Страж. Первое дело

— Это привязка так действует? — и только услышав собственный голос, поняла, что снова говорю вслух то, о чем думаю. Мысленно отвесила себе подзатыльник, но было поздно — меня услышали.

Алекс улыбнулся.

— Скорее всего. Честно говоря, со мной такое в первый и, собственно, в последний раз, поэтому я не знаю, как это все должно происходить, но... со временем появится связь несколько иного характера.

— Это как? — меня слегка царапало, что он говорил об этой привязке так, словно обсуждал погоду — холодно и немного отстраненно.

Появилось желание встряхнуть его, взлохматить этот хвост на затылке, вытворить что-нибудь этакое, чтобы с надменного лица доктора Варанта слетело, наконец, это вежливо-отстраненное выражение. Он ведь сейчас говорит о нас! О наших отношениях и нашем будущем, а ведет себя так, словно все это просто пустая, ничего не значащая болтовня.

— Это на ментальном и эмоциональном уровне, — сухой ответ, который еще больше подстегнул меня.

Я набрала в грудь воздуха, резко развернулась к нему лицом и... сдулась тут же, встретившись взглядом с серыми глазами, в глубине который плясали смешинки.

— Издеваешься?

— Нет, — серьезный ответ, кивок, а глаза по-прежнему смеются и вся моя злость просто улетучилась.

Вот что он делает со мной? Почему в его присутствии я перестаю мыслить трезво? Почему один его взгляд, его запах и ощущение того, что он смотрит в мою сторону, заставляет меня терять нить разговора и сбиваться с мысли? Почему рядом с Александром Варантом, мне хочется послать все дела и проблемы к демонам и просто быть собой. Не той Лизой, которая на протяжении двадцати трех лет жила как-то без него, а совершенно другим человеком.

— Наверное, это все же привязка... — тихий шепот совсем рядом и теплое дыхание коснулось моей кожи, тут же вызвав рой мурашек, что пробежались по всему телу, заставляя прогнуться и слегка податься вперед...

Всего немного... лишь чуть-чуть... и наши губы соприкоснулись, и... я снова улетела куда-то в пустоту, где кроме меня и его больше никого и ничего не было.

И все было не важно...

И проблемы просто перестали существовать...

В допросной был только Ларкин. Он по-прежнему что-то увлеченно читал, правда, на этот раз предпочел потертый паркет не менее обшарпанной столешнице. Усевшись на стол, он скрестил перед собой ноги, уложил на колени какой-то, даже на вид, безумно древний фолиант и странички переворачивал так осторожно, с такой любовью и благоговением перед этой книжицей, что казалось еще немного, и он ее целовать начнет или, что еще хуже, потребует, чтобы в присутствии этого манускрипта все дышать боялись и прохаживались мимо исключительно на цыпочках.

Я остановилась на пороге, осматриваясь. Ларкин, увлеченный чтением, даже не заметил, что уже не один, а я зацепилась за него взглядом. И вот вроде бы ничего необычного не увидела. Но вместе с тем, было что-то такое в этом парнишке, что настораживало. Только вот, что именно, никак понять не могла.

Может быть, все дело в том, что вот конкретно сейчас, Винс Ларкин совершенно не был похож на нескладного мальчишку-подростка?

Я окинула его еще более пристальным взглядом. Все та же темная растрепанная шевелюра, те же нос, рот, подбородок, но теперь все это не производит впечатления детской невинности. Точно! Ларкин повзрослел. Вот оно! То самое ощущение, которое царапало меня еще вчера. Винс Ларкин выглядит старше и пусть черты лица не изменились, а вечно съезжающие на кончик носа очки тоже никуда не подевались — это уже был совершенно другой человек. Не тщедушный подросток, которого мне представляли всего несколько недель назад, но молодой и привлекательный мужчина. Теперь Ларкину можно было дать лет двадцать пять или немногим меньше.

— Скажи-ка мне, Винс Ларкин, — вместо приветствия начала я и усмехнулась, когда поглощенный чтением, доктор наук дернулся от неожиданности и едва не упустил из рук книгу, что так любовно поглаживал. — А что с тобой не так?

— А что не так? — карие глаза за стеклами очков смотрели на меня укоризненно — Ларкин едва успел поймать свой фолиант и теперь нежно прижимал его к груди.

— Ты выглядишь иначе.

— А... ну да, — подтвердил он.

— И как это можно объяснить? — я все еще сдерживалась, но чувствовала, что раздражение начинает подниматься из глубин моего сознания и осталось немного до того момента, как оно выплеснется наружу.

— Физиологией и свойством родового дара, — Ларкин не заметил моего состояния и, поправив очки на носу, пустился в долгие и путаные объяснения, из которых я поняла только то, что в их роду вот такое вот позднее физическое развитие напрямую связано с магией или даром или еще чем-то таким. И потому нет совершенно ничего необычного, что в свои двадцать пять лет, Винс Ларкин выглядел на шестнадцать, а теперь за какой-то месяц-другой его внешность изменится.

— Все понятно, — вздохнула я, прерывая поток научных терминов и непонятных слов, — это нормально.

— Ну да, — подтвердил Ларкин и покраснел — хоть что-то в нем осталось неизменным, вздохнула я про себя.

— А где все?

— Ройс и Антон все еще пытаются выяснить все про Линду Маруанти, нашу первую жертву, и должны еще раз опросить знакомых и друзей Николаса. А Браславски выясняет все о роде Кавальских.

— А это кто? — как однако много я пропустила за вчерашний день.

— Аарон Бини, которого мы выловили в реке, на самом деле — Аарон Кавальски, представитель древнего магического рода. Правда теперь от этого рода ничего не осталось, последним представителем и был как раз наш утопленник. Так что род прервался, если, конечно, у Кавальских не отыщется какой-нибудь признанный бастард, но это вряд ли. Полукровки редко наследуют родовой дар, они могут иметь маленький резерв или просто обладать крупицами магии, но родовой дар не получают. Это связано с тем, что...

— Стоп! Стоп! Стоп! — прервала я его, замахав руками. — Все понятно. Что нам делать? Распоряжения от Ройса были?

— Нет, — покачал головой Ларкин. — Я пытаюсь понять, каким образом последний представитель старинного магического рода может быть замешен в темных ритуалах, но пока ничего не нашел, а про тебя мне никто ничего не говорил, но ты же стажер, так что... — он пожал плечами, поправил очки на носу и продолжил, — можешь пока заняться протоколами и отчетами по делу. Их много скопилось.

Я скривилась от предложения Ларкина. Но послушно направилась к одному из компьютеров. Ничего удивительного в том, что всю бумажную работу сбросили на стажера, нет и быть не может. Стражи — странные существа, если так подсмотреть и тот факт, что в этом участке среди сотрудников нет обычных людей, не делает их непохожими на остальных.

Какое-то время, я пыхтела над составлением протоколов, Ларкин вернулся к чтению. Время от времени я оборачивалась в его сторону и с каждым пройденным часом все больше поражалась тому, насколько этот молодой человек может погрузиться в чтение. Казалось, для Ларкина перестал существовать весь окружающий мир. Исчезли все звуки и запахи — он целиком был в том, что читал и совершенно отрешился от окружающей обстановки.

Когда большая часть работы была завершена, а мне до чертиков и темных пятен перед глазами надоело копаться в бумажках и пытаться придать протоколам и справкам более-менее презентабельный вид, я откинулась на спинку стула и тихонько позвала.

— Винс.

Ларкин не ответил, все еще полностью погруженный в чтение и мне пришлось повысить голос.

— Винс Ларкин!

Парень вздрогнул и снова едва не выпустил книгу из рук.

— Что? — недовольно буркнул в ответ, откладывая многострадальный фолиант на край стола.

— Расскажи мне про это дело.

— Какое дело? — не понял он.

— Ну, которое мы ведем. Расскажи, как ты все это видишь. У нас четыре трупа и никаких зацепок. Мы где-то что-то упускаем и никак не можем это нащупать.

Ларкин еще какое-то время посопел у меня за спиной, но, видно сообразил, что продолжения не будет, потому шумно вздохнул и, обогнув стол, плюхнулся на стул рядом со мной.

— Каждый из нас смотрит на это дело под одним и тем же углом и делает одни и те же выводы. Надо как-то иначе.

— Как иначе, — поднимать голову я не спешила, просто уперлась подбородком в сложенные на столе руки и смотрела на Винса. Он такой смешной становится, когда пытается выглядеть по-взрослому.

— Не знаю. Вот что нам в принципе известно о Маруанти? Как о самой убитой, так и про ее семью? — Ларкин откинулся на спинку стула и принялся сверлить меня взглядом.

Я вздохнула. Ну что же, поиграем в игру "Расскажи мне про Линду".

— Маруанти. Промышленники. Старые деньги, можно сказать, аристократия, — я принялась рассказывать все, что знаю об этом семействе, кто там знает, что мы конкретно упускаем. Это может быть любая мелочь, которая лежит на поверхности. Об нее все спотыкаются, но убрать с дороги никто не спешит — привыкли. — Линда единственный ребенок. Отец — гад порядочный.

— Они не имеют никакого отношения к магическому населению, — подхватил игру Винс. — И потому, когда при первом допросе Антон упомянул о магии и ритуалах, папаша взвился до самых небес. Они полностью нормальные, — почему-то добавил Ларкин задумчиво, — Ройс лично проверял. Ни старик Маруанти, ни его жена магами не являются, даже скрытыми.

— Тогда как дар мог оказаться у Линды? — я все еще почти ничего не понимала во всей этой магической чуши. — Такое бывает, что он может проявиться через поколение или два?

Ларкин пожал плечами, пожевал кончик карандаша, раскусил его, долго отплевывался и только потом ответил:

— Вообще, нет. Я о таком не слышал, чтобы у пустышек рождались магически одаренные дети, если только они не вступали в браки с одаренными. Но такое редко бывает. Обычно маги и другие следят за чистотой крови. Исключения случаются, но они столь редки, что про них все знают.

— Тогда откуда у Линды Маруанти мог взяться магический дар?

Ларкин задумался, поправил очки, почесал затылок, потом снял очки и начал их методично протирать, затем нацепил их на положенное место и снова почесал затылок, и в результате всех этих манипуляций, выдал:

— Не знаю.

— Как это не знаешь? — я приподняла сразу обе брови. — Ты все знаешь. Браславски тебя гением все время называет. Думаешь так просто? За красивые глазки?

Винс покраснел еще больше, хотя я думала, что это уже просто невозможно, засмущался, нахмурился и опять потянулся затылок почесать, потом опомнился и руку опустил, но задумчивое выражение с лица не исчезло. Спустя еще минуты три, он, наконец, выдал возможное решение:

— Старик Маруанти Линде не отец.

— Ай да, Ларкин, — покачала головой, — ай да, молодец! Бинго! Надо искать, кто ее настоящий папочка.

— Для этого надо поговорить с мамочкой, — осмелел вдруг Винс и стал отвечать мне в том же духе.

— А чтобы она нам все-все рассказала, — я выпрямилась и потянулась. Почему-то рядом с этим застенчивым и вечно краснеющим парнем, мне было уютно, как будто я со старым другом общаюсь, перед которым не надо выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле, и можно позволить себе маленькие вольности, наплевав на этикет и правила приличия. — Надо что? — и, не дожидаясь ответа, продолжила. — Нам нужен на нее компромат.

— Хм... — Ларкин моего энтузиазма не разделял. — Это незаконно.

— Ой, я же не деньги из нее вымогать собираюсь, — я подошла к стене, где был прикреплен плоский экран, — а в интересах следствия. Напомни-ка мне, как там ее зовут, — присела за пульт и вошла в программу.

Ларкин ломался не долго, спустя всего секунд пять он уже сопел у меня за спиной и диктовал имеющиеся у нас данные на мать Линды Маруанти.

— Сабина Маруанти, в девичестве Лоран, — четко выговаривал он, будто бы у меня были проблемы со слухом, а я вводила данные в программу. — и вот еще что... — он немного помялся прежде чем продолжить, но все же решился, — я думаю, Линда знала, что ее отец не совсем ей отец.

— С чего ты это взял? — я обернулась к Ларкину. — Ничего такого в материалах дела не было.

— Она очень серьезно стала заниматься генетикой в последние два года, составляла свое генеалогическое древо. Это вроде как не слишком важно, но в материалах есть.

Я задумалась, вспоминая. Да, действительно, что-то такое проскальзывало в характеристике Линды Маруанти, но я решила, что это не очень важно. Ну, хочет богатая девочка узнать все о своих корнях, кто ж против то? У меня вон и у самой столько скелетов в шкафу оказалось, что впору с кем-нибудь еще поделиться. А стоило, наверное, обратить на это внимание. Ох, стоило. Вполне возможно, что займись, кто этим вопросом и более подробно выясни, что там Линда нарыла по поводу своей генеалогии, мы бы сейчас не топтались на месте.

Пара минут на обработку информации и вот перед нами на экране появилось полное досье на Сабину Маруанти, мать Линды Маруанти.

— Ничего интересного, — протянул Ларкин, бегло пробежав глазами, — аристократическое семейство, старые деньги. Даже если что-то и было, то все давным-давно убрано из ее личного дела. Эти за репутацией строго следят.

Я молчала, внимательно вчитываясь в строки, что-то там было не так, что-то царапало изнутри, но я не могла понять, что же так меня напрягает на интуитивном уровне. В жизни Сабины Лоран не было ничего необычного: родилась, училась в закрытой элитной школе, потом в университете, затем вышла замуж. Дружила только с положительными мальчиками и девочками, посещала закрытые клубы для избранных и играла в теннис в свободное время. Еще Сабина Маруанти любила театр и классическую музыку, после свадьбы занимается благотворительностью, но не слишком активно, скорее всего, для поддержания имиджа — отклика в душе леди этот вид деятельности не находит. А вот косметические салоны и дорогие магазины — совершенно другое дело. И все. Все!

— Ларкин! — на эмоциях я подскочила с кресла, наконец, сообразив, что же меня так напрягало в биографии госпожи Маруанти, в девичестве Лоран. — Мы не там искали. Это не мать!

Винс смотрел на меня непонимающе, потом перевел взгляд на экран, снова на меня, на экран, и вдруг хлопнул себя по лбу со всего размаху. Я даже поморщилась — больно, наверное.

— Как же мы это раньше пропустили! — воскликнул он и тут же уселся за соседний пульт и принялся, практически со скоростью света, вбивать в программу данные. На этот раз уже я пританцовывала за его креслом в нетерпении, ожидая результатов обработки данных.

— Мы не проверяли старика Маруанти, вернее проверяли, но не по этому делу, а тут...так...на самом видном месте, — Ларкин возбужденно размахивал руками, заикался, едва не подпрыгивал от нетерпения на стуле в ожидании, когда машина выдаст результат запроса. — Как ты это вообще рассмотрела? — не унимался он, — я бы даже и не заметил, то есть я и не заметил.

— Просто у меня было чувство, что мы все время что-то упускаем, ну и тот факт, что я в любом случае смотрю на вещи немного не так, как вы. Я же еще не совсем ориентируюсь во всех этих магических штучках.