— Сука. Убил бы гада — тихо матерюсь, но всё же выпрямляюсь.
Секунды весело бегут, а я стою на месте, не в силах снять с крючка пальто. Ну Герман, удружил. Не мог на воскресенье взять билеты? Обратно не поеду, пока нормальной полки не дадут, на ней хотя бы ноги можно высунуть в проход. Скрепя зубами, сдёрнул верхнюю одежду, нахлобучил кепку, из под подушки вытащил багаж и медленно, стараясь не будить соседей, двинулся вперёд. На улице, у входа в наш вагон, стояла проводница. Мы поздоровались, она спросила далеко ли я иду. Сказал что на вокзал, за пирожками. Не буду же докладывать, что всё забыл и пробую узнать, не тут ли раньше жил или хотя бы вспомнить, может ездил здесь когда то. Перрон почти пустой. В той стороне, где тепловоз, совсем нет никого, а там, куда иду, стоят четыре человека. Дошёл до них, повесил сумку на плечо. Вещей там мало, а вот денег и монет, на пол вагона точно хватит.
Добрался до вокзала, вошёл в него и понял, что ничего не узнаю. Киоск, ещё один, буфет, скамейки, под потолком лепнина — красиво, но в памяти такого "пейзажа" нет. Ну что ж, проверил и на том спасибо. Взял десять пирожков и в быстром темпе побежал обратно, до отправления осталось шесть минут.
В отличии от меня, Герман выспался и сейчас был бодр, и весел, а когда узнал про купленные мной пироги с картошкой и капустой, так и вовсе чего то замурлыкал себе под нос, словно кот, в предвкушении встречи со сметаной.
— Мать говорила, возьми с собой курицу — разворачивая принесённый мной, бумажный пакет, докладывал счастливый товарищ. — А я упёрся. Говорю: — "Зачем она мне, проголодаюсь, схожу в ресторан". А сейчас вижу, зря не взял.
— Конечно зря. Мне бы кто предлагал, я бы ни за что не отказался — согласился с ним и почти тут же, добавил: — Так. Мои пироги. Тогда тебе за чаем топать.
Напарник согласился, с такой постановкой вопроса и охотно пошёл на поиски кипятка. Пока он добывал нам горячую воду, я свернул комковатый матрац, закинул его на верхнюю полку, одним движением разложил стол, кинул на него куль с пирогами и кое как уселся рядом с ним. Мне даже сидеть за столом не удобно, а я ещё хотел, чтобы здесь можно было нормально поспать.
Что такое десять маленьких пирожков, с овощной начинкой, для двух изголодавшихся за ночь молодых парней, один из которых, к тому же ещё и ростом под два метра? Под сладкий чай, мы съели их и не заметили.
— Мало. Я не наелся — констатировал Герман, неоспоримый факт.
— Согласен — встал я ему в кильватер и с надеждой в глазах, спросил: — Чего предлагаешь?
— А что нам остаётся? Не идти же по вагону с протянутой рукой, как побирушки. Ждём девяти часов и валим в ресторан.
В девять, в общепит на колёсах, мы попасть так и не смогли. Я предпочёл подождать немного и в девять двадцать семь выйти прогуляться на перрон очередной станции. Пол часа нас не задавят, а галочку в списке поставить, я смогу. Станция может и не большая, и поезд на ней стоит всего ничего, но чем чёрт не шутит, вдруг именно на этой остановке, мне в голову чего нибудь придёт.
После посещения ресторана и бессмысленной прогулки на свежем воздухе, в сердцах плюнув на ночной кошмар, снова завалился спать. Как бы там ни было, а организм требовал своё, тем более больших станций ещё долго не будет, а маленькие, если вспомнить ту, где я выходил, навряд ли принесут ожидаемый мной результат. Уж больно на ней было убого и однообразно, она почти ничем не отличалась от той, где мы с Германом садились в этот, не очень привлекательный вагон. Но самое главное заключалось не в том, что увиденное не произвело на меня никакого эстетического впечатления, а в том, что в памяти не шелохнулась ни одна из её струн. Из чего я сделал закономерно напрашивающийся вывод: в таком унылом месте, мои родители точно жить бы не смогли. Значит отслеживать стоит только большие станции, а разную мелочь можно смело пропускать.
На этот раз я решил попробовать спать полусидя, пускай хотя бы ноги нормально отдохнут. Упёрся ими в разделительную стенку, спиной придавил ту, что была сзади меня, сунул под голову твёрдую подушку, плотно прикрыл глаза и мерно пошатываясь, попробовал ухватить хвост, вяло зарождающегося сна.
— Молодой человек — почти в это же самое время, прошипело у меня в правом ухе. — Простите, что отвлекаю вас от важных мыслей, но не могли бы вы присмотреть за нашими вещами.
Медленно открываю глаза, смотрю перед собой и в тридцати сантиметрах от лица, обнаруживаю улыбающуюся физиономию соседки, матери двух пацанов, имеющих нехорошую привычку бегать по вагону и громко орать, словно петух их клюнул, чуть ниже спины.
— Извините, что вы сказали? — выдавливаю из себя остатки, глубоко закопанной, вежливости.
— Я говорю: — "Не смогли бы вы присмотреть за нашими вещами" — выпрямляясь отвечает она. — Мы в ресторан хотим сходить, а вы, вроде бы, всё равно никуда не собираетесь.
— Ладно, присмотрю — вяло говорю, понимая, что в этом месте мне не найти покоя ни днём, ни ночью.
— Спасибо. Мы недолго — улыбнувшись ещё шире, сказала женщина и сделав шаг назад, крикнула своим мужчинам: — Пошли! И смотрите у меня, чтоб не бегать по вагонам, не то кашу манную куплю.
Самолётом надо было лететь. Прав был Герман. И чего это я упёрся, как баран? Как там говориться: — Многие незнания — многие печали? Или наоборот? А-а, какая теперь то разница. Лежи вот и пожинай плоды, своей же, дурацкой прихоти. Паровоз ему подавай.
Следующей станцией, интересующей меня, как потенциальный дом моих мифических родителей, должен был стать Ростов-на-Дону. Четыре часа из пяти, отмеренных составителями маршрута от места, где мне самым наглым образом не дали уснуть, до этого славного города, имеющего в своём названии имя великой реки Дон, я провалялся на полке ни на минуту не сомкнув глаз. Сначала караулил чужие вещи. Потом, поневоле, выслушал проклятия, вылетавшие наружу из уст их владелицы, в адрес повара вагона-ресторана. Затем, в купе слева, мужики снова начали потихоньку друг другу наливать и допились до такой степени, что их голоса напрочь заглушали беспрерывный стук колёс. Устав впитывать их бредни, повернулся в другую сторону и около часа играл в гляделки с одной из девиц, временно поселившейся в крайнем купе, нашего весёлого вагона. Когда и это надоело, тупо смотрел в окно, а там и Герман проснулся, и мечта о сне навсегда растворилась в нём. Часа через полтора, после его подъёма, снова пошли в ресторан, на этот раз обедать. Примерно час сидели там. Вернулись, минут двадцать молча валялись на забронированных полках, а там и время подошло, городские окраины встречать.
— К Ростову подъезжаем, будешь выходить? — спросил меня Герман, свесив голову вниз.
— Буду. Стоим долго, аж тридцать семь минут — ответил я. — Грех, такой возможностью не воспользоваться.
За окном уже серело, а значит становилось ещё холодней. Я встал, без спешки оделся, кинул сумку на плечо и собирался уже идти в тамбур, освобождая место для сбора, наблюдавшему за мной сверху, другу, как он тихим шепотком остановил меня.
— Тормози — шаря руками под подушкой, еле слышно сказал он. — И мой пакет с деньгами, засунь пока к себе.
— Ты чё, их здесь держал всё время? — не веря в услышанное, поинтересовался я.
— Ну да, а что такое? — ответил Герман и не стесняясь своего, тупого идиотизма, весело сказал: — Можно подумать, что средь бела дня, кому то в голову взбредёт мою подушку лапать или что нибудь под ней искать. Всё же на виду.
— Простота ты, китайская — запихивая свёрток в сумку, назидательно проговорил я.
— А почему китайская? — уже в полёте, спросил у меня друг.
— А потому, что такой же наивный, как и они. Те верят в незыблемость учения товарища Мао и ты, точно такой же. Сунул десять тысяч под подушку и смело утопал в ресторан — сказал я и взглянув на товарища, обувавшего свой утеплённый сапог, добавил: — Ладно, собирайся. Я в тамбуре буду ждать. Про технику безопасности потом поговорим.
Ростовский вокзал зародил во мне искру надежды ещё на подходе, уж больно колоритно выглядела его высотка издалека. А когда мой итальянский сапог вступил на хорошо заасфальтированную платформу, у нашего, третьего по счёту вагона и я услышал громкое: — "Тарань, вобла!", сердце и вовсе заполнила щемящая тоска, лично для меня первый признак того, что где то, совсем рядом, обязательно будет находиться чего то родное и близкое. Забыв предупредить спутника о выборанном мной направлении, я, со скоростью бесстрашного крейсера рванул на встречу огромному зданию, только что промелькнувшему за грязным окном не менее чумазого тамбура, в нетерпении расталкивая плечами пассажиров, продавцов вяленной и сушёной рыбы, попутно ласкал своим огрубевшим вниманием и встречающих, и тех, кто пришёл кого нибудь провожать.
— Подожди! — бросил Герман мне в спину, но я даже не обернулся на его, еле слышную просьбу. Сейчас меня интересует только вокзал.
Каково же было моё разочарование, когда прошерстив стеклянную постройку вдоль и поперёк, я не обнаружил в ней ничего, что было бы мне ранее знакомо. Память даже не шелохнулась от встречи с рестораном, тремя точками продающими свежие пирожки, не принесли ей никакого удовлетворения ни сувенирные киоски, ни газетно-книжные ряды. Расстроенным взглядом рассматривал будущих, настоящих и прошлых пассажиров, надеясь хотя бы в ком то из них, разглядеть знакомое лицо. Но всё было тщетно. Вокруг сновали одни чужие, мужские и женские физиономии, озабоченные обычной, вокзальной суетой. Взглянул на часы, до отъезда осталось немного, но десять минут я ещё поброжу. Шагов тридцать сделал по залу, потом прошёл арку и вышел к дверям, на этот раз ведущим не к перрону, а к той стороне, где ещё не бывал. Впереди площадь, легковые машины, чуть дальше жилые высотки, магазин — продуктовый, гостинечный комплекс, на остановке автобус и снова вокзал. И здесь ничего не узнал.
— Ты что, совсем поехал крышей? Ору ему, а он молчит — догнал меня мой друг у входа.
— Похоже, что поехал — ответил я ему и сплюнув под ноги, добавил нецензурные слова.
— Чего искал? — заметив, что я немного не в себе, вновь коротко, поинтересовался Герман.
— Чего, чего? Пожрать, чего нибудь. Твой ресторан меня довёл до точки — поняв, что от ответа не уйти, сказал я первое, за что сумел схватиться. — Кефир искал. Ну, или хотя бы молоко.
— Чудак. Сказал бы мне, давно бы был с кефиром. Пошли, его в киоске, прямо на перроне продают.
На ужин был у нас кефир и плюшки. Товарищ мой, вот добрая душа, купил аж пять бутылок белого напитка и плюшек десять штук. Сидим, едим, а на подходе Шахты, где я хотел бы так же пробежать. Давлюсь и думаю, на что сейчас сослаться. Конечно, можно на кефир. Теперь, мол обос... Нет, об этом даже думать не хочу. Известно всем — хорошие мысли, имеют свойство иногда сбываться.
— Я в Шахтах снова выйду — сделав маленький глоток, сказал я жадно пьющему соседу. — А ты сиди. Один пройдусь.
— А чё сиди? Я может тоже перед сном, хотел бы прогуляться.
— Орёл. У нас тут куча денег под руками, а он собрался погулять. Ночь за окном и сумку лучше в помещении держать.
— Давай по очереди — нещадно чавкая, сказал мне друг, пытаясь личную свободу отстоять.
— Я ж говорю тебе — бо-ле-ю. Мне свежий воздух нужен. А тебе туда, зачем?
— Ну так бы и сказал. Я что, не понимаю? Когда прихватит, тут хоть волком вой.
Шахты, Лихая и даже не очень понятный Гергиу-Деж, остались давно позади, ничем не намекнув на наше с ними знакомство. Теперь на улицу пойду только утром, когда доберёмся до Воронежа. Сейчас буду искать позу, способную позволить хотя бы на пару часов забыться и заснуть. Пока это не удавалось, но я не теряю надежды.
Проснулся ровно в шесть. За сорок минут до прибытия поезда в, наверняка, очень красивый, имеющий массу достопримечательностей и исторических памятников, славный город — Воронеж. Десять минут потратил на приведение в рабочее состояние нижних конечностей, последние несколько часов находившихся в положении "руки вверх". Ещё пятнадцать ушли на утренний туалет. Минут восемь на сборы и жёсткий перекус, мерзким кефиром и зачерствевшей плюшкой. Тридцать секунд ушли на поход в тамбур, где оказался минуты за три до остановки, вместе с проводницей, выглядевшей ненамного лучше моего.
— Не спится? — спросила меня женщина, уже привыкшая к моим постоянным отлучкам из её гостеприимного дома на колёсах.
— Да, как тут уснёшь — пожаловался я в сердцах. — То ноги не влазят, то голова наружу просится.
— Ну, кто ж тебе виноват? Мамке с папкой говори спасибо, что уродился такой большой. Поезда у нас рассчитаны на среднестатистических граждан, а таким как ты, одно направление — самолёт.
— Да я уже понял. Только сейчас то, ничего уже не поменяешь. Скоро в Москве будем.
— Что, неужто первый раз в плацкарте едешь? — удивлённо бросив брови к верху, спросила меня любопытная тётенька.
— Нет. Не первый — без затей обманул её, я. — Ездил и раньше. Только тогда маленький был.
Состав достиг платформы и начал резко тормозить. Мы, по инерции, качнулись вперёд, а затем с огромным ускорением вернулись назад.
— Медведь, задавишь — запричитала проводница, нечаянно попав под мой, немаленький вес.
— Простите, я не специально. Он просто резко затормозил.
Женщине было не до моих оправданий, пришло время выполнять служебные обязанности. Она открыла дверь, протёрла мокрой тряпкой поручни и только после этого выпустила меня.
— Смотри, далеко не бегай — напутствовала она. — Опаздываем, могут раньше отправить.
— Да я быстро. Сбегаю до вокзала и обратно.
Воронежский вокзал вообще убил наповал, не дать не взять, музей. Одни статуи, чего стоят. Но мне, от этого буйства фантазии архитектора, сотворившего такое чудо, опять жарко не стало. На душе было кисло и муторно, и не только от выпитого кефира. Это же сколько городов я проехал и хотя бы чего то в них узнал. Может я с Урала или того хуже, с Камчатки? С горя зашёл в привокзальный буфет, только что начавший заманивать в свои сети, пассажиров поездов дальнего следования. Взял там две бутылки тархуна, пять пирожков с повидлом, столько же с мясом и со всем этим добром пошагал на встречу с ненавистной, боковой полкой. Будь она трижды проклята, всеми неудачниками, хотя бы раз прислонявшими свой зад на её узкую поверхность.
До столицы успел познакомиться с ещё тремя вокзалами. Выходил в Курске, Орле, Туле и везде меня ждал один, и тот же результат. Расстроился страшно. Столько всего, за две ночи, пришлось вытерпеть и всё напрасно. Где же справедливость, я вас спрашиваю?
ГЛАВА 19
"Москва..., как много в этом звуке, для сердца русского слилось" — повторял я слова гения, в попытке разглядеть через грязное окно тёмные силуэты, проплывающих мимо домов. Этот город просто обязан поставить жирную точку в моём двухдневном путешествии и не важно с каким знаком, лишь бы она была. Для половины моих знакомых, я самый настоящий москвич, для другой, обыкновенный провинциальный парень, живущий по соседству и только мне неизвестно, кто я на самом деле, откуда родом, есть ли у меня семья и в конце то концов, учился я в университете или с лёгкостью поверил в то, что сам же, походя родил. Так что некуда мне больше отступать, впереди Москва. Столица.
