Мальстен не отвечал.
Дезмонд помедлил еще пару мгновений, а затем начал медленно и осторожно спускаться по лестнице вниз. Больше он не услышал ни единого звука с платформы: ни стона, ни крика, ни шевеления. Мальстен, казалось, застыл и сумел успокоиться, только когда его оставили с расплатой одного.
* * *
Ночь семнадцатого дня Паззона выдалась довольно прохладной, и Ийсара, прогуливаясь по городку цирковых, куталась в теплую шаль. Ее темные волосы все еще были убраны в тугую прическу из множества переплетенных кос, скрученных в пучок, а на лице до сих пор сверкал подобранный под образ макияж. В отличие от Риа, которая предпочитала сразу облачаться в более скромные наряды, Ийсара любила еще некоторое время провести, как на арене. Ступая по цирковому городку неслышно, словно кошка, она прислушивалась к доносящимся отовсюду чужим разговорам, и в каждом из них слышала имя Мальстена.
Мальстен Ормонт. Анкордский кукловод. Какими нитями ты оплел мои чувства к тебе, раз они скачут от любви до ненависти по несколько раз на дню?
Ийсаре удалось — не без помощи Риа — справиться с чувством потери и собственной ненужности, когда Мальстен сбежал из Малагории три года назад. И даже удерживать в себе пламя веры в то, что его побег был какой-то чудовищной ошибкой, у нее получалось… пока он не вернулся. Сколько страхов и боли Ийсара испытала, услышав об инциденте на Рыночной площади, сколько слез заставила себя подавить. Она с трудом засыпала ночами после того, как узнала, что Мальстена тяжело ранили, но не могла прорваться во дворец, чтобы побыть с ним. Цирковой городок находился совсем рядом с гратским дворцом, но свободного доступа внутрь у артистов не было. Лишь единожды они собрались почти всей труппой и потребовали впустить их к Мальстену — как ни странно, Его Величество поддержал эту идею и приказал страже не мешать им.
Когда Ийсара увидела Мальстена там, в коридоре возле его покоев, она не на шутку перепугалась за него — он выглядел ужасно и едва держался на ногах. Ей даже показалось, что он не узнал ее или, по крайней мере, узнал не сразу. Но в тот день, не увидев в его глазах тепла и желания поговорить, Ийсара впервые испытала приступ ненависти к Мальстену Ормонту.
Он решил, что может вот так пропадать на три года, а потом не считать нужным даже перемолвиться со мной парой слов? — думала она, тут же одергивая себя: — Проклятье, о чем я только думаю, он ведь ранен, он даже в себя не пришел. Нужно немного подождать. Главное, что он здесь. И он жив.
Но заглушить голос обиды, которую Ийсара старалась спрятать как можно глубже эти три года, оказалось не так просто. Стоило ей увидеть Мальстена, как она теряла голову, и первым ее желанием было броситься в его объятия. Но когда она понимала, что он здесь, в Грате, но проводит время с кем угодно, кроме нее, Ийсару охватывала горячая ненависть. Это была уже даже не ревность — в эти моменты ей не хотелось, чтобы Мальстен оказался подле нее, ей хотелось, чтобы его не было вообще. Нигде, ни с кем, никогда. Чтобы он исчез и не мучил ее.
А затем ненависть проходила, уступая место тоске и тяге к Мальстену.
Что же ты со мной делаешь? — сокрушалась Ийсара, кутаясь в теплую шаль. — И почему не ищешь встречи со мной?
Одна мысль о том, что на арене Мальстен не ответил на поцелуй, жалила холодом злобы и охаживала горячими плетьми страха. Ийсара чувствовала себя отвергнутой и упрекала себя в эгоизме:
Бесы тебя забери, он же только что использовал нити! Он никогда не позволял мне узнать, что такое расплата, но я насмотрелась на Дезмонда и прекрасно видела, как это больно. Почему я думаю только о том, что он не ответил на мой поцелуй?
Ийсара надеялась, что Мальстен в скором времени поговорит с ней, но в он явно не искал с ней встречи, хотя, видят боги, возможностей у него была масса. Как минимум, он мог позвать ее на тренировки Дезмонда, но брал с собой кого угодно, кроме нее, и это тоже жалило обидой и непониманием.
Возможно, он берёг меня после того, как в прошлый раз ему пришлось спасать меня от нападок Дезмонда? — думала Ийсара. — Наверное, Мальстен просто не хочет обострять конфликты.
Тем не менее, ей так надоело самой искать объяснения! Она ужасно хотела встретиться с ним сразу после представления, но знала, что в течение часов трех после него он будет неспособен разговаривать. Но что, если он и сегодня предпочтет сразу вернуться во дворец и не подумает появиться в цирковом городке? Такое может произойти — в конце концов, он может понадобиться Его Величеству на приеме для делегатов из Аллозии…
А если так, ей — простой циркачке — туда хода нет.
Ненавижу!
Вдруг, вырывая ее из мрачных мыслей, в темноте зазвучали чьи-то шаги.
— Ийсара?
Циркачка застыла и не нашла в себе сил сразу повернуться на оклик.
Оклик? Скорее, это можно было назвать полушепотом — осторожным, деликатным и одновременно уверенным. Ийсара прикрыла глаза, понимая, что сходит с ума от одних лишь звуков его голоса.
— Мальстен! — Ийсара развернулась, проклиная себя за растерянность. Ее разрывало желание броситься к нему в объятья и воинственное нежелание показывать ему свои чувства. После того, сколько он избегал ее, следовало дождаться, пока он сам — первый — будет добиваться ее нежности.
Мальстен молчал, но вид у него был такой, будто он к чему-то готовится.
Скажи, как скучал по мне! Неужели это так трудно?
Ийсара не хотела слушать это звенящее молчание.
— Неужели тебе наконец удалось выкроить для меня время? — ядовито произнесла она. — А я думала, Его Величество и Дезмонд посадили тебя на поводок и не отпускают от себя ни на шаг.
Мальстен выслушал слова циркачки, встретив яд ее слов с невыносимым смирением. В глазах его не возникло ни возмущения, ни протеста, ни обиды, и его послушное спокойствие выбивало Ийсару из равновесия. Она сурово сдвинула брови, сложив руки на груди, попутно закутавшись в теплую шаль.
— Ийсара, — кивнул Мальстен, — я бесконечно перед тобой виноват. Три года назад я трусливо сбежал из Малагории, никому ничего не сказав. Я предал твое доверие. Не подумал о твоих чувствах. Надеяться на твое снисхождение было бы попросту неуместно. И я не надеюсь.
Ийсара поморщилась, чувствуя, как бушевавшее в ней мгновение назад негодование начинает отступать. Она не хотела этого, не хотела так быстро терять горячее пламя своей обиды, не хотела, чтобы мучительное ожидание, которому Мальстен подверг ее, сошло ему с рук так легко. Но он говорил так искренне, так честно признавался в содеянном и так безжалостно готов был осудить себя, что обида Ийсары не выдержала этого натиска и рассыпалась в прах. Казалось, он судил себя строже, чем того требовала злость пылкой циркачки. Еще немного, и Ийсаре показалось бы, что Мальстен устроил для нее представление, в котором чересчур увлекся драмой, но он удержался на этой тонкой границе.
Ийсара глубоко вздохнула.
— Ох, Мальстен, — улыбнулась она, покачав головой. — Я бы, может, и хотела, чтобы ты извинялся подольше, но я не настолько сильно на тебя злюсь.
Она шагнула к нему, собираясь, наконец, поцеловать его, но он чуть приподнял руку, останавливая ее. Ийсара замерла, толком не поняв, сделала это сама, повиновавшись его жесту, или же он применил к ней нити.
— Прошу, выслушай меня, — попросил он.
— Ты… контролируешь меня? — спросила Ийсара, не скрывая нахлынувшего на нее подозрения.
Мальстен покачал головой.
— Нет.
Ийсара игриво улыбнулась и все же сделала несколько шагов к нему навстречу.
— Хорошо. Тогда я выслушаю, как только… — Она осеклась на полуслове, потому что Мальстен сделал шаг прочь от нее, продолжая поднимать руку в останавливающем жесте.
— Ийсара, пожалуйста, — с нажимом попросил он. Ийсара замерла, чувствуя, как ее попеременно окатывают волны жара и холода. — Я должен был поговорить с тобой еще тогда, три года назад. Если б только я мог… — Мальстен поморщился, покачав головой. — Если б только я знал, что за эти три года ты не забудешь обо мне, я нашел бы способ поступить честно.
Ийсара ощутила странную дрожь.
Великий Мала, он ведь не это мне хочет сказать! Я не хочу в это верить!
— Честно? — хриплым голосом переспросила она. — Три года назад, уезжая, ты… хотел, чтобы я тебя забыла?
Он вздохнул.
— Тогда я позволил себе не думать об этом, и это было малодушием, которым я также провинился перед тобой и перед всеми, чье доверие обманул. — Пристальный взгляд в глаза заставил циркачку не перебивать его. — Садясь на корабль до материка, я прощался с Малагорией и всем, что с нею связано. — Мальстен виновато опустил взгляд в землю. — И для меня в тот день все кончилось и между нами с тобой. — Он на несколько мгновений замолчал, словно позволяя своим словам обрести плотность. — Мне очень жаль, что я не сказал тебе об этом. Это было нечестно.
Ийсара сглотнула тяжелый ком, подступивший к горлу.
— Я… пытаюсь понять… ты извиняешься за то, что я ждала тебя эти три года и верила, что ты… вернешься, и между нами снова что-то будет?
Мальстен вздохнул.
— Я лишь хочу сказать, что прошлого не изменить, но я виноват в том, что не объяснился с тобой честно перед тем, как покинул Малагорию. Я не предполагал, что ты будешь ждать моего возвращения.
— Почему? — глухо спросила Ийсара.
— Для начала потому, что не планировал возвращаться, — честно ответил Мальстен.
— Но ведь… ты вернулся.
— Да.
— И… конечно же, не ради меня? — В голосе Ийсары зазвучали стальные осуждающие нотки. Она надеялась, что Мальстен виновато потупится, подожмет губы и устыдится необходимости отвечать на этот вопрос, но он встретил его все с тем же смирением.
— Нет, — ответил он.
Ийсара прерывисто вздохнула.
— Что ж… ты явно пришел не для того, чтобы вновь налаживать со мной отношения, — сказала она, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе. — Ты, похоже, явился, чтобы, — она помедлила, подбирая слово, — расплеваться со мной?
Мальстен поморщился.
— Я пришел, чтобы поговорить, — покачал головой он. — И ты можешь по справедливости считать меня трусом, ведь мне понадобилось много времени, чтобы решиться на это. Я не хотел оскорбить тебя этим разговором, и мне очень жаль, если это произошло. Поверь, я отношусь с уважением к тебе и твоим чувствам…
— Мальстен, ты как будто уже решил за меня, что я презираю тебя и ни за что не прощу за три года отсутствия.
— Я не заслуживаю твоего прощения.
— Позволь я сама буду это решать. — Она осмелилась шагнуть к нему снова. Мальстен не отступил, но заметно напрягся.
— Так или иначе, мы не сможем начать заново то, что между нами было.
Ийсара покривилась.
— Неужели я стала тебе настолько противна?
Мальстен поднял на нее пронзительный взгляд.
— Ты никогда не была мне противна, Ийсара. Я вообще сомневаюсь, что на Арреде сыщется мужчина, который мог бы о тебе так сказать. — Он покачал головой. — Но дело в том, что я люблю другую женщину.
Ийсара застыла.
Кто она? — пронеслось в ее голове. Она с трудом подавила желание выпытать у Мальстена имя этой женщины, разыскать ее прямо сейчас и заколоть ее ножом. Ийсара удивилась собственной кровожадности: никогда прежде ей не приходилось испытывать ничего подобного, но сейчас злоба захватила ее так сильно, что противиться этому порыву было нечеловечески сложно.
— Любишь?.. — переспросила она. Отчего-то эта мысль не могла укорениться в ней. Ийсара хотела верить, что Мальстен говорит не всерьез, что он не разобрался в собственных чувствах, что он ошибается.
Мальстен коротко кивнул.
— Поэтому я и сказал, что надеяться на твое снисхождение с моей стороны неприемлемо.
Ийсара чувствовала, что дрожит, несмотря на теплую шаль.
— Ясно, — сумела выдавить она. Больше всего на свете она боялась, что Мальстен сейчас решит ее утешить и приблизится к ней. Боялась — и желала этого не меньше.
Мальстен не подошел.
— Я не вправе просить твоего прощения. Но хочу, чтобы ты знала: мне искренне жаль, если я причинил тебе боль, — сказал он.
Ийсара не ответила. Она стояла, буравя его взглядом, и знала, что разрыдается, если произнесет хоть слово. Мальстен подождал некоторое время, стойко выдерживая ее взгляд, затем тяжело вздохнул и кивнул.
— Мне жаль, Ийсара, — повторил он, после чего развернулся и зашагал прочь.
Ийсара стояла, глядя ему вслед, и надеялась, что он чувствует, как ее взгляд прожигает ему затылок. Она желала, чтобы он солгал, что не контролировал ее тело, и сейчас его настигла бы расплата за применение нитей. Каждый его ровный шаг, казалось, причинял боль Ийсаре, а она искренне желала, чтобы боль испытал Мальстен Ормонт. Чтобы мучился, просил пощады, а после — просто исчез вместе с той самой женщиной, которая живет в обоих его сердцах.
Дрожь волнами прокатывалась по телу Ийсары, а глаза и щеки обжигали горячие беззвучные слезы. Она ненавидела себя за то, что плачет из-за данталли, который отверг ее — и еще большей подлостью с его стороны было говорить с таким уважением. Ни одного слова Ийсара не могла назвать мерзким, ни одно обвинение Мальстена в его собственный адрес не могла счесть лживым и наигранным. Оставшись верным себе, он был предельно честен, и это ранило так больно, что вынести это было почти невозможно.
— Ненавижу… — прошептала Ийсара едва слышным шепотом.
Ненависть оказалась ее щитом. Холодная, чистая, почти сияющая. Лишь благодаря этой ненависти Ийсара убедила себя устоять на ногах и собрала остатки сил, чтобы не упасть на землю и не дать рыданиям полностью поглотить ее.
Она нашла в себе силы развернуться и зашагать в сторону своей палатки, а вскоре даже перейти на бег. Ийсара влетела в собственную палатку, бросилась на кровать, вспомнив о том, как ночевала во дворце с Мальстеном на шикарной постели с балдахином.
Он никогда не сочтет меня себе ровней, — горько думала она. — Наверняка, он полюбил какую-то знатную женщину. Он ведь герцог! Чего я ждала? Что он захочет навсегда остаться с простой циркачкой, которая пришла в гратский цирк с улицы? Глупая, глупая, глупая!
Ийсара кричала в подушку, нервно сжимая руками одеяло, а часть ее души пряталась в прохладе ненависти. Казалось, после этой ночи только половина души сумеет выжить — вторую сожрет страсть, ревность и боль потери.
