-то я точно знал, что найду Коннорса именно за ней.

И я не ошибся.

Как только я толкнул дверь, то сразу же раздался голос полковника Коннорса:

— Входи, Алекс. Я ждал тебя.

По ту сторону оказались жилые апартаменты — не слишком богатые по обстановке, но однозначно первоклассные по площади. Огромный меблированный зал, с множеством живых цветов, настоящим деревянным полом и картинками на стенах. Пара лестниц, ведущих на верхние уровни... Голос полковника шёл как раз откуда-то сверху.

— И... Раз уж ты здесь, позволь мне спросить тебя. А что ты подумал, когда увидел, что происходит в городе, где я был единственной силой? Ты, наверное, решил, что я спятил, верно?

— Ага, — прохрипел я. — Я долго не верил, но в итоге решил, что ты слетел с катушек... Точнее, я на это очень наделся.

— Да... — послышался вздох. — Так было бы гораздо легче. Но мне не повезло, Алекс — я не утратил рассудок.

Я усмехнулся. Мне сразу же вспомнились военно-полевые суды, карательные отряды, безумный пророк Иеремия — всё они творили своё зло исключительно во имя полковника Коннорса.

— Вы уверены в этом, полковник?

— Абсолютно, — тоже усмехнулся Коннорс. — Я не больший псих, чем ты, Алекс.

Я поднялся по прозрачным пластиковым ступеням наверх, и наконец-то встретился с этим человеком вживую.

Передо мной раскинулся небольшой, но аккуратный японский сад камней — ровные песочные узоры, окружающие самого обычного вида камни, и небольшие чахлые деревца.

А за ним, у стоящей перед широким застеклённым балконом огромной репродукции картины "Последний день Помпеи", стоял командир 2-го пехотного полка 12-й пехотной дивизии армии США полковник Фрэнсис Коннорс.

Это был всё тот же седовласый с небольшой лысиной худой высокий офицер лет пятидесяти с небольшим. С гордой прямой осанкой, и ясным взглядом серо-стальных глаз. Одетый в стандартный серый армейский камуфляж с колодками наград у сердца.

— Давно не виделись, Алекс, — кивком поприветствовал меня полковник. — Подходи поближе, полюбуйся картиной.

Пару секунд помедлив, я зашагал вперёд, безжалостно топча трудолюбиво разглаженный песок сада камней. Подошёл поближе, встал рядом с Коннорсом, не сводя с него пристального взгляда.

Я так долго хотел встретиться с этим человек... Думал, что скажу ему. Что сделаю с ним. Как именно убью. Но сейчас... Сейчас я чувствовал лишь огромную пустоту внутри себя. Ни гнева, ни ненависти к Коннорсу у меня больше не было.

Моя история действительно подошла к концу, и теперь ничего не мешало мне помедлить ещё немного, потратив отпущенное мне время на разговор или ещё на что-нибудь ещё...

— Ты не на меня смотри, Алекс, — усмехнулся полковник. — Смотри лучше на картину.

Я нехотя перевёл взгляд и так прекрасно зная, что увижу там. Ну, "Последний день Помпеи" — художественная зарисовка о извержении Везувия 79 г. нашей эры русского художника Карла Бюлова...

Но стоило мне раз повнимательнее вглядеться в картину, и я уже больше не мог отвести от неё взгляд.

Чем дольше я смотрел, тем явственнее замечал, что привычные мазки изменяются, словно живые, образовывая всё ту же по духу, но совершенно иную по содержанию картину.

Вместо архитектуры Древнего Рима — современные небоскрёбы из стекла и бетона. Вместо земли — жёлто-серый песок. Вместо полного вулканического пепла неба — багровая тьма бушующей песчаной бури.

Вместо жителей Помпеев — люди в современной одежды, которых пытаются спасать люди в американском камуфляже и с автоматами М4 в руках.

А над всем этим — распускающиеся в воздухе белые цветы фосфорных зарядов.

И маленькая девочка, сидящая прямо в центре картины.

Половина лица сожжена — ни кожи, ни волос. Сплошное чёрно-кровавое месиво с тёмным провалом пустой глазницы. Вторая половина — нечеловечески совершенное, как у ангела или какого-то другого волшебного создания.

— Тебе нравится, Алекс? — спросил меня Коннорс.

— Да что это... Да что это такое? — сглотнул я подступивший к горлу ком.

— Ты ведь и так знаешь, Алекс. А если не понял раньше, то понимаешь всё сейчас. К тебе приходит понимание... И это больно. Верно?

— Нет... — прошептал я. — Это не я... Это всё ты...

— Нееет... — протянул Коннорс, а затем ткнул пальцем мне в грудь. — Ты! Это твои приказы убили десятки невиновных! Это твои пули убили десятки моих солдат! И это всё не может остаться просто так. Кто-то должен ответить за твои грехи, сержант. Так кто же это будет?!

Я молчал, не в силах произнести больше ни слова.

Откуда? Чёрт возьми, ОТКУДА он всё это знает?! Что ты за дьявол, полковник?!

— Последний день Эль-Кувейта... — негромко произнёс Коннорс, глядя на картину. — Да, я назову её именно так... Апокалипсис был вчера, а сегодня было то, что наступает после отчаяния... И как я не пытался... Как я не пытался, я не смог сбежать от того, что здесь случилось... И я сломался.

Полковник вздохнул и склонился голову, а затем зашёл за картину и двинулся на балкон.

Какое-то время я стоял перед картиной, а потом, больше не в силах выдерживать этого зрелища, захромал следом за Коннорсом.

Перед огромными обзорными панелями из сверхпрочного стекла, сквозь которые открывался величественнейший вид на ночной Эль-Кувейт, стоял офисный стул. А на нём спиной ко мне сидел полковник, держа в правой руке серебристую "беретту".

— Полков... Фрэнсис? — хрипло произнёс я.

— Я, — сразу отовсюду и ниоткуда донёсся слегка ироничный голос Коннорса. — Не похож? Подойди поближе, Алекс.

— Я устал от всех этих игр, Фрэнсис, — прохрипел я, шагая вперёд.

— Поверь мне, Алекс — это не игра...

И подошёл и развернул стул к себе.

В нём сидел иссохшийся мертвец, похожий на мумию, и одетый в армейский камуфляж с полковничьими орлами и табличкой "Ф. Коннорс". Плечи кителя были все в тёмных брызгах, на полу под стулом валялась пистолетная гильза, а левый висок трупа был разнесён вдребезги.

Я, словно сомнамбула, наклонился и подобрал валяющийся на полу пистолет.

— Хммм... Кажется, слухи о том, что я жив... Немного преувеличены, — иронично произнёс Коннорс, выходя из-за моей спины.

Всё вокруг неожиданно погрузилось во тьму. Исчезла Башня, исчез Эль-Кувейт и весь мир. Осталась лишь тьма, в которой были я, полковник и труп полковника на стуле передо мной.

— Н-невозможно... — неверяще произнёс я, мотая головой.

— Уверяю, Алекс — очень даже возможно, — возразил мне Коннорс.

— Но как?!

— Не тот вопрос, Алекс. Не "как?" — "почему?". Почему всё сложилось так, как сложилось? Почему, хрупкое равновесие нарушилось? Потому что ты сделал ошибку, Алекс! И ты продолжал делать ошибку за ошибкой! Тебе здесь не должно было быть. Вы должны были найти агента Махоуни или его кейс с документами. Но вы не должны были играть в миротворцев! Это не было вашей задачей. Вы же наёмники, Алекс. Вам платят за то, чтобы вы делали порученное, а не пытались наносить добро, подвергать заботе и причинять справедливость. Это была не ваша война, Алекс.

— Но это всё не моя вина! — в отчаянии произнёс я.

— Правда? — деланно удивился полковник. — А я думаю, что как раз твоя. Остановись ты ещё в начале, сделай как тебе предлагали твои товарищи — перебить "танго", связать Махоуни, сунуть кляп и отволочь его к точке эвакуации... И ничего бы этого не было. Ты понимаешь меня, Алекс? Ничего бы этого не случилось! Но ты пошёл вперёд. И ради чего?

— Мы хотели... — я запнулся. — Я хотел...

Но я не знал, что ответить. Я просто не знал, что ответить, чёрт возьми!

Как описать то, что атмосфера царящей вокруг тебя безнадёги и липкого невыраженного ужаса, лишает способности мыслить логически? Как описать то, когда вместо разума остаются эмоции?

Как объяснить, что ты поддался всему этому?

— А чего "остынь, Си Джей"? Что за херня! Мы уже не понимаем, что делаем! Сначала мы убивали "танго", потом убивали американских солдат, а теперь и гражданских начали убивать, да? Что дальше — начнём убивать друг друга?!

— У нас не было выбора!

— Ни хрена! — сплюнул снайпер. — Может, тебе и нравится быть убийцей, а мне нет! Я своё дело знаю, я на такое не подписывался!

Какие слова подобрать, чтобы убедить, что это всё действительно не твоя вина? Но...

— Я не виноват! — выкрикнул я.

Но меня хватало лишь на это.

Полковник в ответ расхохотался ледяным смехом.

— Нужно иметь силу и смелость, чтобы отрицать правду, Алекс, — произнёс он, с мрачной ухмылкой глядя на меня. — А когда правду нельзя отрицать — нужно создать свою. Верно?

— Проверка... — медленно произнёс я, глядя на болтающихся под мостом трупы. — Хотите сказать, что проверка в этом? Мы должны сделать выбор?

Трупы были давнишними — один был одет в остатки камуфляжа, а второй — в простую рубашку и брюки. Кем они были раньше? Да кем угодно. Тот, что в камуфляже вообще мог быть даже американским солдатом...

Я медленно поднял автомат и прицелился в того, что был одет в гражданскую одежду... Но в последний момент перенацелил автомат на солдата и выпустил короткую очередь, ударившую по иссохшейся мумии.

— Правда в том, Алекс, что ты хотел здесь стать тем, кем не являешься, — продолжал Коннорс, глядя мне в глаза. — Ты хотел быть героем! Ты так долго жил без всякой цели и смысла, каждый день спрашивая себя, почему ещё не пустил себе пулю в голову, что однажды пожелал высокого смысла для своего существования. Ты решил, что если всё ещё живёшь, то это ради какой-то высшей цели. И ты решил, что тебе суждено стать великим героем! Остановить войну, спасти невинных, принести порядок и покарать сидящего в башне злодея.

Полковник рассмеялся.

Я сделал ещё пару шагов и обнаружил другой труп — на этот раз в форме "стражей" и с перерезанной глоткой.

Присел рядом, пошарил по карманам разгрузки и действительно обнаружил телефон. Спутниковый, если правильно понимаю. Задняя его крышка была вырвана с мясом, как и аккумулятор — телефон был нерабочим.

— Подумать только, Алекс!.. Я здесь только потому, что тебя заело чувство вины за смерть сестры много лет назад. Это ли не ирония, а? Ты сломался многие годы назад, но осознал это лишь сейчас. Уже после того, как решил, что тебе нужно великое дело и великий враг. И ты назначил этим врагом, этим творящим все мыслимые и немыслимые злодеяния меня! Ты так хотел найти виноваты, что в итоге свалил всё на меня! На мертвеца!

Фрэнсис снова рассмеялся — уже куда громче и злее.

— Мы не виноваты, — сказал я. — Это вина "штормовых стражей", вина полковника Коннорса. Всё произошедшее... всё происходящее — их вина. Только их. И они заплатят. За всё.

— Это инфантилизм, Алекс, — уже без тени намёка на иронию или смех, произнёс Фрэнсис. — Дети тоже никогда не признаю свое вины, они всегда говорят "это не я, она сама сломалась". Так же и ты. Не удивляйся — ребёнком в некоторых поступках можно остаться и в тридцать, и в пятьдесят лет. Это не плохо само по себе, но в нашей с тобой ситуации — однозначно плохо... Я знаю, Саша, правда бывает горькой, но смирись — не бывает двух правд в одно и то же время, в одном и том же месте. Ты просто должен это понять и принять, потому что бесконечно так продолжаться не может. У тебя нет выбора!

Стул вместе с трупом полковника исчез, а перед нами появилось огромное зеркало, в котором отражалась окружающая мгла и мы с Коннорсом.

— Значит так, Алекс... — Фрэнсис достал из-за спины серебристую "беретту", передёрнул затвор и нацелил её на моё отражение в зеркале. — Если без лишних игр, то сделаем так.

Сейчас перед тобой снова будет выбор, но на этот раз настоящий.

Ты можешь признать, что ты и только ты виноват во всех событиях, что произошли в этом городе в последние дни. Признать, что хватит убегать от реальности и твоё существование причиняет боль лишь тебе и всем вокруг. Признать, что в твоей жизни уже давно нет никакого смысла, кроме боли. Признать всё это... и исчезнуть, разорвав этот порочный круг.

Но ты можешь вновь заупрямиться и попытаться отрицать правду.

Сейчас я — твоё тёмное альтер-эго. Правдивое, и оттого тёмное. Ты называешь меня полковником Фрэнсисом Коннорсом, но ты ведь никогда не знал меня! Все твои знания — пара фраз и поступков, ставших воспоминаниями. Проклятье, Алекс!.. Ты ведь даже не помнишь, как я именно выглядел! И именно поэтому сейчас я внешне напоминаю тебе твоего настоящего отца, если бы он дожил до сегодняшнего дня!..

Алекс, пора взрослеть.

Пора учиться принимать взрослые решения и совершать взрослые поступки.

Больше не имеет значения — реально ли всё происходящее или нет. Действительно ли всё происходило как ты помнишь или нет.

Сейчас ты просто должен сделать свой главный выбор, ради которого ты и приехал сюда.

Ты должен решить, что делать дальше. Смириться и покаяться за своё бессмысленное прошлое — или продолжить свою никчёмную жизнь в попытке разобраться с последствиями ошибок.

Ты должен решить!..

Но в любом случае когда я досчитаю до пяти, то спущу курок. Если ты не сможешь решить сам, то я решу за себя, потому что я вправе.

Ты понял меня?

Ты всё понял, Александр?

— Это галлюцинации... — прошептал я, обхватывая руками голову. — Это всё мои галлюцинации...

— Ты в этом уверен? — голос полковника ожёг, словно сыромятный кнут. — А, может, мои? РАЗ.

Нет... Нет!

Коннорс рядом со мной — не человек. Он — идея. Он — воплощённая моим больным сознанием парадигма совести. Он — олицетворённая вина. Он — стихия.

Он — Буря.

И если бы Буря не разрушила здесь всё уже к моему приходу... Если бы Бури не было...

Если бы Буря не сломала всё, меня бы она тоже не сломала.

Не я всё это начал — я лишь закончил всё это. Так в чём же тогда моя вина?!

— Нет... — я покачал головой, а затем резко ткнул зажатым в руке пистолетом в сторону отражения Коннорса. — Это не я ошибаюсь! Это ты ошибаешься! Всё это... Смерти! Это! Твоя! Вина!

— Если ты действительно в это веришь, то стреляй! — рявкнул полковник. — ДВА.

Ствол "беретты" дрогнул и сместился влево, нацеливаясь на моё собственное отражение.

— ТРИ.

Я держал пистолет в вытянутой руке, но моё отражение почему-то приставило его к собственному виску.